Андрей Гришин-Алмазов - Несчастливое имя. Фёдор Алексеевич

• Название: Несчастливое имя. Фёдор Алексеевич
• Автор: Андрей Гришин-Алмазов
• Издательство: АСТ, Астрель, Транзиткнига
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-026129-2, 5-271-09944-Х, 5-9578-1243-9

По мнению большинства историков многие преобразования и реформы Петра Великого были начаты ещё во времена правления его старшего брата.

Новый роман современного писателя А. Гришина-Алмазова с полным основанием может быть отнесён к исторической эпопее.

В книге собрана целая галерея мест, событий и лиц XVII века; автор широко использует документальный материал, известные и малоизвестные факты, а также уникальные архивные находки, которые позволяют по-новому взглянуть на многие события.

---

   — Убирайся! — неожиданно раздался гневный шёпот, и царевна привстала на коленях на ложе. — Убирайси, жалкий евнух. Убирайси и больше никогда не попадайси мене на глаза. Не вздумай опяти явитися сюды, святоша, презренный раб.

Андрей как бешеный выскочил из кельи и, проскочив мимо испугавшейся мамки, выбежал во двор. Влетев в монастырскую конюшню, нашёл своего коня и, оседлав его, ускакал в ночь, в темноту, куда угодно, лишь бы подальше от монастыря. Конюх-монах зло погрозил ему вослед кулаком:

   — Разбойников на тебе нетути, оглашённый. Лишь нехристи по ночам из монастыря бегуть.

Андрей гнал коня по Ярославской дороге, несмотря на ночь, гнал, хотя знал, что спешить ему некуда. С рассветом показались окраины Москвы, первые дома.

   — Куды податей? — задал он сам себе вопрос и сам себе ответил: — К Ермилову, больше вроде не к кому.

Направив коня к другу, он почувствовал себя таким одиноким, как никогда в жизни, уставший жеребец под ним еле переставлял ноги. Ещё не били к заутрене, когда Андрей въехал на двор к Трофиму Ермилову и, отдав коня холопу, поднялся в покои хозяина. На пороге опочивальни слуга попытался не пропустить его, но Андрей со злобой оттолкнул того в сторону и вошёл.

   — Андрей? — удивлённо спросонок спросил Трофим. — Ты чаво?

   — Поговорити надо, — с горечью произнёс непрошеный гость.

Трофим ещё раз внимательней посмотрел на Андрея:

   — Што стряслоси?

   — Попал я случайно во поезд царевны Татьяны Михайловны, што на богомолье во Хотьково двигалси. А ночью в монастыре мамка ея завела мене в келью, где она опочивала. А она тама нога стоит. Руками мене оплела, стала на ложе тащити. А я царевну откинул, на коня, вот сюды прискакал.

Трофим выпучил на друга глаза:

   — Во дурак так дурак! Она теперича тебе со веема твоим добром съест. Тебе чаво, жалко было?

   — Так ведь прознают, дыба меньшее, шо мене ждёт.

   — Коли прознают, што ты царевну обнаженну видел и она на тебе висла, не посмотрют, шо ты от неё отказалси. Штоб не сболтнул, всё равно голову сымуть. Што тебе не иметси, всё во што-то влезаешь. Али тебе хотся, штобы третье поколение дворян Алмазовых вместя с тобой в Сибири обреталось?

   — Ну не мог я в монастыре, да и эта стерва Алёна усё перед глазами стоит.

   — О святоша, в монастыре не может. А ей каково, токо тамо и можно, здеся в Кремле возможности не приставится.

   — Ну и што же мене деять?

   — Сходи в кабак, найди проженну жёнку, штобы она тебе как следует выжила, а затема иди к Симонову монастырю. По твои петрушества с переодеваниями я от Сивого раз слыхал, вота и переоденься каменщиком. Монастырь стены ставит, два дела и содеешь. Наломаешьси, глупые мысли в голову не полезут, да и святое дело содеишь, помогая святой обители.

   — Кто бы говорил,— пробурчал Андрей.

   — Тогды напейси, и уж чё будет, то будет. Ладно, возвращайси домой да погрейси возля жены, глядишь, от сердца и отляжет.

Странно, но от болтовни Трофима от сердца и вправду отлегло. Андрей махнул рукой и направился в свой дом.

К новому году из Сибири от тобольского воеводы боярина князя Ивана Борисовича Репнина в государеву казну прибыл караван с меховым ясаком[117]. По велению царя и великого князя всея Руси привезли маленького уссурийского тигрёнка, злого и рычащего на всех. Царь подарил его царевичу Фёдору. Полосатый красавец поселился в царских палатах.

Ярко-рыжий красавец, прозванный Василевсом, разгуливал в покоях царевича Фёдора. И царевич ожил, вновь ощутив любовь отца, и почувствовал себя ребёнком.

Фёдор, несмотря на свои больные ноги, катался с тигрёнком по ковру, лазил на четвереньках под столом, выгуливал в девичьем саду. Они даже спали вместе. В эти дни, видя радостное возбуждение царевича, и Симеон Полоцкий не настаивал на занятиях латынью. К радости Фёдор, вернулся и дядька боярин князь Воротынский и, приходя к царевичу, участвовал в забавах с тигрёнком.

Вот и сегодня они втроём были вместе в покоях царевича.

   — Князюшка, поведай мене правдиво, батюшка-государь подарил мене Василевса потому, што любить мене? — спросил Фёдор каким-то печальным голосом.

   — А як же, рази можно не любити чадо своё.

   — А рази тако не бывало?

Воротынский отвернулся.

   — Ты умысли, што любовь бывает разной: ко сыну — энто одно, ко молодой жёнке — совсем другое. И ведаешь, аки тяжко метатьси межу одним и другима.

   — Князюшка, милый, знаешь, но еногда я чуйствую, што никому не нужон. Матушка умерла, любимый брат тожа. Отец последние месяцы усегда возля Наташки.

   — Ты не должон так ея прозывати, а государь любить тебе, и я люблю. Выкинь усё ненужное из головы.

Тигрёнок, которого все эти разговоры не касались, ластился к царевичу, и одно его присутствие разгоняло печальные мысли Фёдора.

   — Ладно, усё, более не буду о том думати. В октябре отец пошлёт мене на богомолье, куды поедем?

   — В Вязьму.

   — А пошто в Вязьму-то? — спросил царевич, уже улыбаясь.

   — А возьмём с собой князя Микитку Вяземского. Ты мене Воротынск показывал, мы ему Вязьму покажем. Князья Воротынские возвысились, а Воротынск захирел, князья Вяземские заскудели, а Вязьма расцвела посадами.

   — Ага, ты воспять на свово конька сел. А затем с Мишкой Пронским мы поедем в Пронск, ас Петром Мещёрским в Мещеру, ужо чаво тянуть, сразу ехать с царевичем Петром Сибирским в Сибирь.

Не ожидавший такого оборота Воротынский даже от растерянности открыл рот, а царевич Фёдор закатился заливным смехом.

Начинало смеркаться, когда Матвеев возвратился из Кремля домой.

Последнее время Артамон плохо знал о том, что творится в Москве. Его глаза и уши — Андрей Алмазов — почти два месяца не являлся ему перед очи. Просьба прийти, переданная через брата Семёна, не подействола на Андрея. Сегодня был послан за ним Сивой, Матвеев знал, что Сивой приведёт его, и не обманулся в своих ожиданиях. Массивная дубовая дверь открылась, и в вифлиотику вошли Сергей Матвеевич Матвеев, Семён и Андрей Алмазовы, Никола Спафари и Савелий Сивой. Артамон Матвеев сразу подлетел к Андрею:

   — Ты чавой-то о себе возомнил, ни службу стрелецку сотником не несёшь, ни ко мне с докладом не являешься. Али в подземелья холодные похотел? Али полностью перетить из детей дворянских в купцы?

   — Не ведая, ради чаво што деять, не зная, во што мене верити. Во тех землях, где Стенька гулял, теперича князь Барятенский распинает и правых и виноватых. Ты мене говорил, што сын боярыни Морозовой перебеситси и начнёт вкушати пищу, а он себе голодом чуть до смертушки не довёл.

   — То не твово ума дело.

   — А што мово?

Артамон махнул рукой и присел на сундук с книгами, чего себе никогда не позволял.

   — Ну чаво ещё хочешь сказать? — махнул он рукой.

   — Воеводам, коим деньги были посланы для набора войска, кои их боле на себи потратили, и князь Иван Милославский из них первейший.

   — Мал я ещё, штобы с Милославскими тягатьси, подожди чуток.

   — Монастыри, коим запрещено скупать земли, приобретают их под видом духовных пожалований, а бывшим хозяевам платют под видом выдачи денег для раздачи нищим и другим монастырям. А боле всех во том деле преуспели монастыри, кои в веденье митрополита Павла Крутицкого.

   — Ты пымаешь, што хочешь стравити мене с сильнейшими людьми царства Русского али не пымаешь?

   — Пошто царь сестру свою Татьяну Михайловну за Ростислав Шишмана не выдаст, за родную кровь боитси, переживает. Так лучшей раз рисканути, чема апосля всю жизню в монастыре маитси.

   — Ну во, теперича я должен и царю указывать, за ково ему сестру выдавать.

   — Он — царь и не может думати только о себи.

   — Ладно, иди в горницу, а мы тут о тебе посоветуемси.

Андрей прошёл в трапезную. Ждать пришлось недолго, к нему вскорости вышел Артамон Матвеев и брат Семён.

   — Мы тута посоветовались и сообча решили послать тебе отогретси душой в Кирилло-Белозерску пустошь. Сегодня и сбирайси, а за лавками твоими брат присмотрит. Настоятелю я грамотку с тобой отпишу. Ну, иди, а то сегодня у нас и без тебе дел много.

Каким-то совсем потерянным Андрей покинул дом Матвеева. Даже не попрощался с лучшим другом Сивым.

Радость царевича Фёдора оказалась недолгой. На двадцать третий день по приезде тигрёнок перестал есть, играть, стал вялым, больше лежал, вытянувшись на ковре. Всё его поведение походило на сглаз, а сглаза во дворце боялись более всего. Царь даже назначил расследование, а царевич притащил в свои покои всех врачей и лекарей, немцев, во главе с Блуменграстом, Розенбергом и Зоммером из Силезии, что были приставлены к Аптечному приказу, но те ничего не понимали в болезнях диких кошек.

Фёдор лежал на ковре рядом с Василевсом и ласково гладил тигрёнка по спине. В глазах вновь появилась тоска.