Дмитрий Козлов - Я уже не боюсь

• Название: Я уже не боюсь
• Автор: Дмитрий Козлов
• Издательство: Издательство АСТ
• Жанр: Современная проза
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-17-099370-3

17-летний школьник Миша Карасин занят обычными для большинства его сверстников вещами — спортом, девушками, дискотеками, прогулками и дворовыми посиделками. Близится конец учебного года, и будущее кажется безоблачным, а беззаботная жизнь — бесконечной, как грядущие каникулы.

Радость от наступающего лета сменяется шоком, когда отец Миши внезапно умирает. Справиться с болью помогает неожиданно обретенная любовь, и Мише кажется, что жизнь все еще может быть прежней. Однако новая трагедия лишает его любимой девушки, и эта сокрушительная двойная потеря грозит привести к непоправимым последствиям. За растянувшееся в целую эпоху лето Мише, бросающемуся из одной опасной крайности в другую и отчаянно пытающемуся устоять на ногах в навсегда переменившемся мире, предстоит открыть в себе много неожиданных черт, подойти к самому краю и, наконец, обрести себя заново, получив надежду на будущее.

---

Как только начинаются наши темы, Лепрекон, до этого пускавший дымовые кольца к потолку, вдруг оживает, выпрямляется и слушает внимательно. Я стараюсь выложиться по максимуму — все-таки впервые нас слушает кто-то левый — и молочу зубодробительный, пульсирующий рифф, придуманный вчера, отчаянно, будто играю в последний раз.

Доигрываем свои песни. Все три. На последней Никита выдает затяжную и выпендрежную коду. Лепрекон задумчиво кивает, пока гитарный рев в древних динамиках медленно стихает, шурша, будто оседающая на пол пыль. Я кладу ладонь на старый усилок и чувствую, что на нем можно жарить яичницу. Наверное, потому в этой сырой комнате гораздо теплее, чем в коридоре за дверью.

— Паранойя, — говорит наконец Лепрекон, бросив окурок в горлышко пустой бутылки. Я уже понял, что это у него синоним «хорошо». — Есть еще свое что-нибудь? Это ж вы свое только что играли, да?

— Ага, — кивает Никита. — Еще пара сейчас в процессе.

— Такие же паранойные?

— Вроде того, — отвечаю я.

— Ты пишешь? — поворачивается гость ко мне.

Киваю.

— Сможешь еще штук пять до субботы сбацать? Таких же типа блюзоватых.

— Э-э…

— Да сможет, конечно, — отвечает за меня Никита.

— Ну тогда у меня для вас новость. Я хочу забабахать что-то типа маленького блюз-феста у меня в «Оловянном дирижабле». Правда, у нас все в последнее время всякий говнопанк шпилят, или русский рок, или еще какое-нить нытье, причем кондово и на корявом английском. А блюза или там блюз-рока толком и нет — я только две команды нашел. Если хотите, будете третьими. Думаю, если нормально народу подтянется, получите по сотне где-то. Ну и пивас с меня, ясное дело. За счет заведения.

Круто. Особенно если учесть, что сегодня четверг.

Мы расходимся, и я по пути домой пытаюсь придумывать всякие риффы, или, как говорит наш школьный учитель музыки, музыкальные фразы, на которые можно опереться и сплести вокруг них полноценный музон. Получается паршивенько, и в метро я втыкаю в уши наушники. Лучший способ придумать хорошую песню — слушать чужие и пытаться их переиначить. Думаю, так все крутые хиты создаются.

Мой кассетник с отпадающей крышкой силится пропихнуть музыку группы «Cream» через дешевые наушники (один из них издает предсмертный треск), но тщетно: грохот поезда легко заглушает остальные звуки. Я вдавливаю наушники поглубже и начинаю что-то слышать. Так и еду до конца — держась за уши, будто лязг вагона для меня непереносим.

Дома кое-что получается. Записываю сразу две заготовки. Бренчу на гитаре до темноты. Думаю, до субботы успею.

«Оловянный дирижабль» — крошечный бар в подвале старинного дома на улице Михайловской, совсем рядом с Майданом. Тесный зал, окружающий массивную центральную колонну, предназначен для чего угодно, кроме живой музыки. Рахитичная сцена, втиснутая в один из углов, не видна половине посетителей. А их тут и так негусто — пара десятков, не больше.

Но мне все это побоку. Кажется, что передо мной забитый до отказа Дворец спорта. Впрочем, волнения нет. Не уверен, что после этого лета оно вообще когда-нибудь будет. Да и чего волноваться, если мы играем здесь уже в четвертый раз.

Мы уже настроились. Здесь нормальная современная аппаратура, поэтому поначалу было непривычно после наших палеолитических древностей. Из-за тесноты пришлось сбиться в кучу — мы с Никитой и Царьковым плечом к плечу и Ника позади за барабанами.

С названием группы проблем особых не было. На бас-барабане осталось название заводской группы — «Белки и Стрелки». Вполне себе в духе ансамбля с завода, где клепали ракеты. Мы сначала думали стереть, но оказалось, что надпись стойкая, и удалось справиться только с буквой «и» между двумя словами, а потом забили. Мы как-то об этом и не думали, пока Лепрекон не предложил оставить старое название:

— А что? Сейчас полно всякой хрени с тупыми новомодными названиями. А у вас старперский такой музон. Значит, и имя старперское нужно. «Белки-Стрелки», по-моему, в самый раз. Как раз ритм-гитарист ваш в своей джинсовке нормально смотреться будет. Как Макаревич в восьмидесятых.

Так на месте стертой буквы появилась черточка, наведенная черной помадой Ники. Публике вроде как все равно. По-моему, ее вообще больше волнуют пиво и жратва.

Наконец, мы начинаем. Я стараюсь смотреть поверх голов сидящих за столиками, на черно-белые фотографии старых американских машин, украшающие дальнюю стену. В зале полумрак, на столиках горят свечи, туманом висит табачный дым. Отлично. Так нас хуже видно.

Никита орет слишком громко, и на второй песне приходится подрегулировать звук. Почему-то так получается каждый раз. Хотя, опять же, всем по фигу. Ну почти всем — пара человек разворачивает стулья к сцене, покачивается и притопывает ногами в такт тяжелому, вязкому буханью блюзовых аккордов. Какая-то девушка даже пытается танцевать перед сценой, то и дело задевая столики со звякающими тарелками и пивными кружками. Кажется, я ее где-то видел, но не помню где… Она извивается, вытягивая руки к потолку, совсем как Юля на дискачах или дома, когда она надевала наушники и танцевала, закрыв глаза, а солнце, проникавшее в окно, отбрасывало на зеленые обои ее гибкую тень…

Стоп. Хватит.

Чуть не сбиваюсь с ритма, но быстро встраиваюсь обратно. Душно. Ремень гитары натер шею.

В последнее время такие прорывы Юли сквозь мою воображаемую плотину случаются все чаще. Не знаю почему. Музыка уже не помогает, а другого средства нет.

Правда, алкоголь немного сглаживает, разбавляет опасные мысли. Все же я начинаю понимать, отчего люди его пьют, когда им хреново. Это не лекарство, а скорее дымовая завеса, где все, что терзает и мучает, на время становится неясным, размытым и призрачным…

Доигрываем. Какой-то мужик с длинными седыми волосами хлопает и просит сыграть что-нибудь на бис. Мы играем одну хорошо утяжеленную песенку Эрика Клептона и заблюзованный кавер на «Sweet Dreams», который я заставляю втыкать в каждый концерт. Девушка, танцевавшая перед сценой, растворяется в сигаретном тумане. Закончив играть, мы снимаем гитары и дружно идем к Лепрекону за деньгами и пивом.

Внутри торчать нет смысла, и с гонораром в карманах и полными кружками в руках мы выходим на улицу. Тьма уже наползает на старый двор, в окнах домов вокруг загорается свет. Мы чокаемся и пьем. Потом Никита идет к таксофону и куда-то звонит. Царьков вяло трындит с Никой, засунув руки в карманы. Противные жиденькие усики над его ртом покрыты пивной пеной.

Я помню, как на прошлой неделе было радостно после первого выступления, хоть оно было один в один как сегодняшнее. А теперь всеобщий угар куда-то пропал. Как будто все в глубине души ожидали, что вмиг станут рок-звездами, и только сейчас поняли, кто мы такие на самом деле. Может быть. Потому что я ни с кем особо близко не общаюсь и сам никаких надежд не питаю — у меня вообще нет никаких планов. А музыка была нужна мне как лекарство, как волшебство, но сейчас ее магия ослабевает…

— Можно сигарету? — слышу я голос за спиной.

Поворачиваюсь и вижу девушку. Ту самую, что танцевала внизу. Теперь-то я понимаю, почему она показалась мне знакомой: это она сидела в метро напротив меня, когда мы в первый раз поехали на БЖ. Короткие кислотно-зеленые волосы. Темные очки. «Бойцовский клуб». Да, определенно она. То есть сейчас, конечно, нет ни книжки, ни очков — только волосы.

Достаю сигарету и протягиваю ей. Потом зажигалку. Она прикуривает и смотрит на меня поверх огонька, который отражается в больших темных глазах.

— Супер сыграли, — говорит она.

— Спасибо.

— Это банда ваша?

— Ага…

— Меня Валик специально позвал, чтоб я вас послушала. И не зря.

Валик — это Лепрекон, хозяин «Оловянного дирижабля».

Секунду спустя девчонка, видимо, понимает, что я не в курсе, почему она такая ценная, что ее специально пригласил Лепрекон, и что это должно о чем-то мне говорить. Она улыбается, выдыхает дым и протягивает руку ладонью вниз:

— Рося. Я из журнала «ХЗМ». Пишу статьи всякие про местных музыкантов.

— Миша.

Я наклоняюсь и целую протянутую руку — просто не знаю, что еще с ней делать. Не пожимать же.

Девчонка смеется и отдергивает руку.

— А Рося — это от какого имени сокращение? — говорю я.

— От Росомахи, — отвечает Рося, и мы смеемся. Вспоминаю журнал — его Китаец почитывает. Про музыку, граффити, спорт…

Темная арка справа от нас наполняется адским ревом, и во двор заезжает мотоциклист. Глушит мотор, идет к двери. Черный силуэт звякает, как рыцарь в доспехах. Уже метров с десяти слышны «Limp Bizkit», грохочущие в его наушниках.

Китаец. Никогда его раньше здесь не видел. Проходит мимо нас, скользит безразличным взглядом, заходит в «Дирижабль» и спускается по лестнице вниз.