Георгий Голохвастов - Гибель Атлантиды: Стихотворения. Поэма

• Название: Гибель Атлантиды: Стихотворения. Поэма
• Автор: Георгий Голохвастов
• Издательство: Водолей Publishers
• Жанр: Поэзия
• Год: 2008
• ISBN: 978–5–9796–0122–9

Русский американский поэт первой волны эмиграции Георгий Голохвастов (1882–1963) — автор многочисленных стихотворений (прежде всего — в жанре полусонета) и грандиозной поэмы «Гибель Атлантиды» (1938). Чрезвычайно богатое, насыщенное яркими оккультными красками мистическое ощущение допотопной эпохи, визионерски пережитое поэтом, кажется, подводит к пределу творчества в изображении древней жизни атлантов. Современники Голохвастова сравнивали его произведение с лучшими европейскими образцами эпического жанра: «Божественной комедией» Данте, «Освобожденным Иерусалимом» Тассо, «Потерянным Раем» Мильтона. Философско-эзотерический эпос Георгия Голохвастова «Гибель Атлантиды» является выдающимся поэтическим произведением в освещении истинности платоновского предания и Атлантической Традиции, идущей к нам из тьмы тысячелетий.

---

«Камин пригас. Пушась, как иней…»

Камин пригас. Пушась, как иней,
Зола повила головни,
Чуть дым клубится струйкой синей.
А за окном лежит пустыней
Чужой нам мир. И мы одни.

Простой, но близкий на чужбине,
Напев, всё тот же искони,
Ведет сверчок. В простой кручине
Мы, как в обрядном строгом чине,
Былые воскрешаем дни.

И в созерцательном помине
До боли милы нам они:
Друг, дай мне руку!.. А в камине,
Зардев, как алый блеск в рубине,
Мерцают угольев огни.

«Как прежде пел, так пой и впредь…»

Как прежде пел, так пой и впредь:
Не верь суду ханжей, что лира
Вотще бряцающая медь…
Твори, поэт. Мы знаем ведь,
Что в Красоте — спасенье мира.

«Как в своде купола, в глубоком небе — звезды…»

Как в своде купола, в глубоком небе — звезды;
И ярко их в себе затеплила река:
Заботливо зажгла незримая рука
Внизу, как и вверху, лампад лучистых грозди,
И дымкою туман полночный их повил,
Как синий фимиам пылающих кадил.

Полны высоких дум, полей душистых шири
В затишьи молятся, как в праздничный канун,
А в воздухе дрожит напев бессчетных струн,
Подобный пению ликующей псалтири:
В нем голоса всего, что дышит на земле,
Слились, созвучные, в торжественной хвале.

И, словно пробудясь от долгой летаргии,
С вселенскою душой сливается душа
И, в ней дыханием бессмертия дыша,
Внимает таинству надмирной литургии,
Свершаемой в ночи природою живой
Пред Неприступною Загадкой Мировой.

«Я иду одинокий… И слышит…»

Я иду одинокий… И слышит
Думы сердца полночный простор…
Как алмазами по небу вышит
Переливчатый звездный узор.

За рекой, словно зеркало, гладкой,
Серебрится берез береста,
И цветущей гречихою сладко
Веет сонных полей пустота.

Шелест ветра, как шепот знакомый,
Светляков голубые огни
И дыханье неясной истомы, —
Всё как прежде… в погибшие дни.

Где же ты, незабвенная?.. Где же,
Чутко слушая летнюю тишь,
Ты, как я, этой полночью свежей
О несбывшемся счастьи грустишь?..

«Прохлада утра так легка…»

Прохлада утра так легка.
Восток повит зари каемкой,
И, отвечая ей, река
Мерцает радужностью ломкой.

Уже пропели петухи;
Тумана поднялась завеса,
И зарумянились верхи
Еще нахмуренного леса.

А на селе поет рожок,
В пыли волнистой — топот стада.
Вставай. Открой окно, дружок, —
Как на заре сладка прохлада.

«Слышится радостно благовест утренний…»

Слышится радостно благовест утренний;
Радостно утром мне дышится.
Благовест… Солнце… И на сердце внутренний
Утренний благовест радостно слышится.

«Последних журавлей стремительная стая…»

Последних журавлей стремительная стая
Высоко поднялась в лучистой синеве,
С перекликанием звенящим пролетая;
Как в тонком кружеве, в редеющей листве
Сквозит березовая роща золотая.

Прозрачный ветер тих. Скользят по травам влажным
Косящатым крылом проворные стрижи;
Пыля, идут стада с мычанием протяжным,
И с тщетным рвением у брошенной межи
Воронье пугало шумит тряпьем сермяжным.

А там, за ним, вдали, так веселы размывы
Дорог, змеящихся среди пустых полей,
И ветра свежего так радостны порывы,
Что мне в курлыканьи отлетных журавлей
Невольно слышатся к скитаниям призывы.

Старинная тоска, зовя, как в путь — бродягу,
Вошла мне в сердце вновь с печалью заревой.
Таинственный недуг. Я нынче спать не лягу,
А буду слушать ночь и воли кочевой
Бессильно изживать наследственную тягу.

На страже

Когда, поверив выкликам шаманов,
Их амулетам, маскам и рогам,
Толпа ушла, забыв своих арханов,
От бога правды к призрачным богам,
От солнца жизни — к сумеркам туманов,
От чистых вод — к болотным берегам,
Тогда душа отвергла яд обманов:
Бесстыдный пляс, курения дурманов,
Бессмысленный косноязычный гам
И дикий ритм трещащих барабанов;
Для вычурных и пестрых истуканов
Я петь не стал, не пал я к их ногам,
Не осмеял молитвенных пэанов,
Не смял цветов, родных родным лугам,
И растоптать священных талисманов
Не мог на радость радостным врагам.

Вернулся я в моленные дубравы,
Где песни птиц и ветра тихий гул,
И в храме лип, на жертвеннике славы
Забытый пламень ревностно раздул.

Огонь горит. Я на алтарь высокий
Плету венки, в них бережно храня
Медовый дух и нив живые соки;
Моих псалмов задумчивые строки
Поют о Вечном, с Вечностью родня.
И пусть кликуш я слышу суд жестокий,
Пусть чернь хулит мой подвиг и меня —
Не дрогну я, гоним, как все пророки:
Прекрасный Образ, тайный и далекий,
Всё ближе брезжит, властно в высь маня,
И мой огонь бросает в мрак глубокий
Маячный свет… Я чую, — близки сроки.
Мой бог грядет, победно тьму гоня…
Взгляну иль нет в лицо восходу дня,
Но счастлив я, хранитель одинокий
Священного бессмертного огня.

Молитва Господня. Переложение

Отец наш. Имя Твое да святится;
Да будет Царство Твое; да творится
И в дольнем мире, средь скорби и тьмы,

Как в небе, Воля святая Господня.
Наш хлеб насущный нам дай на сегодня,
Прости нам наши грехи, как и мы

Прощаем ближним своим прегрешенья,
И не введи нас в соблазн искушенья,
Но духа злого от всех нас отринь.

Зане Твоя есть и Сила, и Слава, —
Отца, и Сына, и Духа Держава,
Отныне, присно, вовеки. Аминь.

«Справляя роскошно и бодро…»

Справляя роскошно и бодро,
Как праздник, по лету помин,
Смеется осеннее вёдро,
Качает серьгами рябин.

В цветистом наряде дубравы,
Как кружево четко-сквозист,
Сверкает и медный, и ржавый,
И пламенем рдеющий лист.

А небо так ласково сине,
Так тонко сквозят облака,
Так нежно-прозрачна в лощине
Насквозь голубая река.

Высоко-высоко, курлыча,
Летит караван журавлей;
На сердце от звонкого клича
Мечты и стремленья смелей.

И солнце, везде разлитое,
Смеется в поющей душе,
Светясь, как вино золотое
В отзывно звенящем ковше.

На переломе

В душе ни ропота, ни горьких сожалений…
Мы в жизни знали всё. Мечтавшийся давно
Расцвет искусств — был наш; при нас претворено
Прозрение наук — в триумф осуществлений.

Мы пили творчества, любви, труда и лени
Изысканную смесь, как тонкое вино,
И насладились мы, последнее звено
В цепи взлелеянных веками поколений.

Нахлынул мир иной. С ним — новый человек.
Под бурным натиском наш утонченный век
В недвижной Красоте отходит в область мифов.

А мы, пред новизной не опуская век,
Глядим на пришлецов, как в древности на скифов
С надменной жалостью смотрел античный грек.

«Неуклонно, хотя и неспешно…»

Неуклонно, хотя и неспешно,
Солнце жизни идет на закат,
И сознанье томит безутешно,
Что с пути невозможен возврат.

Но, душа, не ропщи своевольно
И, в предчувствий вечной зари,
В час урочный, светло и безбольно,
Как закатная грусть, отгори.

«Мечту души на праздник горний…»