Катарина Хагена - Вкус яблочных зёрен (ЛП)

• Название: Вкус яблочных зёрен (ЛП)
• Автор: Катарина Хагена
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2016

Воспоминания о летних каникулах у бабушки радужны и волшебны, а истории, рассказанные тётками таинственны. Катарина Хагена рассказывает о женщинах одной семьи, переплетая судьбы трёх поколении. Роман о забвении и о памяти, волнующий, восхитительно забавный, и в то же время мудрый. Когда Беттина умерла, её дом достался по наследству Ирис. Спустя столько лет, Ирис снова оказывается в старом дома своей бабушки, где она проводила летние каникулы и играла со своей двоюродной сестрой в переодевания. Она блуждает по комнатам и саду, по миру, где время остановилось. В этом мире красная смородина становится белой за ночь, слёзы можно законсервировать, деревья цветут дважды, деревни исчезают, а женщины высекают из кончиков пальцев искры. За это время сад одичал. После своего падения с яблони Беттина сначала стала рассеянной, потом забывчивой и напоследок она уже не узнавала ничего и никого, даже своих собственных трех дочерей. Ирис прожила целую неделю одна в дома. Она не знает, хочет ли оставить себе этот дом. Она купается в Черном озере, принимает гостей, целует брата бывшей подруги и перекрашивает стены. Блуждая из комнаты в комнату, она отыскивает на ощупь воспоминания, которые забыла: Чем на самом деле занимался дедушка, прежде чем ушел на войну? Какие мужчины любили дочерей Беттины? Кто ел яблоки прямо с зёрнышками? Наконец-то Ирис вспоминает ту ночь, когда с её двоюродной сестрой Розмари случилось несчастье: что делала Розмари на крыше зимнего сада? Хотела ли она ещё что то сказать ей, Ирис? Ирис догадывается, что существуют различные формы забвения и воспоминание лишь одна из них.

---

улице. Он сидел на лестнице перед входной дверью, обхватив руками голову и опираясь

локтями на колени. На ступеньках перед ним стояли три ведра белой краски. Я села рядом с

ним.

— Привет.

Не убирая руки ото лба, он повернул лицо ко мне и посмотрел сквозь пальцы. У него

было угрюмое выражение лица, но голос был ласковый, когда Макс сказал:

— И тебе привет.

Я бы с удовольствием положила свою голову на его плечо, но так этого и не сделала.

Тело Макса напряглось.

— Ты хочешь сейчас покрасить курятник?

— Сейчас?

— Почему нет? Сегодня ещё долго не стемнеет, и ночью тоже светло, но это не важно,

потому что твоё платье определённо светится даже в темноте, а при дневном свете, даже

так, что болят глаза.

— Резко выделяется?

— Ах, да. Резко выделяется. В том то и дело.

Я толкнула его. Он вскочил и принёс из дома мою зелёную сумку. Мне действовало на

нервы рвение Макса и то, что парень совершенно очевидно избегал со мной телесной

близости. "Трус. Или у него есть подруга? И определённо адвокат". Должно быть, она в

Кембридже, и как раз занимается в МБА или МЛЛ, или что я ещё знаю — в КМА. Ещё бегло

говорит на всех европейских языках, у неё глаза лани и восхитительное тело, которое

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ ▪ КНИГИ О ЛЮБВИ

HTTP://VK.COM/LOVELIT

сексуально выглядит в коротких сшитых костюмах. А я пришла как дура в своей светящейся

тунике хиппи и с удовольствием послала бы Макса домой. "Но только он был здесь с тремя

вёдрами краски, терпеливо ожидая, что я принесу из сумки валики, а я?" Как раз спала

примерно два с половиной часа и не открыла бы глаза до полуночи. "Почему я не должна

красить курятник?"

Я взяла своё ведро и оба малярных валика. Макс взял по ведру в каждую руку, засунул

кисточки в задний карман брюк и мы поплелись вокруг дома. Мимо огорода, где носился

запах лука, и вдоль сосновой рощицы, в которой вечернее солнце бросало причудливые тени,

пока мы, наконец, дошли до курятника. Трава позади него была высокой, ведь долгое время

здесь больше не косили. Луг перед домом постригали газонокосилкой, но позади дома

Хиннерк скашивал траву косой. Ребёнком я любила шипящий звук, под который падали

трава и жёлтые луговые цветы, когда дед медленно и спокойно шагал через луг. Это был не

сильный жест, с которым он проводил косой, а ритмичный и равномерный как танец в духе

барокко.

— Ох, здесь.

Мы стояли перед стеной с красной надписью.

— Макс, я полагаю, ты знаешь — это правда.

— Что правда?

— Ну, что он был… нацистом.

— Он был в партии?

— Да. А твой дед?

— Не-е, мой был коммунист.

— Но мой дед был не только простой член партии, он должен был устанавливать сроки.

— Понимаю.

— Харриет нам что-то иногда рассказывала.

— И откуда вы это узнали?

— Не знаю, может она его спрашивала? Или моя бабушка ей рассказала?

Макс передёрнул плечами, открыл первое ведро, и перемешивал густой цвет молока

палкой, которую он разыскал в сосновой рощице.

—Давай начнём красить. Ты оттуда, а я отсюда.

Мы погрузили малярные валики в краску и прошлись по тёмно-серой штукатурке.

Белый цвет ярко светился. Я медленно нажимала валиком на стену. Крыша начиналась на

уровне моего лба. Тонкие ручейки белой краски стекали вниз по стене. Потрясение было

тоже разновидностью забвения. Я не хотела оставлять красную надпись. В конце концов, она

была наляпана на стене не Богом, а скучающим тинэйджером. Только шутка.

Мы быстро красили, так как стены курятника действительно были не особенно велики.

Когда мы там играли с Розмари и Мирой, дом был ещё не так мал.

Моя бабушка проводила руками в поисках крошек, пыли, песка, и остатков еды по всем

гладким поверхностям: столам, шкафам, комодам, стульям, телевизорам и стереоустановкам.

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ ▪ КНИГИ О ЛЮБВИ

HTTP://VK.COM/LOVELIT

Рукой она собирала их в кучку и толкала в согнутую блюдцем левую руку. После этого Берта

переносила то, что смела, так долго, пока не выбрасывала куда-нибудь: в мусорное ведро,

туалет или окно. "Это было симптомом болезни, и они все здесь так делали", — говорила

сестра о доме моей матери. "Зловещий дом".

С одной стороны он был обставлен так практично и функционально, однако вместе с

тем, населён телами, которые были покинуты их душами разными способами и в различной

степени тяжести. Как хорошего, так и плохого. Она всё поглаживала руками гладкие

поверхности пластмассовой мебели с круглыми углами, будто искала за что ухватиться.

Обманчивое впечатление. Ведь Берта искала руками не опору. Когда бабушка высматривала

рядом грязное пятно и оно было на её подошве, тогда она скоблила его с силой и

настойчивостью, пока грязь не оставалась под её ногтями, переходила в крошку или

становилась маленьким катышком и, наконец, совсем исчезала. Табула раса ( прим. пер. —

табула раса (с лат.) — гладкая и чистая доска для письма), больше нигде не было столов

чище, чем в доме забвения. Здесь забывали начисто.

Когда Криста возвращалась после посещений, она много плакала. Люди говорили, что

было бы весьма утешительно, если бы родители снова стали детьми, и тогда мама

становилась очень сердитой. Её плечи выпрямлялись, голос становился холодным, и Криста

тихо говорила, что это было самое глупое из того, что она когда-нибудь слышала. Бывает,

что старые люди немного путаются как дети, но не так, как старики, потому что нет

сходства. И сравнивать их с детьми было просто смешно, если бы не было грустно. Это

пришло бы в голову только тем, кто не имеет дома ребёнка или безумного старика.

Люди, которые только хотели утешить её, озадаченно молчали и часто обижались.

Выражение "безумный старик" жёсткое и бестактное. Криста хотела спровоцировать их, что

опять испугало моего отца и меня. Мы знали её только тихой и вежливой, но не

агрессивной.

Когда в школе я проходила "Макбет", то должна была думать о Боотсхавене. Это

было всё время "помню — не хочу помнить", чтобы исчезли пятна, которых вовсе не было, и

только имелись ещё три сестры-ведьмы.

Касание. Касания руки Берты всего, что было плоским; уверенность тела, что оно ещё

есть, что оно ещё оказывает сопротивление. Его проверка, была ли ещё разница между ним и

неодушевлёнными предметами в помещении. Всё появилось позже. Раньше вычищенные

пустые столы, буфеты, стулья и комоды были наполнены записками. Это были маленькие

квадратные листочки, оторванные от блоков бумажных кубиков, листочки, отрезанные от

края ежедневной газеты, большие страницы формата А4, вырванные из тетради, и корешки

кассовых чеков. Там находились списки покупок, памятки, списки с днями рождений, списки

с адресами, расписания движения, и записки с распоряжениями, написанными большими

заглавными буквами: "ПО ВТОРНИКАМ ЗАБИРАТЬ ЯЙЦА!" или "КЛЮЧ ФРАУ

МАЛЬСТЕДТ". Берта начала спрашивать Харриет то, что она по-настоящему хотела понять.

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ ▪ КНИГИ О ЛЮБВИ

HTTP://VK.COM/LOVELIT

— Что означает "ключ Мальстедт"? — совсем отчаянно спрашивала Берта. — Фрау

Мальстедт дала мне ключ? Где он тогда? Она хотела мне его дать? Я хотела ей его дать?

Какой? Зачем?

Листков становилось всё больше и больше. Если мы были в Боотсхавене, они летали

везде вокруг нас. Поскольку это всё всегда где-нибудь летало, листки медленно сдувались

через кухню и как большие осенние листья мягко кружились во дворе. Сообщения на них

всегда становились неразборчивыми и непонятными. Были на первых листках ещё такие

вещи, как пошаговое обслуживание новой стиральной машины, и записки со временем

становились ещё короче. На одной стояло "справа перед слева", если ещё кто-то это мог

понимать. Всё же иногда моя бабушка писала записки, которые она сама не могла больше

читать, и иногда пыталась прочитать листок, на котором не было написано ничего

разборчивого.

Постепенно послания становились особенно странными — "купальник в "Форде", но к