Unknown - Unknown

• Название: Unknown
• Автор: Unknown
• Издательство: Organization
• Жанр: Прочая старинная литература

---

Переступив порог дома, она остолбенела от неожиданности: в кресле у горящего камина сидела Северга и цедила маленькими глотками хлебную воду со льдом. Кувшинчик и блюдце с сырной закуской стояли на столике.

– Ты? – вырвалось у Темани. Сердце её глухо и сильно бухнуло, удар отдался эхом в висках.

Северга повернула к ней осунувшееся, смуглое лицо с жёстко сжатыми губами. Суровая сталь взгляда замерцала в свете камина.

– Я, – хмыкнула она. – А кого ещё ты ожидала здесь увидеть, крошка?

Как давно Темань не слышала этот голос – спокойный, чуть насмешливый, прохладный! Так давно, что уже успела отвыкнуть от странного, мучительного чувства, которое его звук поднимал в её груди. Оно было сродни отчаянию, тоске по чему-то недосягаемому, чего Темань, как ни старалась, так и не смогла заполучить.

– Просто ты так... внезапно вернулась, – пробормотала она, присаживаясь в кресло напротив.

– Ты, наверно, надеялась, что я сгину где-нибудь вдали от дома? – усмехнулась Северга. – Ну, извини уж, что не оправдала твоих надежд.

Знакомый яд в словах, знакомый лёд глаз, никогда не таявший даже при улыбке... И знакомый неутолимый голод, в котором Темань жила все эти годы. А Северга, окинув её долгим, внимательным взглядом, улыбнулась:

– У нас пополнение в семействе, как я погляжу... И кто же папаша?

– Это неважно, – проронила Темань, невольно прикрывая живот руками ограждающим, защитным движением. – Он подписал договор и больше не появится в нашей жизни.

– Вот оно что. Понятно.

Северга плеснула себе ещё хлебной воды, осушила чарку, кусочки льда звякнули внутри искрящегося хрусталя. Со стуком поставив сосуд на столик, она откинулась в кресле и уставилась на Темань сквозь прищур ресниц – то ли дремотный, то ли смеющийся.

– Тебе идёт животик. Ты с ним очаровательна.

Темань скривила губы. А ведь она уже почти думать забыла о Северге, окунувшись в работу и ожидание ребёнка, но один взгляд в её льдисто-язвительные, колкие глаза – и она опять очутилась в отправной точке. Там же, где и была со своими страданиями, ревностью, несбыточной мечтой быть любимой... И не кем-нибудь, а этой «неприятной во всех отношениях особой». Она полжизни была готова отдать за одно «люблю» с этих неумолимых, беспощадных губ, жестоких и твёрдых. Думала, что исцелилась от недуга по имени Северга, победила эту зависимость, но всё осталось на своём месте.

– Ты ужинала? – только и смогла она спросить, прочистив осипшее горло.

– В дороге перекусывала часов пять назад. Надо бы в купель залечь, отмокнуть, но что-то лень одолела. – Северга опрокинула ещё чарочку, занюхала сыром.

На ней была её видавшая виды стёганка, кожаные штаны и высокие форменные сапоги. Рубашка, конечно же, пропотевшая, воротничок грязный... Темань отмечала каждую мелочь жадно-цепким, изголодавшимся взглядом, и поймала себя на безумной мысли: ей хотелось вжаться в это гибкое, как хлыст, и твёрдое, как клинок, тело, пахнущее потом и долгой, трудной дорогой, вцепиться и не отпускать. Пусть опять самообман, пусть!.. Пусть мираж, выдумка, но ей до стона сквозь стиснутые зубы хотелось утонуть в объятиях Северги. Так обнимать не умел никто, кроме неё – крепко, властно, победоносно, с чуть насмешливой лаской и превосходством.

Северга всё-таки помылась и переоделась, и Темань велела дому подавать ужин. Супруга вышла к столу с ещё немного влажными волосами, в чистой рубашке с чёрным шейным платком и жилетке, поблёскивая голенищами уже очищенных от дорожной пыли сапогов.

– Ну, как у тебя дела, детка? Много книжек написала? – спросила она, садясь.

– Выпустила один сборник стихов. Как-то не до творчества в последнее время, работы много. – Темань тонкой струйкой цедила сливки в свою чашку, а Северга предпочитала отвар без добавок.

– Всё про светскую жизнь пишешь и по сборищам шастаешь? – Северга жадно отхватила клыкастым белым оскалом сразу половину пирожка с мясом.

– Нет, я теперь главный редактор нашего «Обозревателя». – Темань отвечала сдержанно, кратко, оставляя несказанным слишком многое – почти всё. Но то, что она безжалостно вычёркивала на словах, никуда не девалось из памяти – и отказы издательств, и безработица, и безденежье, и сырой мрак одиночной камеры. И сожжённый роман...

– Ого, вот так повышение! Ты у нас теперь важная птица, – усмехнулась Северга, жуя и прихлёбывая отвар.

Конечно, она могла усмехаться, не зная всего. Да если бы и знала, что с того? Все мытарства, перенесённые Теманью, казались пустячными по сравнению с её военной действительностью – каждодневным риском для жизни. Как знать, что ей на этом задании довелось пережить? Она осунулась, похудела, даже, как казалось Темани, постарела. Щёки немного ввалились, скулы выступали острее и жёстче, но глаза оставались всё теми же ледяными буравчиками, пристальными и не знающими ни страха, ни смущения.

– После ужина я обычно прогуливаюсь, – сказала Темань, допив последний глоток отвара. – Это полезно. Но если ты устала с дороги, можешь отдыхать, а я пройдусь, подышу воздухом.

– Сочту своим долгом сопровождать свою супругу на прогулке, – поднялась Северга, шутливо прищёлкнув каблуками. И добавила, распахнув окно и вдохнув сырой после дождя ветер: – Накинь что-нибудь тёплое, сладкая. Вечер прохладный.

Темань сомлела от прикосновения её рук, набросивших ей на плечи плащ. А может, Северга просто не умела говорить «люблю»? Вместо этого было «накинь что-нибудь тёплое». Разве заботятся о том, кто безразличен? Сердце снова начало сладко таять, но тут выскочила проклятая пошлая картинка: Северга и дочка тысячного. «Она вас не любит, ваш брак себя изжил, ей нужна я».

Да, недуг коварен. Всё, что Темань с таким трудом, с такой кровью сердца отвоевала, он снова забирал играючи, одним небрежным полуобъятием за плечи.

– Что примолкла, крошка? – Северга легонько прижала Темань к себе, шагая с нею по дорожке городского сада. – Обычно ты такая щебетунья... Устала? Может, присядем?

Темань сама не знала, чего ей хотелось – то ли сдаться, прильнуть, вернуть всё былое, то ли сделать шаг прочь и освободиться. Одно ей было ясно как день: много воды утекло, многое изменилось, в том числе и она сама. Дамрад, сама того не желая, сделала её сильнее – и притеснениями, и этим ребёнком. Существовало ли на свете что-нибудь, что испугало бы теперешнюю Темань? Вряд ли. Остался последний рывок – и она исцелится. Один шаг до свободы. Её уже не страшило одиночество, малыш дал ей силы и крылья, способные вынести её из самой беспросветной, глубокой и безнадёжной пропасти.

Все эти мысли промелькнули в её голове лишь за миг. Миг – и она улыбнулась, спокойная и твёрдая, знающая, что делать. Слова, образы, строчки завертелись, заставили её вздохнуть полной грудью, предчувствуя рождение стиха.

– Нет, я не устала, погуляем ещё, – молвила Темань безмятежно. Предчувствие хотелось длить, растягивать, смаковать, переплетая его с узором древесных крон, вдыхая его вместе с ветром и ощущая кожей его волнующий холодок.

По дороге домой Северга купила «Столичный обозреватель», словно бы желая оценить работу жены. Темань, ощущая жажду творчества, уединилась за письменным столом, а супруга устроилась в кресле с початым кувшинчиком хлебной воды и «Обозревателем». Наполнив чарку, она уткнулась в заполненные убористым текстом листы. Эта её самодостаточность всегда была непостижима для Темани. Северга хоть целый день могла провести в одиночестве, не страдая от этого; она могла молча пить, ничуть не нуждаясь в собутыльниках и собеседниках, общество самой себя её вполне устраивало. Вот и сейчас, отгородившись газетой, она исчезла для всего мира. И весь мир перестал существовать для неё.

Стихотворение состоялось. Темань долго перечитывала его, скользя взглядом по строчкам, взвешивая каждое слово – на месте ли, оправдано ли? Её наполняла приятная усталость и творческое удовлетворение. Велев дому приготовить тёплую купель и постель, она выпила чашку молока перед сном и съела несладкое печенье. Её немного беспокоил совместный сон с Севергой: хотелось держаться подальше от неё, чтобы недуг опять не взял своё, чтобы не поколебал такое выстраданное, осознанное, прожитое и продуманное решение... Впрочем, супруга уже спала – в кресле, накрывшись «Обозревателем» и свесив руку с подлокотника. Кувшинчик на столике опустел. Вздохнув, Темань отправилась в постель. Уснуть удалось не сразу: малышу вздумалось на ночь глядя побарахтаться. Ощущая толчки, она поглаживала живот и мурлыкала колыбельную.

Сквозь сон Темань почувствовала, как постель колыхнулась: это Северга забиралась на своё место. Её дыхание отдавало хлебной водой, а рука, обнимая, скользнула Темани на живот. Та попыталась выбраться из-под неё, но Северга властно сгребла жену и прижала к себе.

– Ты как будто боишься, что я могу причинить твоему драгоценному пузику вред, – усмехнулась она. – Успокойся ты... Не собираюсь я к тебе приставать. Отдыхай.