Альберто Васкес-Фигероа - Силач

• Название: Силач
• Автор: Альберто Васкес-Фигероа
• Издательство: группа «Исторический роман»
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2016

Пятая книга увлекательной саги повествует об удивительных приключениях канарца Сьенфуэгоса после того, как он услышал чудовищное слово – Инквизиция.

Его любимую Ингрид, которая носит его ребенка, задержали по обвинению в колдовстве, а конкретно за то, что она заключила сделку с дьяволом, когда подожгла озеро Маракайбо. Но поджег воды огромного озера Сьенфуэгос, и он не заключал никаких сделок с сатаной, а просто воспользовался мене, черной водой, горящей безо всякой причины.

---

— А я? Чем я-то провинился?

— Вы? — резко переспросил тот. — Вы втянули меня в это дерьмо, не предупредив, что эта чертова ведьма служит Князю Тьмы.

— Ты и вправду так думаешь?

— А вы сами разве не видели? Она превратила озеро в пылающий ад, а теперь меня осаждают полчища демонов, — Турок яростно сплюнул. — Никогда я не боялся ни мавров, ни негров, ни христиан, все мое тело покрыто шрамами, а уж сколько раз я смотрел в лицо смерти! Но одно дело — честно погибнуть в бою с оружием в руках, и совсем другое — позволить приспешникам сатаны выпить до капли собственную кровь...

— И кто же предупредил об опасности, которая тебе якобы грозит?

— Один славный парень из Алькаррии по прозвищу Силач, который убивает мула одним ударом.

— Я слышал о нем. Он действительно так силен, как говорят?

— Мне он таковым не показался, но уж коли он сумел свалить мула и выиграть пари — думаю, и впрямь силен. Даже кузнец теперь хочет с ним встретиться, — Турок глубоко вздохнул. — Но вернемся к нашему делу. Я не желаю вам зла, но собственная жизнь и душа мне дороже. Так что я скажу брату Бернардино, что передумал и вовсе не уверен, будто видел в тот вечер на палубе именно ее, и дело следует закрыть.

— А если ты его не убедишь?

— Тогда, по крайней мере, Князь Тьмы увидит, что я пытался это сделать, и перестанет считать меня врагом.

— А если священник заявит, что это я на тебя надавил?

— Я смогу убедить его, что он ошибается.

— Каким образом? Рассказав ему байку, как тебя преследуют демоны? Ты хоть представляешь, что может случиться, если Святой Инквизиции станет известно, что слуги Люцифера каждую ночь пьют твою кровь, потому что ты подал ложное обвинение?

— Я предпочитаю не думать об этом.

— Скорее всего, мы все закончим жизнь на костре: ты, я, Ингрид и даже Фермина, если будешь упорствовать.

— Даже костер не так страшен, как все муки, что мне приходится терпеть, — заявил Турок. — По крайней мере, огонь очистит меня, и моя душа предстанет перед Создателем чистой и обновленной, — он цокнул языком. — Лучше вытерпеть несколько минут страданий, сгорая на костре, чем гореть в адском пламени целую вечность.

— Не могу с этим согласиться, — горячо возразил виконт де Тегисе. — Вечный огонь — слишком отвлеченное понятие, никто в наше время не может быть уверен, что он действительно существует. А вот как горит человеческая плоть и кровь на кострах Инквизиции, я видел неоднократно.

— Как вам будет угодно, капитан, — твердо заявил Бальтасар Гарроте, давая понять, что уже принял решение, и никто не заставит его изменить. — Видит Бог, ничто не страшит меня так, как Святая Инквизиция, ее допросы и пытки; но если этой ночью меня снова посетят эти твари, то завтра утром с первыми лучами солнца я брошусь к немытым вонючим ногам монаха и буду умолять его спасти мою душу.

6

В тот день, когда Турок, он же Бальтасар Гарроте, пришел к брату Бернардино де Сигуэнсе, чтобы уговорить его отозвать обвинения против доньи Марианы Монтенегро, францисканец повел себя так противоречиво, что положение только усложнилось, поскольку монах никак не мог понять этой перемены.

— Почему? — чуть ли не с кулаками набросился он на Турка.

— Вы же сами заставили меня над этим поразмыслить, — ответил Турок. — Возможно, я поторопился с выводами, и существуют другие объяснения случившегося.

— Какие, например?

— Не знаю.

— Если вы их не знаете, то значит, возможный союз доньи Марианы с сатаной по-прежнему остается такой же серьезной причиной, как и любая другая, — заметил монах.

— Конечно, — согласился слегка сбитый с толку наемник. — Но я лишь хочу, чтобы вы поняли — вероятно, силы зла не имеют к этому никакого отношения.

— А капитан де Луна? В какой степени он повлиял на это удивительное решение?

— Ни в какой, — заверил Турок. — Скорее наоборот, он предупредил меня о возможной опасности, и что в такой сложной ситуации вы можете вообразить, будто он на меня повлиял.

— И это вполне естественно, — признался брат Бернардино. — Это весьма подозрительно — ведь вы решили отозвать обвинение спустя всего несколько дней после того, как он узнал, что в случае если донью Мариану осудят, Инквизиция конфискует всё его имущество.

— Даю вам слово чести, что капитан на это не повлиял.

— Такое слово мало что значит в этом случае, дон Бальтасар, — сердито ответил монах. — По вашей вине эта женщина несколько месяцев провела в темнице, ее друзья в бегах, горожане раздражены, а меня не оставляют глубокие сомнения, которые даже мешают спать. И вы думаете, что можете просто вот так дать слово?

— Простите!

— Сожалений недостаточно! — в голосе монаха звучала ярость, почти немыслимая для обычно столь учтивого человека. — Вы причинили слишком много вреда, и я должен знать истинные причины таких серьезных обвинений, а что еще важнее, почему вы, рискуя подвергнуться наказанию, решили их отозвать.

— Мой мотив — искренняя убежденность, и не думаю, что существует более страшное наказание, чем муки совести.

— Я вижу, вы побледнели, — заметил монах. — К тому же дрожите, как в лихорадке. Пожалуй, вы и впрямь кажетесь больным, но все же я никак не могу поверить, что столь плачевное состояние вызвано муками совести, которая вас, насколько я могу судить, никогда особо не тревожила, — он выдержал ироничную паузу. — Сколько людей вы убили на своем веку, дон Бальтасар?

— Не знаю, не считал. Но я убил их в честном бою.

— Так вы полагаете, что вели себя честно, сражаясь под знаменами короля мавров против христиан?

— Я никогда не сражался против христиан, а моя роль в этой войне слишком ничтожна, чтобы ее обсуждать. К вашему сведению, даже сама королева меня не осуждала. Более того, она высоко оценила мое стремление остановить эту кровопролитную войну.

— Ну хорошо, — согласился крошечный францисканец. — В конце концов, я не вправе вмешиваться в дела, выходящие за пределы моей юрисдикции. Если сама королева сочла возможным вас простить, закроем эту тему. Но меня интересует другое: почему ваша совесть, которая прежде никогда вас не мучила, хотя имела для этого куда более веские причины, именно сейчас довела вас до такого состояния, что теперь я вижу перед собой лишь тень того человека, каким вы были всего десять дней назад?

— Возможно, близость смерти заставила меня повзрослеть.

— Близость смерти? — удивился монах.

— Вас это удивляет? Посмотрите на меня! У меня нет сил шевельнуть ни рукой, ни ногой, я чувствую себя совершенно разбитым, перед глазами у меня все плывет, и каждое утро мне все труднее вставать с постели.

— Попросите цирюльника, чтобы он пустил вам кровь.

— Кровь? — в ужасе воскликнул наемник. — Вы что, хотите загнать меня в могилу до срока? Кровь мне самому нужна, у меня не так много ее осталось.

— Почему вы так в этом уверены? — спросил священник, не упуская ни единого слова.

— Посмотрите же на меня: мое лицо прям-таки зеленое! И эта слабость, что сводит меня в могилу. Не нужно быть цирюльником, чтобы понять: этот землистый оттенок кожи — отнюдь не признак грозящего апоплексического удара, а скорее наоборот.

— Интересно.

— Что здесь может быть интересного? — разозлился Турок. — Вы что, увлекаетесь медициной?

— Да, пожалуй, — согласился брат Бернардино де Сигуэнса. — Только я лечу души, а не тела. Но я и в самом деле впервые слышу, чтобы совесть действовала подобно медицинской пиявке.

— Думайте что хотите, — фыркнул Турок. — Я сделал свое дело, а как поступать дальше — решать вам.

— Нужно подумать.

— Ваше право.

— Это даже не право, а нечто гораздо более сложное и глубокое, — заметил монах с угрожающей серьезностью в голосе. — Еще Бернар Гуи, Великий инквизитор, предупреждал, насколько опасно может быть оправдание виновного. Слишком часто за спиной кающегося стоит не Бог, а сам дьявол.

Если бы это было возможно, Турок бы побледнел еще больше, но его кожа и так уже стала белой и почти прозрачной, и лишь бегающий взгляд и дрожь в голосе выдавали, насколько его всполошило упоминания дьявола.

— Не ищете черную кошку в темной комнате! — воскликнул он. — Я готов взять на себя ответственность за это злосчастное деяние и принять любую епитимью, какую вы на меня наложите, но отказываюсь признавать, что снизошедший на меня божественный свет может исходить от дьявола.

— Только Святая Церковь вправе решать, божественный ли это свет или что-то другое, — ответил францисканец. — Не подобает быть столь высокомерным, чтобы присваивать себе право, которое никому не принадлежит. Я собираюсь тщательно изучить этот случай и обещаю вам, что приложу все усилия и выясню всё, вплоть до мельчайших деталей.

— Так вы отпустите ее на свободу?