Андрей Гришин-Алмазов - Несчастливое имя. Фёдор Алексеевич

• Название: Несчастливое имя. Фёдор Алексеевич
• Автор: Андрей Гришин-Алмазов
• Издательство: АСТ, Астрель, Транзиткнига
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-026129-2, 5-271-09944-Х, 5-9578-1243-9

По мнению большинства историков многие преобразования и реформы Петра Великого были начаты ещё во времена правления его старшего брата.

Новый роман современного писателя А. Гришина-Алмазова с полным основанием может быть отнесён к исторической эпопее.

В книге собрана целая галерея мест, событий и лиц XVII века; автор широко использует документальный материал, известные и малоизвестные факты, а также уникальные архивные находки, которые позволяют по-новому взглянуть на многие события.

---

Везли недолго, потом вновь взяли на руки и понесли. Когда с него сняли повязку, оказалось, что он находится и выбеленной келье со сводчатым потолком. Несколько монахов в тёмно-коричневых рясах находились тут же. Один из них вышел вперёд и перекрестился особым образом. Андрей трижды поклонился ему, коснувшись пальцами пола. Это был особый знак Тайного приказа. После этого монах с чувством обнял Андрея. Это был Тимофей Чудовский, человек необыкновенный и неожиданный. В январе 1666 года в Чудовском монастыре он познакомился с калекою-лекарем Саввой, и тот ему разъяснил, что Богу и христианству можно служить не только молитвами. Тимофей был пристроен патриархом Дасифием помощником к султанскому толмачу.

С тех пор в Грановитой палате знали обо всём, что помышляли в Порте[110].

   — Как звати-величати тебе, мил человек? — радостно спросил монах.

   — Андреем.

   — А мене Тимофеем. — Он махнул рукой, и остальные монахи удалились. — Пошто Ростислава Шишимана ищешь?

   — Грамоты верительные отдати и поведать, што государь наш, царь Алексей Михайлович, венчалси с девицею Нарышкиной.

   — Ну, Ростиславу то без достатку. Ладно, шествуй за мной.

Он повёл Андрея узким переходом с земляными стенами, низко пригибаясь, чтобы не задеть грязный свод. В конце пути они оказались перед дверью, обитой медью, за которой была ещё одна келья, блекло освещённая бронзовым светильником. В центре кельи находилось кованое железное кресло, в котором сидел благородый муж с чисто выбритым лицом и длинными усами. Это был Ростислав Шишман, за ним стояли братья-близнецы бояре Друян и Троян, напротив сидел благообразный инок с гусиными перьями и свитками.

   — Енто тот, кого ты рыскал, — произнёс Тимофей Чудовский, указав глазами на сидящего в кресле.

Андрей низко поклонился. Благоговение перед царями впитывалось на Руси с детства.

   — Я не могу передати тебе, государь, верительных грамот мово государя, ибо они осталися в харчевне, но ты можешь послати монаха с моим перстнем к одному из моих людей — Савелию Сивому, и он принесёт их тебе.

Андрей снял с пальца перстень, и Тимофей, взяв его, неслышно удалился.

   — Я прибыл, штобы передати деньги и поведати, што царь Алексей Михайлович венчался святыми узами с девицею Нарышкиной, ныне царицей Натальей Кирилловной.

Ростислав сплёл пальцы, похрустел суставами, раздумывая с ответом.

   — Я извечный должник царя Алексея и не собираюсь равнять себе с его величием и могуществом. Я рад, што царь Алексей сыскал себе жену по душе и сердцу, но я бы стал верным и послушным сыном его, если бы он выдал за мене одну из своих дочерей или сестёр, што намного бы возвысило мене средь мово народу.

   — Но токо вызвало бы крупну ссору царя с султаном турецким.

   — Война Порты с Русью и Польшей — дело решённое, не в этом году, то в следующем она будет обязательно. Гетман Дорошенко признал себе вассалом турецким, и султан готовит своих янычар для посылки ему в подмогу под Чигирин. Ты возвернёшься к царю, всё, что ты услышал здесь, поможет многое ему разъяснить.

Андрей замотал головой:

   — Да я перед его очами и не предстану. Все документы и вести я передам и поведаю главе Посольского приказу, Матвееву Артамону Сергеевичу.

Вскоре в келью вошли Тимофей Чудовский и Савелий Сивой с деревянной шкатулкой в руках. Открыв её снятым с шеи ключиком, Андрей вынул два свитка с навесными царскими печатями и два больших кошеля с ефимками[111].

   — Вот то, што мене велено передати.

С печальной улыбкой Ростислав взял дары. Никогда ещё Андрей так не понимал, что от него ничего не зависит. От этого он чувствовал себя униженным. Тимофей похлопал его по плечу, а Ростислав жестом отпустил. Монах проводил его и Сивого до харчевни, расспрашивал по дороге обо всём, что творилось на отчизне за последние годы. У самой двери он остановился и, попрощавшись, попросил:

   — Поживи в Тырнове ещё пару дней, мене грамотку надоть написати и с тобою передати.

Затем поклонился и ушёл в темноту узких улиц.

Давно в посольской избе не было столь большой кутерьмы. Новый глава Посольского приказа Артамон Матвеев принимал посла эмира Бухары Муллу-Фарруха. На торговых связях с Бухарой настаивали голландские купцы, которых в своей политике поддерживал Матвеев. Фарух явился в сопровождении большой пёстрой свиты. Зелёная чалма на его голове говорила о том, что он недавно посетил Мекку. Важно проследовав по коврам, он дотронулся до чалмы и с достоинством поклонился, в ответ и по русскому обычаю Артамон Матвеев поклонился в пояс. Подьячие обступили свиту посла.

   — Когда люди кочующего хана Улухана принесли поклон и дары царя урусов моему господину, повелителю Бухары, он тут же послал меня с ответным поклоном, — медленно, бархатным голосом на арабском языке заговорил Фаррух, толмач переводил его слова, — и я поспешил исполнить его волю. Двенадцать ахалкетинских скакунов, восемь серебряных кувшинов тончайшей чеканки, драгоценнейшие ковры, красавицу рабыню прислал со мной мой государь в дар государю руссов.

Матвеев с почтением и достоинством вновь поклонился. Начался ритуал передачи и приёма даров, и тут, нарушая все обычаи, в посольскую избу в сопровождении князя Воротынского и царевича Сибирского, опираясь на посох, вошёл царевич Фёдор. Писцы и подьячии попадали на колени. Толмач поспешил поведать Мулле-Фарруху о том, кто явился.

Царевич, часто видевший татар, с любопытством рассматривал бухарские одежды.

   — По-хорошему ли доехал, друг наш Мулла-Фаррух со товарищами? — спросил он.

   — Слава Аллаху, доехал я хорошо и приветствую царевича душевно.

   — Я столь же душевно приветствую посла Бухары. И хотел бы испросить у него, чема богата ваша земля? Есть ли в ней серебряные руды?

Вопрос звучал по-детски наивно.

   — Нет, в моей стране не добывают серебро из земли. Мы богаты конями, шерстью и хлопком и готовы торговать этим.

   — Я мыслю, и нашим купцам будет што связти в Бухару.

   — Полностью согласен с высокородным царевичем.

Фёдор улыбнулся в ответ и покинул посольскую избу, Фаррух ближе подошёл к Матвееву и неожиданно по-русски произнёс:

   — Я впервые лицезрел царевича со столь добрым взглядом.

Алёна уже более двух месяцев тосковала, не имея никаких новостей об Андрее. Может, натешился и бросил. Она несколько раз ходила к Авдотье Немой, но разве её поймёшь, металась от одной крайности к другой, пытаясь отвлечься от дум, создавала видимость заботы по хозяйству, когда к ней заглянула сударушка-соседушка.

   — Горлинка ты моя, да штой-то на тебе лица нетути? — залепетала она лелейным голосом.

   — Да чей-то голова с зорюшки болит.

   — Не в обиду будет сказано, по-соседски. Вижу я, чаво ты маешься. Купчина твой очей не кажит. Да то и к добру. — Соседушка сделала участливое лицо. — У тебе есть муж, венчанный, законный. Погуляла маненько, и хватит, пора меру знати. За грех твой купец мошной расплатился, а теперича, видать, в семью возвернулся.

Артамон Матвеев, выполняя обязанности дворецкого, занимался приказными делами, просматривая переписку между двором и приказами. На столе лежали указные, памятные, жалованные, сыскные грамоты, наказы, отписки, челобитные, изветы. Справиться со всем этим было бы просто невозможно, если бы не несколько подьячих, в чьих рядах был Семён Алмазов, который часто подменял Матвеева и получил полный доступ к посольским документам и домашнему архиву главы приказа.

Старый глава Посольского приказа — боярин Ордын-Нащокин хотя и не был отставлен от приказа, однако почти не допускался до дел.

А дела вроде налаживались. Пришла весть о поимке Стеньки Разина. Посол Бухары подписал договор о торговле, Польша шла на продление мира. Волновала лишь Правобережная Украина и Турция, но именно оттуда он ждал гонцов с вестями, а тех всё не было.

Дьяк Воскобойников подал изветы на гетмана Демку Многогрешного, которого старшины[112] обвиняли во всех смертных грехах.

   — Бояри тож мене в чём тока не винят, — пробурчал Артамон себе под нос.

Приглушённый конский топот заставил Матвеева прислушаться. Топот приближался, и Артамон Сергеевич выглянул на улицу: под окном крупной рысью пронёсся красавец иноходец, который нёс в седле царевича Фёдора.

   — Истым лошадником царевич-то стал. Часа не проходит, штобы на коне не погарцевал. А ведь с его ножками больненько, наверное.

В это время двое стрельцов ввели монаха. Он был высок и костляв и облачен в рваную коричневую рясу. В правой руке он держал длинный узловатый посох, а в левой пучок духмяной травы. Кожа на его лысой голове была так туго натянута, что ясно выступали все кости черепа.

   — Протопоп Семён Адамович?! — как бы не веря своим глазам, удивлённо произнёс Матвеев. — Каким ветром?