Дмитрий Козлов - Я уже не боюсь

• Название: Я уже не боюсь
• Автор: Дмитрий Козлов
• Издательство: Издательство АСТ
• Жанр: Современная проза
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-17-099370-3

17-летний школьник Миша Карасин занят обычными для большинства его сверстников вещами — спортом, девушками, дискотеками, прогулками и дворовыми посиделками. Близится конец учебного года, и будущее кажется безоблачным, а беззаботная жизнь — бесконечной, как грядущие каникулы.

Радость от наступающего лета сменяется шоком, когда отец Миши внезапно умирает. Справиться с болью помогает неожиданно обретенная любовь, и Мише кажется, что жизнь все еще может быть прежней. Однако новая трагедия лишает его любимой девушки, и эта сокрушительная двойная потеря грозит привести к непоправимым последствиям. За растянувшееся в целую эпоху лето Мише, бросающемуся из одной опасной крайности в другую и отчаянно пытающемуся устоять на ногах в навсегда переменившемся мире, предстоит открыть в себе много неожиданных черт, подойти к самому краю и, наконец, обрести себя заново, получив надежду на будущее.

---

— Ой… Извините… — говорит девчонка, поднимаясь, и кладет палочки на стул. — Я просто услышала, как вы играете, и… ну…

— Да нормально все, — машет рукой Никита и улыбается. — А я тебя знаю. Ты с архитектуры вроде?

— Нет, с графики, — отвечает улыбкой девчонка, отбросив со лба огненно-рыжую челку. Ее губы накрашены черным, и я вспоминаю песню «Агаты Кристи» «Опиум»: «Я крашу губы гуталином, я обожаю черный цвет». — Мы с тобой рядом сидим на общих лекциях, — продолжает черногубая.

— Точно. Помню, ты как-то на паре по психологии неплохую копию «Девочки с персиками» на обложке учебника нарисовала.

Девушка смеется:

— Было дело. Ника.

— Никита. Круто стучишь.

— Спасибо. Можно… можно с вами попробовать?

Я буквально чувствую, как прохладный подвальный воздух нагревается от пара, который рвется из ноздрей Китайца. Должно быть, Ника тоже что-то такое чувствует и говорит:

— Буквально на минуту. Если, конечно, ваш ударник разрешит.

Все поворачиваются к Китайцу. Тот секунду молчит и нехотя выдавливает:

— Да не вопрос, садись…

Хотя, думаю, все по его роже заметили, что вопросов полно.

Девчонка садится за барабаны, берет палочки, стучит ими друг о друга. Мы подхватываем гитары, и я спонтанно начинаю играть одну из накаляканных в тетрадке блюз-роковых тем. Подключается Царьков, потом врывается Никитина соляга, ныряющая вглубь и вновь вылетающая из общего густого рева, как дельфин, несущийся рядом с быстроходным катером…

А потом Ника делает сбивку и начинает вышибать из нас дух.

Кажется, будто в механизм, грохотавший из-за поломанной детали, наконец-то добавили нужную запчасть, и теперь все работает как надо. Как будто сложились все кусочки мозаики, и получилась настоящая музыка, а не та туфта, что была в гараже. Конечно, корявая, примитивная и грубая, но музыка. А все из-за рыжеволосой девчонки.

Ника встает, протягивает палочки Китайцу, глядящему на нее со странной смесью неприязни, восхищения и зависти в глазах. Но Никита просит ее сыграть еще, а на немой вопрос Китайца пожимает плечами и улыбается. Играем, пока голова не начинает гудеть от мощного эха. Я смотрю, как Никита водит по струнам стальной бензиновой зажигалкой, извлекая протяжные звуковые волны, как в настоящем блюзе. Пробую сделать так же, касаясь струн пустой бутылкой. Получается!

Я даже не замечаю, как Китаец уходит.

После репетиции выходим на улицу — собираемся двинуть на БЖ, выпить вина. И сегодня у меня даже есть такое желание. На скамейке перед входом вижу Китайца. Он ссутулился, курит сигарету, смотрит на стертые носки своих тяжелых ботинок.

— Чувак, ты чего? — говорю я.

— Да ничего, нормально все… Покурить вышел… — бурчит Китаец, глядя исподлобья.

Я смотрю на раздавленные окурки у его ног. Хлопаю его по спине:

— Идем на БЖ, вина примешь, развеешься…

Странно слышать такое от самого себя. Странно думать, что я могу кого-то подбадривать. Странно вообще чувствовать себя нормально. Ну или почти.

— Что-то мне фигово как-то… Давление, наверное… Поеду-ка я домой, — качает головой Китаец и поднимается. — Ты со мной?

— Нет, я попозже. Не хочу туда соваться без крайней необходимости.

На самом деле я вру. Еще недавно я действительно старался как можно меньше времени проводить дома, где не было ничего, кроме густого, удушливого и затхлого запаха недавней смерти. Но теперь там пластинки…

— Ладно… Пока тогда, — машет рукой Китаец и бредет к метро.

Позже, на БЖ, собирается целая толпа. Есть и те ребята, с которыми мы пришли сюда в первый раз, и куча других — знакомые Никиты, знакомые знакомых, просто какие-то непонятные чуваки… Кто-то играет на гитаре, хлопают винные пробки, смех разносится над аллеей, тонущей в вечернем сумраке. Небо заволакивает тучами, они приносят прохладу и моросящий дождь.

Никита с Никой стоят под фонарем, говорят, смеются. Никита курит косяк. Делает «паровоз» — обхватывает губами самокрутку горящей стороной внутрь и выдувает дым Нике в рот. Потом они подходят ко мне. Никита в кожанке, руки в карманах; Ника тоже прячет свою руку к нему в карман, и там их пальцы сплетаются.

Я думаю о том, почему мы с Юлей ни разу так не делали. Потом понимаю, что не было такого прохладного вечера, чтобы кто-то был в куртке. Все — от и до — началось и закончилось в жаре и духоте.

Эти мысли обжигают, будто прикоснулся к горячей конфорке.

— Нужно, чтоб ты с Лешей поговорил… — говорит Никита, протягивая мне бутылку с вином.

— В смысле? — отзываюсь я и делаю большой глоток. Сквозь приторную сладость проступает и щиплет язык спирт.

— Ну о том, что с нами теперь Ника будет играть, — ухмыляется Никита.

Ника тоже улыбается. Видно, что ей немного неловко.

— Я не хочу, чтоб у вас из-за меня… — начинает девушка, но Никита ее перебивает:

— Сам понимаешь, он стучать ни хера не умеет. А она вот умеет.

«Ага. А еще она посимпатичнее», — думаю я и смеюсь.

— Так что, скажешь ему? — еще шире улыбается Никита.

Я киваю. Слабо представляю себе, как сказать Китайцу, что его вышвыривают из группы, которую он и предложил склепать, но сейчас работает вино, и я просто отшвыриваю эти мысли прочь. Мне хорошо. Я вдруг понимаю, что мне не нужны ни друзья, ни девушка, никто — все они будут предательством. Изменой. Все, что случилось, в отместку захлестнет меня доверху и уже не уйдет. А так у меня с призраками договор о ненападении.

Мне нужна только музыка. Пока я с ней, я как будто на другой планете.

Телефон пищит. СМС. Смотрю на перерезанный трещиной экран. «Как дела?»

Алла. Алла Вронская.

Послание из другого мира. Ловлю себя на мысли, что с трудом могу вспомнить ее лицо. Помню, что у нее была татуировка на спине. Змея. Юля хотела такую же…

Делаю глоток и пытаюсь смыть эти мысли к черту. Все это не нужно. Больше не нужно. Это прошлая эпоха. До нашей эры. Атлантида, ушедшая под воду. Подлодка «Курск», упавшая на дно.

Вдруг понимаю, что с Китайцем будет говорить легко.

В какой-то момент гитару передают мне, и я пою песни, которые любила Юля, — «Nothing Else Matters», «Don’t Cry», «Ворон» Шевчука и «Летучую мышь» «Наутилуса». А потом закрываю глаза и пою «Sweet Dreams» с хитрым перебором. Когда открываю, все смотрят на меня. Начинают хлопать, говорят: «Круто» и «Давай еще».

С удовольствием.

Когда устаю играть и петь, метро уже давно закрыто. Аллея опустела, да и наша толпа изрядно поредела. Все разбредаются, Ника уезжает на такси, остаемся только мы с Никитой и толстая девчонка.

— Ну что, на взлетно-посадочную? — говорит Никита.

— Давай, — хихикает толстая девчонка.

— Ты домой не спешишь? — спрашивает меня Никита.

Я пожимаю плечами.

— Не особо.

— Окей. Тогда надо чуток потрудиться.

Мы идем к мусорникам, где кто-то оставил целые башни из старых книг. Какая-то бурда про партию. Мы с толстой хватаем столько, сколько можем утащить, и идем вниз по склону в шелестящую темноту, за которой вдалеке сияет ночной город. Где-то надрывно воет то ли «скорая», то ли милиция, с лужайки у Исторического музея доносятся первобытные звуки барабанов.

Тропинка вьется среди деревьев, Никита подсвечивает путь экраном мобильника. Странно очутиться в лесу, едва покинув город. Напоминает наш лесной райончик, только сейчас мы в самом что ни на есть центре.

Темная стена деревьев вдруг расступается, и мы оказываемся на вершине горы, откуда открывается потрясающий вид на Подол, Днепр и Левый берег. Внизу, у подножия лесистого холма, в призрачном свете редких фонарей темнеют странные дома — нежилые и напоминают старинные, но явно выстроены недавно. Вытянувшись вдоль мощеной улицы, они похожи на декорации для фильма о дореволюционных временах. Многие кажутся недостроенными, кое-где зияют дыры развороченных стройплощадок и пустырей.

— Воздвиженка. Город-призрак, — не оборачиваясь, говорит Никита, будто читая мои мысли. — Говорят, что строят из дерьма, хоть и для мажоров.

Я смотрю на пустые дома и отчего-то думаю о фильме «Лангольеры»: там герои попадают в прошлое, где все выглядит обычным, но нет других людей, привычных запахов и звуков… Сразу вспоминается мое состояние до похода на Крыши. Отголоски есть и сейчас. Наверное, они будут всегда… Но музыка все же помогла мне сбежать. И я благодарен ей за это. Обязан жизнью.

Мы подходим к краю обрыва. Вокруг ветер шелестит выгоревшей травой. Внизу, на мертвой улице города-призрака, лает собака.

Я вдруг спотыкаюсь и вижу под ногами бетонное кольцо. А внутри первого — еще одно. В центре второго — бетонный круг, на который запрыгивает толстая девчонка.

— Что это за хрень? — говорю я.

Никита и толстая девочка переглядываются и хохочут.