Михаил Найман - Плохо быть мной

• Название: Плохо быть мной
• Автор: Михаил Найман
• Издательство: Время
• Жанр: Современная проза
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-9691-1260-5

Добрый, наивный, влюбленный, неприкаянный русский американец Миша входит в нашу реальность как бы из небытия, из-за прикрытой судьбой двери — роман Михаила Наймана публикуется посмертно. Обидно, конечно, что автор, не доживший до сорока, никому не даст интервью и не подпишет книгу, но издательство уверено, что ей и без того суждена широкая известность. Так проносится реактивный самолет — уже скрылся за горизонтом, а звук только нарастает. Начитанные люди заметят родство героя с Холденом Колфилдом из романа Сэлинджера. Это хорошо: Холдену будет не так одиноко за горизонтом, ему будет приятно сознавать, что у него есть такой способный братишка в русской литературе.

---

— Джо? — бодро спросил я. — Тот самый, который вчера был в клубе?

Вместо ответа она стремительно шагнула ко мне и вжалась губами в губы. Я чувствовал себя надувной куклой, которую используют не по назначению. Парти все время была рядом. Сидела и листала журнал, пока мы целовались. Потом подняла голову и заговорила о будущем России. Как если бы это было само собой разумеющейся реакцией на то, что происходит перед ее глазами. Достала какие-то бумаги, чтобы подкрепить свое мнение. Говорила очень подкованно и абсолютно непонятно. Наконец, я сказал, что все ее слова ничего не значат — только русские, жившие в России, имеют право говорить о своей стране. Это заявление было не совсем основательным, если учесть, что Парти жила в России последние пять лет, а я их провел в маленьком английском городке, где за все это время ни разу не обмолвился словом ни с одним русским и начал уже подзабывать родной язык, и Полина сказала мне об этом.

— Все равно! — не отступал я. — Каждый эмигрант, приехавший сюда, видите ли, лучше любого американца знает, «как у них здесь в Америке». Спросите у Малика, который большую часть жизни провел в Италии, — он вам расскажет, как здесь надо жить. Не собираюсь слушать проповедь иностранца о том, что требуется моей стране!

Услышав эти слова, Полина даже испугалась, а Парти погрустнела и сказала, что я, скорее всего, прав.

— Поехали в город, — вяло сказала она.

Я вспомнил, что все это время искал случая отомстить ей, и теперь, когда это непроизвольно получилось, мне стало неприятно.

— Мне понравилось, как ты ей сказал, — прошептала мне в ухо Полина в лифте. — Я бы не осмелилась.

Такси катило по направлению к Гринвич Вилледж. В районе Четырнадцатой внезапно затормозило и чуть не врезалось в другое. Водители начали друг на друга орать, Парти стала материть нашего. Потом вышла и точно так же другого. Она стояла на перекрестке и напоминала явление природы. Наконец приказала нам выходить, и мы послушно вылезли.

Мы оказались в Сохо. Место, куда мы вошли, могло быть рестораном, или баром, или клубом, но не было ничем из трех. Больше всего походило на галерею, в которой подают спиртное и еду. На высоких потолках была лепнина, столики располагались между резными колоннами. Стены были увешаны картинами, на мой взгляд, бездарными. В манере Ротке, но Ротке был прекрасен, а манера — блеф.

Люди за баром и официантки выглядели моделями. Ты здесь тоже был обязан быть красивым. Как советские плакаты с атлетическими юношами и девушками при одухотворенных физиономиях. Идея арийской сверхрасы торжествовала в этом кафе. Ах, как на меня давили в младших классах школы! Одинаковая одежка, определенная музыка, против которых не попрешь.

Мои спутницы идеально вписывались в картинку. Я никогда не считал себя уродом, а в Англии на фоне местных лиц, если честно, несколько деформированных, вообще слыл чуть ли не Кевином Костнером. Но здесь главное было сознание собственной исключительности, и я не соответствовал эталону даже отдаленно.

На полу вдоль стен были разбросаны подушки, на которых можно сидеть, но мы пошли к столикам. Полина все еще держала розу, которую я подарил.

Недалеко от нас лежал парень и что-то горячо говорил своей уже немолодой подруге. Преувеличенно горячо. У него только что отросли крылья, и секунду назад он перестал ощущать под ногами землю. Он говорил, у него получалось, он был в восторге. Он лежал в обыкновенной позе, но впечатление было, что закинул ногу за затылок.

Мы расселись и стали ждать коктейлей. Я очень на них надеялся: принесут и что-то изменится. Например, я перестану так разительно не подходить этому заведению.

За соседний столик уселись два крупных парня. Потрясающие ребята. Такой особый американский род прекрасных людей — интеллигентные качки. Под два метра, широкие плечи, красивые лица. Они разговаривали, но поглядывали на Полину. Как будто говорят о ней. Она демонстративно смотрела мимо них — то рассеянно, то уставившись в точку, видимую ей одной. Наконец, один из парней перегнулся к ней через столик и спросил, нравятся ли ей картины.

— Нет, — равнодушно ответила она, продолжая их не замечать.

— Это все картины моего друга, — сказал парень радостно, как будто услышал одобрение живописи. — Джон работает красками уже пять лет. Недавно заключил контракт на роспись ресторана в Мидтауне.

— Говно, — без выражения произнесла Полина, то ли о картинах Джона, то ли о том, что ресторан не ахти.

— Последние тридцать картин Джон написал на картоне. Этим он выражает солидарность с бездомными Нью-Йорка, живущими в картонных коробках, — не унывая докладывал красавец. — Но сейчас перекинулся на мультики, — сообщил как неоспоримый аргумент в пользу друга. — Рисует портреты персонажей. Теперь его главная тема — Флинстоуны. Его портрет Вильмы просто бесподобен!

— Вильмы? Никогда не видела, — оборвала его Полина. — Что за Стоуны? Кто-нибудь видел этих Стоунов?

— Я смотрел! — вмешался я, зная, что не имею права голоса. — Семья из каменного века. Для этого надо быть американцем. Типичная семейка среднего класса, живет с тобой по соседству. Только в каменном веке.

— В твоем пересказе звучит, как редкостное говно, — призналась Полина.

— Хочешь, поедем к Джону в студию, посмотрим на его последние работы? — невозмутимо предложил парень, словно обрадованный нелестным отзывом Полины.

— И что мы будем там делать?

— Глядеть на картины Джона и искать каждый свою концепцию. — Он немного растерялся. — Джон нам поможет. Джон очень любит объяснять, что его картины значат.

— В этом я не сомневалась, — заметила Полина. — Это удел любого неталантливого артиста — объяснять, что его искусство значит. Но что мы будем там делать? — вопросительно и сурово посмотрела она на парня.

— Ты скажешь, понравились тебе его картины или нет.

— Да я уже сказала. И думаю, нам не стоит туда ехать.

В этот момент перед нами возникло бледное лицо. Непонятно откуда выплывший скуластый парень стал рассказывать нам, что пять минут назад челюсть его так и ходила ходуном, но сейчас все вроде пришло в норму и челюсть почти не беспокоит. Потом он сказал, что здесь так же весело, как было в прошлую пятницу в клубе «Твайло», и спросил, так же ли нам весело, как ему. Судя по остекленевшим глазам парня, ему сейчас могло быть весело и в вагоне Ленинград — Воркута, и где угодно.

Тут у него пошла носом кровь. Я стал говорить, что у парня идет носом кровь — как слепым — и ему надо помочь. Парти посоветовала мне уняться, иначе будет себе дороже.

— Тот еще парень, — уверяла она, — мутный.

Но я схватил его за плечо и спросил:

— Извините, можно вам чем-нибудь помочь?

На это он, не торопясь, обернулся ко мне и подчеркнуто бесстрастным голосом спросил, не знаю ли я, кто убил Лору Палмер.

— Вот видишь! — назидательно шикнула Парти.

Девушки поднялись и, не сказав ни слова, двинулись в отдаленный угол ресторана. И скрылись там. Я не знал, следовать за ними или нет. Я ощущал себя брошенным. Подошла Парти и спросила, почему я сижу здесь, если они с Полиной давно ждут меня в туалете.

Туалет был обычный, ряд в несколько кабинок. Народу здесь собралось больше, чем во всем заведении. Шумно, гораздо оживленней, чем внутри залы. Полина была в центре этой толчеи, растворяясь в ней. Дверь кабинки открылась, оттуда вышла женщина, на ходу поправляя лямку платья.

— Пошли! — Полина взяла меня за руку.

Парти вошла в кабинку вслед за нами и закрыла дверь на задвижку. Внутри втроем было невероятно тесно.

— Деньги есть? — неожиданно резко спросила меня Полина.

Я обрадовался:

— Давно собирался. А то вы все время платите за меня. Просто не было случая предложить…

— Я поняла, — сказала Полина грубо. Взяла у меня долларовую и свернула в трубочку. Передала ее Парти, полезла к себе в сумочку и вынула зеркальце. На секунду в нем мелькнул ее глаз, поймал мое отражение и подмигнул.

Мы по очереди вдохнули снадобье и повторили. Постояли, похлюпали носами, захваченные каким-то не до конца сформировавшимся чувством, и всё порывались сообщить друг другу новость, только не знали какую. После намеков и легких препирательств пришли к выводу, что, пожалуй, можно идти обратно. После этого долго собирались и, когда почти уже вышли, вспомнили, что оставили пакетик кокаина на крышке унитаза. Парти все время повторяла, что что-то забыла, но не могла вспомнить что. Она была озабочена, каждая новая секунда неизвестности действовала ей на нервы. Мы обследовали пол и поверхность унитаза.

— Хочешь сигарету? — сочувствующе спросила Полина. Парти закурила. — Ну что, вспомнила?

— Нет! — в отчаянии вскинула руки Парти, вид у нее был несчастный.