Илья Британ - Богу

• Название: Богу
• Автор: Илья Британ
• Издательство: Типография «Зинабург и К°»
• Жанр: Поэзия
• Год: 1924

Илья Британ (1885–1942) — поэт, публицист «первой волны» эмиграции. Известно, что в 1922 г. Британ был выслан из России. Затем он оказался в Берлине, где вышли сразу несколько книг его книг.

Впоследствии его стихотворные произведения получали различные оценки: К.Д.Бальмонт, к примеру, высказывался о них весьма сочувственно, а Г.В.Адамовича таковые оставили «глубоко равнодушным». Любопытно также, что для одних он являлся «борцом-русофилом», а для других «еврейским поэтом» (хотя в поэзии И.А.Британа были весьма сильны христианские мотивы).

Дальнейшая судьба И. Британа была трагической. 15 декабря 1942 г. он был расстрелян фашистами в числе девяноста других заложников во дворе казармы в городе Монруж в предместье Парижа. В своём предсмертном письме сыну И.А.Британ признавался, в частности, что: «Больше всего на свете я любил тебя, несчастливую нашу родину, музыку Рахманинова. И ещё… русскую литературу, единственную в мире».

Данное издание — сборник «Богу» (Берлин, 1924).

Оцифровщик Андрей Никитин-Перенский. Библиотека «Вторая литература».

Раздел «Стихотворения разных лет» составлен из стихотворений, разысканных в сети и в бумажном издании отсутствует.

---

«О, ласковые голуби…»

О, ласковые голуби,
Далекие печали, —
Коль сердце расколола бы,
Тогда б вы увидали,
Какими снами лютыми
Душа моя объята,
И кажется минутами,
Что жизнь ушла куда-то,
Что муку поборала бы
Любовь великой силой,
Но, ласковые голуби,
Не здесь, а за могилой…

«Когда все помыслы случайны…»

Когда все помыслы случайны,
И гаснет пламенная вера,
Беру в немой печали Heine
И раскрываю Romanzero.

Мгновенье — вечность, век — минута,
Слеза смеется, смех — до боли,
И снова верится как будто,
И смысла нет в земной юдоли.

Опять мой светлый храм украшен,
Мечта в молитве заблистала,
И слышу там меж чёрных башен
Бесовский смех и звук хорала…

«В горах зелёных тишина…»

В горах зелёных тишина:
Так хочется покоя…
Но сердце, как из чугуна
И жуткое такое.

Поля нежней, чем акварель:
Так хочется покоя…
Но сгинул первой ласки хмель,
О, время дорогое!

Молчит небес далёких грань:
Так хочется покоя…
Довольно, думать перестань
Про чёрное былое!

В часовне около икон
Один с моей мольбою…
Церквей неясный перезвон…
Как хочется покоя!..

«Кто там так зорко сторожит…»

Кто там так зорко сторожит
Брунгильды каменное ложе? —
Ужели вновь пришёл Зигфрид,
Но там найти её не может?

О, как ревниво стерегу
Тобой покинутое ложе:
Вернуть тебя я не могу,
И злая скорбь мне душу гложет…

«Сегодня ночью, ночью долгой…»

Сегодня ночью, ночью долгой
Мне снились юные года.
Зеленой лентою над Волгой
Вдаль уходили города.

Шумели пристани, и с горок
Змеились легкие мостки;
А жаркий день навеял морок
На эти рыжие пески.

Гудок — то грозный, то плакучий.
Простор. Кружится голова.
А там, беснуясь, злые тучи
Закрыли тенью острова.

Чу, где-то песня… О, затоны,
Где пахнут светлые костры,
Где я, без памяти влюбленный,
Бродил до утренней поры…

Мы в лодке. Счастье — миг единый:
Ты вновь печальна, я суров.
А тут же рокот соловьиный
С далёких спящих берегов…

Зима. На тройке. Петь охота!
Шалит бубенчик. Ночь светла.
Толчок, и лихо гикнул кто-то.
И мчатся кони, как стрела.

Весна. Сорвав с себя покровы,
Река проснулась. Дождь. Гроза.
Но что сулит мне праздник новый?
И я смотрю тебе в глаза…

Теперь — ни родины, пи Волги,
Ни слов любви, ни бубенца…
О, вечер жизни, скучный, долгий!
О, близость ночи без конца!

«Царило лето. Дни погожие…»

Царило лето. Дни погожие.
Высь — голубые зеркала.
Тебе цветы кивали Божии,
Когда ты лугом тихо шла.

Уста сжимали нитку колоса;
Был чёткий взор спокоен, смел;
Резвились ласковые волосы;
На шее крестик мой алел.

На солнце ты казалась строгою
Живою бронзою в огне
И шла зеленою дорогою,
Но не за мной и не ко мне.

«Как страшно мне во тьме ночной…»

Как страшно мне во тьме ночной,
Душа боится мрака!
Бредёт по улице за мной
Приставшая собака.

Туман. Ни звезд, ни фонарей:
Весь город, как могила.
Идём, товарищ, поскорей,
Что смотришь так уныло?

Идём в холодном шалаше
Поужинать со мною:
Хотя б одной живой душе
Печаль свою открою.

Я расскажу тебе, мой пёс,
Про то, как я обманут,
Про боль любви, про муку грёз,
Про то, как люди вянут.

Мы будем в хижине одни;
Портрет увидишь в раме:
Ты на него, мой друг, взгляни
Весёлыми глазами.

В нём то, чего уж больше нет:
Небесная отрада.
Но всё, голубчик, ложь и бред,
Досказывать? — Не надо!..

Я много, много перенёс,
Сгорев в обмане неком.
Как хорошо тебе: ты — пёс!
Быть жутко человеком!..

Немая ночь. Тоскливый мрак,
Душа боится мрака.
Бредёт по улице дурак,
А рядом с ним — собака.

«Тоскует ум. Слабеет вера…»

Тоскует ум. Слабеет вера.
В душе усталой мрак и ложь.
Куда дорогой Агасфера,
Страна родимая, бредёшь?

Суди себя безмерно строго,
Слезами, кровью изойди:
Тогда ты снова узришь Бога
В конце тяжелого пути.

Когда мечта сгорит отравой,
Крестом прикрой нагую грудь
И, став бессмертно-величавой,
Былой Голгофы не забудь!

Иди! Страданье искупило
Безумный грех безумных лет,
И даст великое светило
Тебе, родимой, мир и свет.

Тоска рыдает. Небо серо.
Кошмар и ужас. Где покой? —
О, путь проклятый Агасфера!
О, край отчизны дорогой!

«Робкий свет. С водою блюдце…»

Робкий свет. С водою блюдце.
Растопил свинцовый крест.
Я гадаю (мысли вьются)
Про тебя и твой приезд.

О, родная, далеко ты,
Оттого померк мой взгляд.
Выливаются ворота:
Это к встрече, говорят…

Как ладья моя устала,
Как не хочется грести…
Иль меня ты любишь мало,
Иль на разном мы пути?

Нет, ты любишь: злые тени
В сердце влили черный яд…
Наши души от видений
Да от призраков болят.

Наше счастье — в Божьей воле;
Мы тужили, — Бог велел:
На Его святом престоле
Наш решается удел.

Я гадаю сквозь дремоту.
Растопил свинцовый крест.
Снова вылились ворота
И сулят мне твой приезд…

«Моя муза — девочка смуглянка…»

Моя муза — девочка смуглянка.
Удивленный взор, не косы — змеи.
То она — аскетка-христианка,
То — дриада с вычурной камеи.

Моя муза скрытная дичится,
Поцелует молча, как икону;
А порою — просто озорница
И под пару только ветрогону.

Моя муза — рядом и далёко;
Улыбаясь, плача миг за мигом,
То ведёт трясинами порока,
То — к кресту, молитве и к веригам.

Моя муза в храме и в концерте,
В светлом поле и в пустыне, всюду —
Выше жизни и сильнее смерти,
Бесконечность и тоска по чуду.

«Мне с тобой совсем не по дороге?..»

Мне с тобой совсем не по дороге?
Да, уныл мой медленный закат,
Ты светла в тоске своей по Боге…
— Разойдёмся наугад!

Хоть других людей тебе я ближе,
Всё равно: я умер, ты — жива?
Бог с тобой, скорее уходи же…
— Надоели все слова!

Как уйдешь, то в память нашей встречи
Чинно панихиду отслужи,
А когда погаснут в храме свечи,
— Всё забудь и не тужи!

Скучно! Как тесна земли орбита!
Мне с тобой совсем не по пути?
Если жизнь окажется разбита,
— На могилу приходи!

Так и быть, свой гроб тебе открою:
Будем ждать в нём Страшного Суда…
Видно, суждено мне быть с тобою
— Всюду, вместе, навсегда!

«Куда, как призрак из могилы…»

Куда, как призрак из могилы,
Россия скорбная идёт? —
Скажи мне, вещая сивилла,
Ответь мне, мудрый звездочёт!

В очах тоска, зияют раны,
Кровавым вихрем вспоена,
А в сердце — черные туманы:
О, Богу грешная страна!

Плясала Смерть под каждым кровом!
В руках сжимая крест святой,
Сбирая именем Христовым,
Бредешь ты круглой сиротой.

Весь край, — что кладбище; а голод
В венке из ядовитых трав
Занёс над ним свой жуткий молот,
Поля и нивы растоптав.

Открой, судьба, свой тайный свиток!
Что там в грядущем? — дай взгляну…
Ужель ещё годины пыток?
Спаси, Господь, свою страну!

«Я смотрю на таинственный знак…»