Анна Брэдстрит - Поэзия США

• Название: Поэзия США
• Автор: Анна Брэдстрит
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Поэзия
• Год: 1982

В книгу входят произведения поэтов США, начиная о XVII века, времени зарождения американской нации, и до настоящего времени.

---

ОСЕНЬ

         О стекла осень бьется,
         И мне открылось вдруг,
         Что я на дне колодца,
И юность канула во мрак,
         И на губах паук.

         Был воздух чуждым, словно
         Песок в мясном ряду,
Он в горле саднил, как наждак.
         А я кого безмолвно
         В пустынном зале жду?

         Над головою сизо
         Круглится потолок,
         Ни лепки, ни карниза.
И без ковра был пол не пол,
         И взгляд ничем не мог
         Насытиться. Лишь двери —
         Я их пересчитал
И ждал, чтоб кто-нибудь вошел:
         Пусть тень, по крайней мере,
         Скользнет в пустынный зал!

         Уйду! — себе сказал я, —
         Здесь осень, мрак и прах,
         Ни смерть, ни жизнь. Из зала
Уйду я в город, там огни.
         А страх — всеобщий страх.
         Опасливой улитой
         Я зал переползал,
Боясь упасть, и мчались дни,
         Я к двери полз закрытой
         Через пустынный зал.

         Но дверь была обманом:
         Ни ручки, ни замка,
         Был этот дом капканом,
И все же видел я, что дом
         По мне. Я брел века,
         А был я неизменно
         В начале всех начал.
Вдруг дверь открылась, и в проем
         Седой старик степенно
         Вошел в пустынный зал.

         Как ночью от испуга
         Не убыстряют шаг,
         Вводя в обман друг друга,
А лишь украдкой поглядят
         Сквозь беспросветный мрак —
         Так мой отец явился,
         Ни слова не сказал,
А только бросил робкий взгляд,
         Поправил плед и скрылся,
         Покинув мертвый зал.

         А следом вереницей
         Расплывчатая рать
Старух и старцев, а потом
         Сестер и братьев лица,
         И я увидел мать
         В простом домашнем платье,
         Глаз голубых овал,
Не задержавшихся на том,
         Кто к ней, раскрыв объятья,
         Шел через мертвый зал.

ПОСЛЕДНИЕ ДНИ АЛИСЫ[100]

Большая, но не тучная Алиса
На свой закатный возраст оперлась.
Кот склабится сквозь дремлющие листья,
От гнева беспричинного трясясь.

Изменчив вечный свет над страшной рамой,
Там сгорбилась навек трава в стекле,
Застигнутая дребезжащей драмой
В неколебимой зазеркальной мгле.

Наморщив носик, умница Алиса
Весь день решает с каменным лицом,
Как подсластить последствия каприза
Каким-нибудь магическим словцом.

Окутанная вечностью двойница
Чихнуть боится: только рот скриви —
И Все-Алиса мигом раздробится
Под натиском предательской любви —

Любви к себе (земной и в Зазеркалье),
Чей холод домогается тепла,
А губы — губ своих же (не она ли
Их рассекла, уйдя во мглу стекла?).

Дитя душевного кровосмешенья,
Безвольная, как берег меловой,
Она — головоломка и решенье,
Костер с душой бесплотно-огневой:

Как в космосе, здесь ночь без дней, вернее —
День без ночей, и мир развоплощен
Так сладостно, и стынет перед нею
Ленивый прах людей, сгущенных в сон!..

Мы тоже не вернемся в мир разбитый —
Толпа теней, бесформенный поток,
Расплывчатая взвесь и монолиты,
Неисчислимой вечности итог —

Слепая пыль, которой все простилось!
Но лучше бы — о нашей плоти бог! —
Твой гнев навеки, лишь бы эта милость —
Живая боль среди земных дорог.

РОБЕРТ ПЕНН УОРРЕН

БОРОДАТЫЕ ДУБЫ © Перевод О. Чухонцев

Дубы, морские исполины,
В струенье спутанных бород
Колеблят свет — и суть картины,
Задвинутая, ночи ждет.

Итак, лежим во мгле дубравы,
Из мглы, растущей в небосвод,
Следя, как водоросли-травы
Под ветром ходят взад-вперед.

На дне, на шельфе дня и лета,
Лежим неслышно, как полип,
По мере убыванья света
Затвердевая двойней глыб.

Нас тьма столетьями творила,
Архитектоника теней
И видимость, теряя силу,
Безмолвье делают тесней.

Полночный шторм в листве промчится,
Взбешенно проблеснет зарница,
Бурун проборонит верха:
Тьма неподвижна и тиха.

Страсть и резня, тщета живая
О прахе, полоща кусты,
Заносят реки, намывая
Фундамент нашей немоты.

Здесь пренья истлевают наши,
Здесь гнев — окаменевший гнев,
Где нет надежд, там страх бесстрашен
И спит история, истлев.

Как поздние шаги, бывало,
Будили уличную рань
И сон потухшего квартала,
Так фары спугивают лань.

Ты нравишься мне тем телесней,
Чем сердце глуше взаперти
Колотится во мрак железный,
Вынашивая свет в груди.

Живем, а веку века мало,
И знаньям веры никакой,
Так что отдать бы не мешало
И вечности часок-другой.

СОСЕДСКИЙ РЕБЕНОК © Перевод О. Чухонцев

Соседский мальчик дефективен, так как мать
При семерых уже исчадьях в той клоаке
Пилюль налопалась или свихнулась в браке,
И вот — еще один: урод ни дать ни взять.

Сестре двенадцать. Ангел писаный, она
Сидит с уродцем этим кротко, как святая.
Он ручкой машет: Ciao, Ciao![101] — повторяя
По-итальянски. А она, как день, ясна.

И от мадонны этой злость кипит моя.
Дуреха, знает ли, что все не так-то просто,
Чтоб оправдать или не оправдать уродства:
Маразм судьбы или паскудство бытия?!

И что: петля иль воля эта красота?
Благословенье ли? — Доверимся надежде,
Что и прекрасного коснется мудрость — прежде,
Чем в щель засвищет мировая пустота.

Пусть венчик радости твоей — ориентир
Там, где империи крошатся и светила.
Я улыбаюсь: — Ciao, Ciao! — через силу
И говорю, махнув рукою: — Это мир.

ЧТО ОБЕЩАЛОСЬ, ЧТО УЛЫБАЛОСЬ ВЕЧЕРОМ С КЛЕНА? © Перевод О. Чухонцев

Что обещалось, что улыбалось, вызлатив крону,
Вечером с клена? Что там за говор листьев-цикад?
Вот уж отцы возвращаются, глухо стуча по бетону,
Каждый влачит свое личное бремя, косясь на закат.
В сумерках первых тает гортензий призрачный дым.
Первый светляк пышет светом холодным, и угомону
Вечеру нет, когда первые звезды всходят над ним.

Что обещалось, когда на заре стрижи шелестели,
С шумом носились в ярких лучах среди темноты?
Ружья подростков дружно гремят по стремительной цели.
Дети кричат, когда падает стриж с золотой высоты. —
Мал еще, чтобы стрелять, — так что годик, дружок, погоди.
Лучше бери свою птичку — (глаза ее остекленели) —
Можешь кричать: это кровь, — твое сердце трепещет в груди.

Что обещалось, когда уже к ночи дети сцепили
В длинный состав обувные коробки, и паровоз
Двинул — тук-тук — вагоны — тук-тук, — и окна поплыли,
В каждом свеча, и гудок разносился — у-у — в такт колес?
Ты убегал и, спрятавшись, слушал где-то в углу,
Как тебя звали через пустырь, где в веере пыли
Маленький поезд грустно мерцал и звал тебя — у-у.
Что обещалось, когда уже умерло все и потухло,
Словно бумага, вспыхнув впотьмах, — на тьму долгих лет,
И молчаливо съежился дом, и крона пожухла?
Воспоминанья свежи: сквозняком обдувает хребет.
Что там за скрежет: дверь распахнется настежь —
                                                                                и хлоп?!
Да, что-то мы потеряли давно, простыл уж и след.
Спишь, а во сне открывается дверь, скрип — и озноб.

Много спустя стоял я один в знобящих потемках
Там, где ушли они в сон и фермы с лесами ушли.
Серо, и сердцу пусто в этих местах негромких.
Вдруг подо мною земля стекленеет и из земли,
Из глубины, где покоятся бренные их тела, —
Кости мерцают в фосфоре славы, светятся и —
Роберт и Руфь открылись… Но тьма, тьма свое взяла.

Что же, земля есть земля, и свет тот погас, и молча
Взгляд свой я поднял на мир, где были мы плотью, одной,
Роскошь лесов, неохватность полей и отблески ночи —
Рельсы вон там, и угольный скат, и город ночной.
И ее голос спокойный сказал: — Дитя, улыбнись. —
Так и его спокойный, как звезды над тишиной:
— Мы для того и ушли, чтобы все обещанья сбылись.

ПОСТИГАЯ ОТЦОВ, СТИЛЬ XIX СТОЛЕТИЯ, ЮГО-ВОСТОК США