Владимир Афиногенов - Аскольдова тризна

• Название: Аскольдова тризна
• Автор: Владимир Афиногенов
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2014

Русь 9 века не была единым государством. На севере вокруг Нево-озера, Ильменя и Ладоги обосновались варяжские русы, а их столица на реке Волхов - Новогород - быстро превратилась в богатое торжище. Но где богатство, там и зависть, а где зависть, там предательство. И вот уже младший брат князя Рюрика, Водим Храбрый, поднимает мятеж в союзе с недовольными волхвами.

 А на юге, на берегах Днепра, раскинулась Полянская земля, богатая зерном и тучными стадами. Ее правители, братья-князья Аскольд и Дир, объявили небольшой городок Киев столицей. Но и здесь не все ладно. Хоть и есть общий враг — хазары, но нет мира между братьями. Гибнет Аскольд от руки Дира, но и ему не уйти от расплаты!..

---

Чернодлав представил тудуну свою спутницу, убранную в дорогие тканые одежды. Вся в золоте и драгоценных камнях, Деларам протянула руку наместнику Саркела и сказала, как её зовут.

— О-о, Деларам! Красивое имя… Подстать его обладательнице! — воскликнул Менаим. — Я знаю персидский язык, в переводе с него Деларам, значит, успокоительница сердец, утешительница. А моё — Менаим, что по-еврейски означает тоже утешитель… — И он захохотал, затем широким жестом руки пригласил всех садиться.

Подали карие, хулам с чесночной приправой, грибы маринованные, рыбу в тесте, мочёные яблоки, тонкие просяные лепёшки с мёдом и икрой. Менаим, захмелев, похвалялся, что рыбы в этом году выловили немало из Танаиса, все жители Саркела запаслись ею вдоволь, на всю зиму. Говорил и потчевал рядом сидящую Деларам; та, разрумянившись, удачно отвечала шуткой на шутку, улыбаясь и показывая жемчужные зубки.

— Роза в саду Эдема! — восклицал наместник.

«Ишь, развеселился… — с неприязнью подумал Чернодлав. Как всегда он и ел мало, и пил мало… За всеми следил, всё подмечал.

«Придёт время, мы твою весёлость поубавим…»

— промолвил про себя шаман, взглянув на Менаима, который разразился очередным взрывом хохота, уже по-свойски дотрагиваясь до плеча Успокоительницы сердец. И вдруг бывшему древлянскому жрецу представилась низкая, полутёмная комната во дворце кагана и вспомнились слова, чуть ли не шёпотом произнесённые Завулоном: «Знай, Чернодлав, что Менаим — тудун Саркела, куда я тебя посылаю, убил моего двоюродного брата и вместо него стал наместником… В этом ему помог наш царь. Менаим приходится родственником Ефраиму, поэтому убийство в Саркеле моего брата сошло с рук… Я даю тебе разведывательный отряд для того, чтобы встретить Дира и, если представится возможность, лишить его жизни. Только вряд ли она представится…»

Чернодлав удивлённо посмотрел тогда в глаза Заву лону. Тот продолжил: «Да, да… Знаю, что говорю… О явном предназначении отряда извещены мои советники и царь… Но у тебя будет другая тайная задача: как только прибудешь в Саркел, изыщи случай отомстить Менаиму… Клянись!» — «Клянусь богом Огня и Солнца исполнить всё, как велишь, высокочтимый… Да умрёт эта тайна вместе со мной». — «Хорошо. Вот тебе задаток», — и каган не скупясь высыпал на стол из увесистого кожаного мешочка золотые: легли, а некоторые покатились, ослепительно и весело искрясь, дирхэмы и византины…

Узнав о том, что Деларам приходится начальнику разведывательного отряда не женой, а всего лишь рабыней, тудун начал, польстясь красотой и телесными формами, уговаривать продать её ему. И всё заставлял Деларам пить вино, но она делала глоток, другой — и всё, даже после предложения поднять кубки за птицу души Рух, она чуть пригубила…

— А почему не пьёшь? — спросил Менаим печенежскую деву. Та опустила голову.

«А может, действительно продать?… Я ею попользовался и хватит…»

— Я продам тебе женщину, Менаим. Только… — и шаман, приблизив плотоядные губы к уху тудуна, сказал, что она вместо вина предпочитает другое…

— У меня есть превосходное индийское средство! — воскликнул наместник, разом всё поняв. — Утешу красавицу… Я же должен оправдывать своё имя… Деларам будет очень довольна.

Вот так за пиршественным столом и совершилась сделка, но на удивление печенежской девы, она, эта сделка, ни капельки не задела самолюбие Деларам. Только с нетерпением стала ждать вечера, потому как Менаим-утешитель пообещал дать попробовать новое для неё зелье аж из самой далёкой Индии…

На крепостных стенах поменялась стража. Смена караульных отмечалась гулким ударом барабана на рыночной площади, и тугой всполошный звук хорошо услышала печенежская дева; узкое окно её спальни, забранное тонкой ажурной железной сеткой, выходило как раз на эту площадь… Дом тудуна строился аланскими мастерами после возведения Петроной крепости, поэтому ими эллинский закон городского сооружения, предусматривающий жилые дома ставить окнами вовнутрь двора, не соблюдался.

Сейчас Деларам испытывала неудобства от того, что рядом не находились служанки, с которыми она уже успела сродниться и даже выделить среди них и полюбить наиболее расторопных, услужливых и красивых… Таких оказалось трое, и самая лучшая из этой троицы, грациозная и трепетная, как лань, и цветущая, как роза в саду, Айша. Ранее, устав от грубых ласк шамана, Деларам приглашала её к себе на ложе в походной палатке и испытывала перед сном несравненное блаженство от нежных поцелуев Айши в сосцы грудей и по всему телу…

«Скажу Менаиму, чтобы и её купил у шамана… А когда же он принесёт обещанное?… — с нетерпением ожидая тудуна, думала дочь печенежского боила, сидя на атласных подушках в прозрачном одеянии, умащенная восточными благовониями…

Бархатная занавесь в проёме двери раздвинулась, и появился Менаим в персидском роскошном халате, наброшенном на голое тело, с хитроватой блуждающей улыбкой на полных губах. В правой руке держал золотую вазу.

А вот и я, милая моя, твой утешитель… Здесь, — он показал на вазу, — положено финиковое варенье, смешанное с веществом, которое ты жадно желаешь… Но прежде, чем дать его, мы должны порезвиться на ложе… И ты будешь это делать со всей пылкостью души и жгучей страстью, какую я читаю в твоих прекрасных глазах…

«Плохо читаешь… Иначе бы увидел в них ненависть!» — про себя воскликнула печенежская дева, но, превозмогая себя, улыбнулась и стала изображать страстную гетеру, но с одной только целью — как можно скорее доиграть эту роль до конца.

«О, Гурк! Кажется, получилось; он мешком свалился и захрапел… Теперь я попробую то, что находится в этой вазе», — Деларам подошла к окну, вытянула руку, предзакатные лучи заиграли на золотых узорах вазы. Дева начала потихоньку кушать варенье, вдыхая лёгкий пряный запах наркотического снадобья.

В белом яблоневом весеннем саду, пронизанном солнечными лучами, она зрила себя в окружении милых русоволосых служанок с васильковыми глазами, а рядом сидела и плела венок из ромашек черноокая Айша; любимица доплела его и водрузила венок на голову госпожи. Поверху, по бокам, внизу плавали облака, похожие на стаю белых лебедей, и сквозь разрывы в дымчатом тумане сияли звезды. На каждой стояли голенькие дети, и кто- то шепнул на ухо печенежской девы: «Это души безвинных усопших…» — «А разве может человек умереть безвинным?…» — спрашивала Деларам.

А потом она, взявшись за руки с Айшой, взмывала к этим звёздам; сердца женщин сладостно трепетали в полете, теплота и небесная синь окутывала их тела, — и каждая звезда улыбалась госпоже и служанке, и задорно смеялись ангелы-дети…

И вот она снова в саду — звучит сладостная упоительная музыка, Деларам пьёт золотистое вино, и у неё начинает легко кружиться голова… Ах, бог Гурк, вот где настоящее блаженство!..

И тогда появляется он сам, бог Огня и Солнца, в красных лучах: на голове у него алмазная корона, он в хитоне, усыпанном рубинами, прежде называвшимися балангусами, которыми врачуют сердце, мозг и память человека. На ногах Гурка сандалии с маленькими крыльями, в правой руке бог держал жезл, в левой — драгоценный камень абастон…

Гурк протягивает его Деларам и говорит:

— Если зажечь, он никогда не потухнет, подобно блуждающему огню, который называют «перо саламандры». Он содержит внутри сырую густоту, благодаря чему огонь не гаснет… Зажги его, не бойся, и будет гореть до тех пор, пока в душе твоей клокочет пламя безудержной страсти. Страсть твоя — любимая Айша и то, что берёшь из вазы. Мужчины не в счёт, они вызывают неприязнь и отвращение. Грубые скоты, жаждущие крови и чужих смертей…

— Бог, ведь ты тоже мужчина?

В ответ прозвучал громкий смех, от которого опал белый цвет в саду, — сделалось вокруг всё зелёным и ясным.

— Я бог над всеми, я выше всех… Поэтому я не то и не другое… — сказал Гурк. — Зажги абастон!

И камень вспыхнул ярким огнём, ожёг пальцы Деларам, и она проснулась.

О, как противно возвращаться в действительность: смятые покрывала, скомканный халат тудуна. И он, по-прежнему храпевший во сне… Деларам хотела кликнуть Айшу, но вспомнила, где находится, проглотила тягучую слюну, заглянула в вазу — пусто, полизала языком донышко… Чуть полегчало.

«Не могу видеть этого борова!»

Менаим за последнее безмятежное время, так как никто не нападал, не тревожил крепость набегами, ожирел, заимел большой живот и безобразную толстую шею.

Деларам села возле окна и стала дожидаться, когда наместник проснётся.

«Как верно, как верно! Беды идут от мужчин, и все мои беды от них… Начиная с того, что убит был отец, и как меня, почти девочкой, привезли в Киев… И в тринадцать лет сделали наложницей… И сколько слез я потом пролила! А теперь за поруганную плоть и душу я буду мстить!»