Евгения Кострова - Калейдоскоп вечности (СИ)

• Название: Калейдоскоп вечности (СИ)
• Автор: Евгения Кострова
• Издательство: СИ
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2016

После страшной войны человечество начинает жить по новым законам, пытаясь поддерживать мир с созданиями тьмы (Omega). Юному Скаю с рождению было уготовано стать одним из участников турнира на звание Великого Рефери — Судьи, в чьих руках находится власть, сравнимая лишь с Всевышним создателем. Обладая титулом герцога Османской Империи, находясь в иллюзорном мире роскоши и богатства, он даже и представить не мог, что мир реальности гораздо более жесток, а повороты судьбы непредсказуемы. Теряя друзей, обретая любовь, он пытается сражаться с собственными противоречиями и противостоять законам самого мироздания. Но подвластно ли это хрупкому человеческому сердцу?

---

— Первой жертвой смерти стало невинное дитя, — произнесла женщина с длинной золотой кудрявой косой, закрепленной сфероидным украшением из чистых рубинов на последнем из узелков. Она была спокойной внешне, но внутри нее зажглась искра суеверия — одного из жутчайших пороков человека. За целый день более не поступало новых сообщений о схожих случаях, но все может повториться завтра. И новая проблема была серьезной угрозой для нормального и успешного проведения Турнира. Представителям не должно отвлекаться на время состязаний участников на внешние проблемы, главной их задачей было избрание достойного кандидата на пост нового Рефери, и более ничто не должно было помешать им столь важному решению. Но такое было впервые, и это пугало, как и всякая неизвестность, впервые открывшаяся глазам человека. Мальчик по всем физиологическим критериям был здоров, в крови не были найдены признаки клеток, расположенных к сверхчеловеческим способностям, что вновь доказывало его полную причастность к китайской национальности. Кровь с «золотой» ДНК встречалась чаще у людей европейского происхождения, потому как именно на территории Евразии происходили военные действия Третьей Мировой, где проводились экспериментальные проекты, позволившее встать человечеству на новый уровень развития, сделать глобальный шаг в своей природе, эволюционировать. Но люди со временем стали забывать о важнейшем законе устройства мироздания, что за каждый новый скачок вперед, природа будет отвечать в стократ за причиненный ущерб и за достигнутую власть, которой людям никогда не будет достаточно в полной мере, чтобы утолить свою бесконечную жадность.

Все ушли, оставили одного маленького мальчика, сгоревшего в страхе перед смертью, и стоящей за ней неизвестностью в большой комнате, воздух которой был напоен безутешной скорбью. И гнев от этого одиночества, оставления в беспомощности были его последними мыслями. В сознании отчетливо звучало желание продолжить жить — глотать воздух, чувствовать вкус, ощущать боль и плакать, радоваться и наслаждаться, он просто хотел жить. Неважно как, и смысл находился в каждом мгновении, которое раньше показалось бы печальным или маловажным, не столь значимым. Ничто не волновало его в тот момент — ни боль, ни отверженность, ни горе его сестры — ее холодные и соленые слезы, что падали на его лицо на набережной, и вкус морской волны на кончике языка. Мир постепенно сужался, таял, как таит снег на горячих ладонях, растворялся, как растворяется рассветная дымка. Тяжело и легко опустилась его грудь, когда он сделал вдох, словно протягивая руку к невидимому тросу, а при выдохе он упал в пропасть, устремился навстречу черному и безликому небу, проваливаясь в глубину темнеющих вод океана, туда, где не достигнут глаз лучи предрассветного солнца; где губы не разомкнутся, дабы глотнуть свежего воздуха. Последний вздох, сродни игре скрипки, полету лепестка, уносимому ночным ветром и опускавшемуся свету луны, ласкающего кроны деревьев. Тишина, что заставляет леденеть кровь и останавливать сердца — страх. Осознание опасности и привносимые возможные варианты еще не наступившего будущего делают людей глупыми и податливыми паники, и появляется бесконтрольный хаос, заполненный отчаянием. И среди гуляющего между людей страха, немногие разумные неспособны выбраться из толпы обезумивших, и предвидя неизбежность, становятся частью безумия.

Первыми сломались его кости, они хрустели так, как могучие мужские руки бы ломали тонкие древесные ветки, чтобы подкинуть их в костер возле ночлега, кожа стала мрамарно-белой, как у трупа, и даже серо-пурпурные синяки под глазами не были видны за неестественной белизной, как чешуйчатое брюхо питона. Из чуть приоткрытого рта потекла густая черная кровь, образующая небольшую лужицу возле левого плеча, суставы лопались, как мыльные пузыри, а тело каменело. Если приглядеться, подойти еще ближе, присмотреться, как кудрявые черные локоны падали на лоб, оттеняя лицо, то можно было бы подумать, что он просто спит. И так было, его часть души уснула вечным мертвым сном, тогда как вторая ее половина просыпалась, терзая мощными лапами чудовища дверцу клетки, и они поддались. Его глаза распахнулись, и он сделал глубокий вздох, силясь дотянуться руками до горла и стянуть зажившие его тиски, но пальцы не шевелились, а руки, сколько бы разум не приказывал им подняться, не слушался приказаний. Перевернувшись на бок, мальчик сплевывал кровь на чистейшие белые половицы, цепляясь пальцами за края капсулы, сжав их настолько сильно, что разбившиеся осколки впились ему в ладони. Глаза метались от одного предмета к другому, кутикула кровоточила, зубы и десны болели, словно у него резались клыки. Он слышал треск собственного позвоночника, и сила невидимых зубцов располосовала ему внутренности, как когти игривого черного кота, играющего с собственной жертвой, разрубив ее пополам. Мысли и воспоминания путались и смешивались одни с другими, и жажда, бесконечная и неутолимая развязала ему гортань, чтобы он мог закричать от дикой и непереносимой боли. Если бы он мог, он бы так и кричал это слово — больно. Вены горели, плавились, кровь затвердевала, а по коже поплелись гнойные узоры, многочисленными ободками, разрисовавшими его кожный покров. Агония не прекращалась, а с каждой секундой нарастала все больше. Он находился в померкшем пространстве, где существовал только мрак, глубокий, одичалый и бездонный, но если сделать шаг, то пальцы коснуться стеклянной преграды, сквозь которую просвечивались черты знакомого лица. В этом мире пасмурно и зыбко, и отчаяние обнимает тебя, раскачивая на бесшумных морских волнах, как нежные руки матери. Прикосновение холода смертельно, но оно присутствует невидимым призраком за твоей спиной, смотрим в зеркальное отражение самого себя.

Его глотка разрывалась от крика, боль, которую невозможно превозмочь силой воли или выдержкой, недюжинным упорством — пусть не поднимают головы те, кто в голос ринется хвалиться тем, что сможет пройтись по тропе, на которой плавятся кости, растворяя стопы ног кислотой. Раскрывшийся рот разорвал губы, кости становились тоньше, тверже и длиннее, ногти отрасли на полметра, превратившись в лезвия, способные рассечь даже металл. Когда рука обессилено упала вниз возле рвущегося изнутри на части тела, кончики ногтей клацнули о железный стол, на котором он лежал, мгновенно разбившийся по частям, словно хрупкий хрустальный графин, от которого посыпались сотни мелких осколков. Крупное треугольное острие стекла пронзило левое запястье, несколько мелких железных обломков пригвоздили его к поверхности белого пола, но на резную боль он не обратил внимания, глотая воздух так, как глотает ледяную воду странник в пустыне жаркой летней ночью. И он упивался воздухом с дурманящим ароматом роз, он ощутил его, когда влажные губы прижались к холодной сливочной коже на шее женщины, что осторожно укладывала его в капсулу, а от волос исходил запах солнца, образуя над ее головой золоченый нимб, сотканная из чистого света фигура была видением ангела. И этого ангела он жаждал поглотить, пожрать, поработить, утолив порочный голод, рвущийся наружу.

В пустоте, борясь со своей натурой, детская ладошка тяжело ударила по стеклянной завесе, отчего по высокой стене пробежала рябь, вдалеке слышался грохот разбивающихся о морские волны скал, падающих с сокрушительной быстротой вниз, и по лодыжкам ног прошелся морозный ветер, являющийся доказательством того, что за осязаемым препятствием было пространство. Он вновь ударил по стене, на этот раз сильнее, но взамен не последовало ничего кроме вибрирующего звука глухого эхо. За этой стеной было его солнце, раскаляющий дотла жар. Тело горело, а там внутри солнечный свет, опускающий свои косые лучи на льдинисто-голубую поверхность бесконечного океана, там ветер, свистящий в дымчатых облаках цвета пахты, там за преградой свобода. Незримая основа плавилась под его кожей, и пальцы как магма разъедали аморфную структуру вещества. В его глазах появилась решимость, и вторая рука кулаком пробила брешь в стене, рассыпая кристальные частицы в черном просторе, отчего на костяшках пальцев появились багряные раны и ссадины с застрявшими кусочками стекла, средние фаланги пальцев хрустнули. От напряжения зубы до крови прикусили нижнюю губу, а пальцы крепко ухватились за острые и неровные края, намереваясь раздвинуть проделанную дыру, ни капли не заботясь о том, что кровь ручьями текла вдоль локтей и уже забегая за спину. Разрезая кожу, суставы, конечности, маленький мальчик с дикими горящими от желания глазами прорывался сквозь барьер, и когда послышался заветный треск от той небольшой пробоины, что он смог создать, из ее недр вместо света потекла темнота, куда более черная, нежели та, в коей он находился. Она затопляла собою пространство, подступая к коленям, бедрам груди, проникая под кожу, впитываясь в естество, а когда подошла ко рту, страх и ужас, заполнявший его до того окаменевшее от неожиданности тело переломил все разумное, и он разинул его в безвольном крике, пропуская внутрь себя жидкий и кипящий мрак. Разбив грань между двумя сторонами своей души, он открыл проход своей темной натуре.