Николай Черкасов - Записки советского актера

• Название: Записки советского актера
• Автор: Николай Черкасов
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1953

---

При работе над образом Полежаева режиссеры подсказывали мне метко подмеченные подробности его характеристики как ученого, помогали мне подчеркнуть высокий интеллект моего героя. И если принято говорить, что режиссер должен раствориться в актере, то работа А. Г. Зархи и И. Е. Хейфица со всем нашим коллективом и со мной может послужить одним из примеров такого творческого решения режиссерских задач.

Творческая дружба настолько сблизила нас, что мы взаимно стремимся к общению, и если в новых работах А. Г. Зархи и И. Е. Хейфица не находилось подходящей для меня роли, я охотно выступал в эпизодах, как, например, в роли барона Унгерна в фильме производства Монгольской Народной Республики «Его зовут Сухэ — Батор» или в роли больничного швейцара в картине «Во имя жизни».

Переломной ролью на пути к драме и даже к трагедии явилась для меня роль царевича Алексея в «Петре Первом».

Глубокий художник, талантливый кинорежиссер В. М. Петров разгадал мои актерские устремления, поверил в меня как в трагического актера и помог мне найти себя в этой области.

Смело выдвинув меня на роль царевича Алексея, он дружелюбно, но вместе с тем крайне требовательно, даже не без придирчивости следил за моей пробой. Возбужденный, приподнятый столь решающим испытанием, я на первой же пробе, выражаясь актерским языком, «вошел в состояние» и, как надлежало по ситуации, на большом эмоциональном напряжении заплакал настоящими слезами. Ситуация, которую мне предложили представить, была трагическая, фотоснимок получился отличный — правдивый по переживанию, скульптурный по форме его выражения, — и эта удачная проба имела основное значение в решении вопроса о моем назначении на роль царевича Алексея.

Владимир Михайлович Петров по методам работы близок к режиссерским традициям Московского Художественного театра, мастеров которого он обычно привлекает к участию в своих картинах.

Как режиссер он отличается глубиной и широтой мышления, стремлением к большим масштабам, желанием решать крупные, значительные задачи и умением преодолевать всевозможные трудности во имя достижения высокого качества. Эти достоинства и помогли ему успешно справиться с таким ответственным начинанием, как две серии исторической эпопеи о Петре I. В. М. Петров уверенно повел творческий коллектив, и хотя как режиссер он тогда еще многому учился в совместной работе с нами, тем не менее немало давал и каждому из нас, ее участников.

При изображении исторического деятеля надо не только воплотить человечески правдивый образ, но и одновременно показать эпоху, отразить разворот социальной борьбы классов. Мало сыграть царевича Алексея предателем, надо его представить так, чтобы зритель увидел те реакционные социальные силы, которые стояли за ним и двигали его. Прогрессивность Петра и реакционность Алексея обусловлены не столько их индивидуальными данными, сколько борьбой различных социальных группировок, представителями которых они являлись. Режиссер должен помочь актеру показать не только человека, его место и роль в истории, но и самую историю, вскрыть глубокие социальные причины происходящих событий.

В. М. Петров умел решать такие широко взятые темы. Он всегда приходил на съемку подготовленным, с четкими, продуманными предложениями и ясно излагал актерам задачу. Он приучал меня к выразительной игре в пределах крупного плана, помог отточить технику актерской игры перед киноаппаратом и научил в лаконичных фразах и действиях передавать большие мысли. С его помощью мне удалось овладеть сложным характером царевича Алексея, раскрыть сочетание в нем звериной злобы и трусости, нерешительности и запальчивости, слабости и силы, порою даже некоторого величия. Не ограничиваясь предварительными репетициями, В. М. Петров нередко беседовал со мной перед самой съемкой кадра, и я с большой благодарностью вспоминаю его советы и напутствия.

Без малого трехлетняя работа с В. М. Петровым обогатила меня, укрепила веру в свои силы, в возможность воплощать большие сложные характеры и тем самым расширила мой диапазон, открыв передо мной новый круг исторических образов.

Из них два, особенно мне дорогих, возникли в совместной работе с С. М. Эйзенштейном.

Имя Сергея Михайловича Эйзенштейна было окружено в моих глазах ореолом славы его ранних картин, выпущенных в первые годы развития советской кинематографии, — «Стачки», «Октября», особенно «Броненосца «Потемкин»», который принес ему мировую известность. Его сила как мастера больших, монументальных картин историко–революционного содержания, эпических по своему складу, раскрылась во всей своей значительности. Однако в своих ранних созданиях С. М. Эйзенштейн несомненно подавлял индивидуальность актера, и это обстоятельство озадачивало, даже беспокоило меня, когда я получил от него предложение о совместной работе.

При первой же нашей встрече С. М. Эйзенштейн в несколько скупых, но точных выражениях ознакомил меня с замыслом новой картины, подчеркнув, что она будет военно–оборонной по содержанию, героической по духу, партийной по направлению и эпической по стилю.

Речь шла об «Александре Невском».

Это было в начале 1938 года, когда международная обстановка становилась все более напряженной, и гитлеровский фашизм открыто шел к новой мировой войне. Позади было вторжение итало–немецких войск в Испанию, проникновение японских войск в глубь Китая, впереди назревали кровавые фашистские авантюры в Австрии и Чехословакии. В такой обстановке защита идеи суверенности народов, отпора захватчикам чужой земли приобретала особое значение. Возвеличение справедливой борьбы за свободу и независимость своей Родины, прославление народных вождей и героев, патриотов родной земли, подсказали мысль обратиться к историческому прошлому русского народа, к образу одного из первых его полководцев — Александра Ярославовича Невского.

— Его образ должен быть светлым, сильным и суровым!.. — подчеркнул С. М. Эйзенштейн, переходя от широких политических предпосылок, побудивших остановиться на данной теме, и обращаясь непосредственно к ее герою.

И он принялся доказывать, что прозвище «святого», с которым Александр Невский в свое время вошел в историю, необходимо раскрыть в качестве превосходной степени таких эпитетов, как «удалой», «храбрый», «мудрый».

— Вот задача для актера! — не раз повторял он при этом, и мне казалось, что он разгадал мои внутренние опасения, которые, конечно, я не решился ему высказать.

Не скрою, что в то время я колебался. Величественный эпический стиль картины, легендарность образа ее героя, глубокая отдаленность исторических событий, которые предстояло воскресить, — все это казалось мне трудно преодолимым препятствием.

Но постепенно, вчитываясь в сценарий, написанный П. А. Павленко с большой силой литературной выразительности, знакомясь с историческими материалами, с летописными сказаниями и новейшими исследованиями, я стал приближаться к образу моего будущего героя, который представлялся мне высоким, стройным, сильным юношей, ловким, веселым, вспыльчивым, наивным и грубоватым, страстным патриотом, беззаветно преданным идее защиты неприкосновенности родной земли.

Конечно, такой образ все больше привлекал меня, заполнял мое воображение, будил творческую фантазию, и тем не менее внутреннее мое самочувствие было не только приподнятое и торжественное, но в то же время беспокойное и тревожное.

Первые пробы оказались малоудачными. Внешний облик Александра Невского, его грим долго мне не давался. Наконец он был найден и определен, — и, надо сказать, при ближайшей помощи С. М. Эйзенштейна. Он удивлял своим вниманием к второстепенным, казалось бы, мелочам, которые затем, при съемках крупным планом, приобретали большое значение. Он достал в Эрмитаже подлинное вооружение XIII века и внимательно следил за изготовлением моих доспехов; при ответственных же съемках он всегда навещал меня в костюмерной. Помнится, как–то, окруженный портными и костюмерами, он свыше часа прилаживал на мне какую–то деталь костюма, так что у меня уже стали подкашиваться ноги, тогда как он весело, с шутками, настойчиво продолжал добиваться наибольшей выразительности моего одеяния.

Но ведь не только из внешней характеристики рождается образ! Самыми интересными, хотя и наиболее трудными, были поиски внутренней характеристики героя. Как раскрыть все богатство этого характера — сложного, сильного, волевого, вобравшего в себя лучшие черты могучего русского народа? Как всесторонне обрисовать образ легендарного, до сих пор живущего в памяти народной победоносного полководца, разбившего «непобедимых» немецких «псов–рыцарей» и изгнавшего их за пределы родной земли?

Должен признать, что на первых съемках внутреннее беспокойство не покидало меня, и нередко я оставался неудовлетворенным. Мне хотелось, чтобы образ Александра Невского был бы представлен более богато в своей человеческой характеристике, в своей духовной сущности. Порою мне казалось, что образ Александра Невского предстает в картине несколько отвлеченно, что он недостаточно наделен той живой выразительной человеческой характерностью, которая складывается на почве глубокого внутреннего перевоплощения.