Илья Британ - Богу

• Название: Богу
• Автор: Илья Британ
• Издательство: Типография «Зинабург и К°»
• Жанр: Поэзия
• Год: 1924

Илья Британ (1885–1942) — поэт, публицист «первой волны» эмиграции. Известно, что в 1922 г. Британ был выслан из России. Затем он оказался в Берлине, где вышли сразу несколько книг его книг.

Впоследствии его стихотворные произведения получали различные оценки: К.Д.Бальмонт, к примеру, высказывался о них весьма сочувственно, а Г.В.Адамовича таковые оставили «глубоко равнодушным». Любопытно также, что для одних он являлся «борцом-русофилом», а для других «еврейским поэтом» (хотя в поэзии И.А.Британа были весьма сильны христианские мотивы).

Дальнейшая судьба И. Британа была трагической. 15 декабря 1942 г. он был расстрелян фашистами в числе девяноста других заложников во дворе казармы в городе Монруж в предместье Парижа. В своём предсмертном письме сыну И.А.Британ признавался, в частности, что: «Больше всего на свете я любил тебя, несчастливую нашу родину, музыку Рахманинова. И ещё… русскую литературу, единственную в мире».

Данное издание — сборник «Богу» (Берлин, 1924).

Оцифровщик Андрей Никитин-Перенский. Библиотека «Вторая литература».

Раздел «Стихотворения разных лет» составлен из стихотворений, разысканных в сети и в бумажном издании отсутствует.

---

«Уста кощунственно твердят скабрезный анекдот…»

Уста кощунственно твердят скабрезный анекдот,
И грех неистовый в очах моих дымится,
Страстей обманчивых меня кружит водоворот,
Мне в мире дороги: вино, разгул, блудница…

Но сердце бедное болит, обманутое злом,
Средь смеха делаюсь я робким и усталым,
И часто кажется, что вдруг рыдающий псалом
Сорвется с уст моих, но вместе с мадригалом…

«Скрыв печаль свою звёздную, мимо…»

Скрыв печаль свою звёздную, мимо
Незаметно я дальше уйду. —
Будь Господнею силой хранима
И живи в заповедном саду.

Мне за грех суждена власяница,
За любовь — злая мука вериг;
Но тебе пусть, о, милая, снится
То, чего мир земной не достиг.

От людей, моё солнышко, скрою
Молодую ошибку твою.
Да сияет всегда над тобою
Божья ласка в небесном Раю.

Пусть безумие жуткое веет,
И грешна моя знойная плоть,
Но сильнее меня не сумеет
Полюбить тебя даже Господь!..

«Там в углу бормочет прялка…»

Там в углу бормочет прялка,
И жужжит веретено.
Мне чего-то жалко-жалко;
Буду жить: не всё ль равно…

Как бесцветна эта пряжа,
Эта нитка так сера;
Горе — то же, сказка — та же:
Нет, — кончать давно пора…

Тки, докучливая парка.
Нить простую без узла!
В дымной копоти огарка
Реет призрачная мгла…

Дай мне песен, дай мне зелья!
Нет цветов в моём саду,
И давно утратил цель я,
И дороги не найду…

Время длится так лениво.
Что теперь: июль… февраль?
Сердце — выжженная нива,
Размагниченная сталь…

Снится белая русалка,
Снится сон о короле…
А в углу бормочет прялка
В душной серой полумгле…

«Яхты, как белые лебеди; ялики…»

Яхты, как белые лебеди; ялики,
Точно дельфины; над озером пар.
Берег: там домик причудливый, маленький.
В небе — зелёный задумчивый шар.

Вспомнилась мне вдруг родная околица…
Милая родина, ты далека!
Кто-то печален там… кто-то там молится…
Господи, — снова глухая тоска!..

«Зову! — От века ты моя!..»

Зову! — От века ты моя!
Напрасно Бог карал разрывом.
Я жил, надеждами горя:
Кто любит, должен быть счастливым!

Что дал тебе кошмарный год,
И кто потребовал утраты? —
Слепым кощунством был уход:
Чего, скажи теперь, ждала ты?

Зову! — Не смеешь не придти,
Хотя б растратила все силы,
Хотя бы не было пути, —
Зову, хотя бы из могилы!

«Полу-дитя, полу-Mephisto!..»

Полу-дитя, полу-Mephisto!
Ну, как, скажи, твои дела? —
Как блещет взор поэта чистый
«В потёмках призрачного зла»?

Забравшись в тихий санаторий,
Всё пишешь мудрые стихи,
Забыв о картах, о ликёре,
Забросив книги и духи?

И всё скучаешь по России,
Где но Европе тосковал?
Проклятья шлёшь буржуазии,
Хотя не скиф ты и не галл?

Целуешь крест, портрет, икону
Да с Богом споришь день и ночь?
Приносишь жертвы Аполлону
И Время хочешь превозмочь?

Согнув изломанные плечи,
Теперь не тронутый никем,
Погряз в дыму противоречий
Философических систем?

Что проку в этой новой схиме!
Всё — вздор: одуматься пора.
Ей-Богу, право, лучше «шимми»,
Спокойный бридж иль баккара…

Себя над безднами распял ты
И шепчешь жуткие слова,—
Не лучше ль милый берег Ялты
И наша старая Москва…

Я в грёзах мало вижу толку,
А в храмах — сыро и темно:
Глядеть на небо через щёлку.
Поверь, совсем не так умно…

Пиши стихи, мечтай о Боге,
Желай бессмертья (меж могил!), —
Но пусть твои танцуют ноги:
Так Ницше, кажется, учил?

Оставь свои боренья с чортом:
Не ссорься, милый друг, с собой! —
Займись иным — здоровым спортом,
Одев костюмчик голубой.

Уйди из нового затвора,
Оставь леченье, докторов, —
Езжай в Париж: поймешь там скоро,
Что ты, чудак, совсем здоров.

И вместо слов туманно-горних,
И вышибая клином клин,
Ты миру дашь веселый сборник
Огнями блещущих терцин!

На Новый Год, чай, будем вместе? —
Пора домой! — Adieu. Пиши.
Забудь о схиме, о невесте.
Играй. Люби. Танцуй. Греши.

Р. S.
Ах, да… Исполнив долг сыновний
В день годовщины двух смертей,
Вчера был в Иверской часовне
И помолился без затей.

Её там видел: как монашка,
Она глядела из угла…
Ведь ей, конечно, тоже тяжко
«В потёмках призрачного зла»?

«Поглядите-ка прямо в лицо мое…»

Поглядите-ка прямо в лицо мое
Из-под маски своей кружевной:
Вы — чужая, но, словно, знакомая,
Где-то в далях — и рядом со мной.

Тише… Кажется, будто, вальсируя,
Мы исчезнем надзвёздным путём:
Будто жертва далёкому миру я…
Кто вы? Где мы? Куда мы плывём?

Вы мне жизнь или смерть? о, скажите же:
Этот бал, это всё — только бред,
И очнёмся сейчас в Граде-Китеже,
Где сияет немеркнущий свет?..

Иль ошибся? И грёзою жуткою
Сердце бедное снова я сжёг,
И пленился теперь проституткою?
Помоги мне, безжалостный Бог!..

Вальс окончится! — Там за гардиною
Маску холодно снять прикажу
И увижу я сказку любимую
Иль спокойно вас там задушу!..

«Быть свободным, словно кречет…»

Быть свободным, словно кречет,
Верить просто — не могу:
Всё всему противоречит
В этом дьявольском кругу.

Всё, что в жизни сберегла ты:
Правда, Бог — больной мираж,
И в тяжелый миг расплаты
Всё с лихвой судьбе отдашь.

И чего ты не имела,
Тоже надо потерять,
Чтоб безропотно и смело
Верить снова, жить опять.

На пути всегда гробница,
Счастлив тот лишь, кто воскрес:
Умирай, чтоб возродиться
На земле, но для небес…

«На террасу, где стояли столики…»

На террасу, где стояли столики,
Где в цимбалы кто-то в красном цокал,
Из гнезда упал вдруг птенчик голенький
И разбился, бедный, насмерть об пол.

Кто-то речь держал о добродетели,
Кто-то звал всех ехать на Таити:
Птенчика, конечно, не заметили.
Я сказал лакею: «Уберите»…

О, мой птенчик, сколько в мире краткого!
Как любовь моя, ты жил немного…
Смерть ко всем приходит одинаково,
Души птичек тоже плачут к Богу.

«Ты в гробу. Не слышу голоса…»

Ты в гробу. Не слышу голоса, —
Неужели он замолк!
И как ласковые волосы,
Твоего наряда шёлк.

Нет тебя, — молчит Вселенная!
На парче твоей узор,
Словно бабочка нетленная,
Как твой милый-милый взор.

На тебе кольцо знакомое;
Твоя белая фата,
Как безмолвное лицо мое,
Как сгоревшая мечта.

И дрожат струи кадильные,
Как солгавшие слова,
Как любовь моя бессильная… —
Умер я; но ты — жива!..

«О, ласковые голуби…»

О, ласковые голуби,
Далекие печали, —
Коль сердце расколола бы,
Тогда б вы увидали,
Какими снами лютыми
Душа моя объята,
И кажется минутами,
Что жизнь ушла куда-то,
Что муку поборала бы
Любовь великой силой,
Но, ласковые голуби,
Не здесь, а за могилой…

«Когда все помыслы случайны…»