Альберто Васкес-Фигероа - Силач

• Название: Силач
• Автор: Альберто Васкес-Фигероа
• Издательство: группа «Исторический роман»
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2016

Пятая книга увлекательной саги повествует об удивительных приключениях канарца Сьенфуэгоса после того, как он услышал чудовищное слово – Инквизиция.

Его любимую Ингрид, которая носит его ребенка, задержали по обвинению в колдовстве, а конкретно за то, что она заключила сделку с дьяволом, когда подожгла озеро Маракайбо. Но поджег воды огромного озера Сьенфуэгос, и он не заключал никаких сделок с сатаной, а просто воспользовался мене, черной водой, горящей безо всякой причины.

---

— Рыжего? — удивился францисканец.

— Рыжего! — повторил тот. — Однажды он едва не попался мне в лапы, так вот, у него была огромная грива до самого пояса — рыжая, как пламя ада.

— Странно! — произнес монах. — Я никогда не слышал о рыжих гуанчах.

— Этот гуанче был рыжим. Его мать была настоящей дикаркой, никогда не спускавшейся с гор. Поговаривали даже, что она совокуплялась с козлами.

— Вы в этом уверены?

— Так мне рассказывали. Но что уж точно не подлежит сомнению — везде, где появляется этот ублюдок, происходят странные вещи. Здесь рядом живет один астуриец, что плыл на борту «Санта-Марии»; так вот, он рассказывал, что именно пастух взял в руки румпель, когда корабль сел на мель у северных берегов острова.

— Возможно, мы и в самом деле ошиблись и должны судить вовсе не донью Мариану, а этого козопаса, — едва слышно прошептал францисканец. — Говорят, что Люцифер любит вселяться в рыжих.

— Так вы действительно считаете, что он может оказаться демоном, принявшим человеческий облик? — удивился виконт.

— Несомненно, — убежденно ответил францисканец. — Я совершенно уверен, что он — сын демона, с которым спуталась та дикарка-гуанче.

— А если женщина переспала с сыном демона и зачала от него ребенка, этот ребенок тоже будет сыном дьявола? — поинтересовался виконт.

— Не знаю, — честно ответил монах. — Это весьма деликатный вопрос, и лишь высшие церковные власти могут в нем разобраться.

5

Трудно представить настолько разных людей, как Арайя и Гаитике, несмотря на то, что они много времени проводили вместе, спали в одной комнате позади верфи Сиксто Вискайно, а окружающие делали все возможное, чтобы ни один из них не чувствовал себя ущемленным по сравнению с другим или с остальными детьми.

Сын Сьенфуэгоса и гаитянской принцессы Синалинги в свои девять лет мог считаться первым на земле метисом, рожденным в Вест-Индии, и черты его характера красноречиво намекали на то, какими со временем станет большинство представителей новой расы. А хрупкая Арайя, возможно, последняя представительница вымирающего племени, являла собой недюжинную жизнестойкость, решительность и уверенность в собственных силах, что удивляло и обескураживало всех, кому доводилось встречать девочку, обещавшую со временем стать неотразимо привлекательной.

Гаитике, казалось, ничего не интересовало, кроме кораблей и картографии, а любознательность Арайи и тяга к знаниям поистине не имели границ; она уже не только говорила на кастильском диалекте, но читала и грамотно писала, проявляя не меньший интерес к латыни, французскому, медицине и много чему еще, что попадало в поле ее зрения.

Играли они вместе, но им постоянно приходилось уступать друг другу, хотя девочка с первого взгляда прониклась почти материнской нежностью к этому несмышленышу, который, стоило ему сойти с корабля на берег, становился совершенно потерянным.

Гаитике, конечно, знал, что Сьенфуэгос — его отец, и питал к канарцу искреннюю любовь и восхищение, но намного свободнее чувствовал себя в компании Бонифасио Кабреры. В то же время, между Сьенфуэгосом и этой девочкой сложилось удивительное взаимопонимание, совершенно непонятное тем, кто не знал, какие тайны этой огромной непостижимой вселенной связывают его с Арайей, рожденной на далеких берегах нового континента.

Сельва, пустыни, высокие горы и мрачные болота по ту сторону моря оставили отпечаток на обоих, и это, а также владение языком, которого никто больше не понимал, отличало их от окружающих и создавало прочную, но невидимую связь.

Арайя считала, что ее ждет великая судьба, ибо так предсказали ее боги-предки, а Сьенфуэгос на тот момент был единственным, кто об этом знал. С другой стороны, неизведанные тайны гигантского континента навсегда пленили душу Сьенфуэгоса, а Арайя была единственной, кто это понимал. Что же касается остальных, в том числе и доньи Марианы Монтенегро, то все это оставалось для них слишком далеким.

Однако виделись они очень редко, поскольку Сьенфуэгос по-прежнему вынужден был скрываться в зарослях, появляясь на верфи лишь по ночам, не чаще пары раз в неделю, чтобы узнать новости, которыми снабжал его Бонифасио Кабрера, а девочка целыми днями училась, впитывая, как губка, любые знания, которых требовала ее душа, как будто делала это по велению богов, волю которых должна исполнить во что бы то ни стало.

— Она прямо-таки замучила всех своими вопросами, — жаловался хромой, когда Сьенфуэгос расспрашивал его об успехах своей любимицы. — Отчего, почему, зачем? Порой мне хочется послать ее ко всем чертям — просто потому, что я знать не знаю ответов на все ее вопросы. Во всяком случае, о плотницком деле она уже знает больше, чем сам Вискайно, в готовке разбирается лучше, чем его жена, а в в богословских вопросах — лучше, чем падре Ансельмо. Хотелось бы знать, что она собирается делать дальше?

— Она мечтает жить во дворце с золотым потолком.

— Нисколько не удивлюсь, если однажды она там и поселится. Очень скоро она станет самой образованной женщиной на острове.

— А мальчик?

— Мальчик все время проводит в порту или удит рыбу на берегу. Никак не могу заставить его учиться.

— Но его необходимо заставить.

— Как?

Заставить блуждающий где-то далеко разум сосредоточиться на сухой латыни или математике и впрямь оказалось нелегко, хотя мальчик никогда не возражал и не пытался протестовать, а просто уходил в себя. Его тело сидело с книгой, а душа бродила в другом месте, так что он не мог выучить ни единой строчки.

Едва хромой удалялся, Гаитике отправлялся к реке, где долго сидел на берегу с удочкой — в том самом месте, где мутная Осама, разливаясь, впадает в синие морские воды. Однажды он разглядел вдали знакомые очертания самодельной фелюги; она пришла с запада и теперь, огибая побережье, двигалась в сторону хлипкого маленького причала.

Он тотчас узнал лодку: ведь не более года назад он сам видел, как ее строили, как вытачивали киль, как прилаживали каждую досочку. Сколько раз он потом правил этой лодкой, стоя у штурвала!

Сердце мальчика сжалось, едва не провалившись в пятки, как только он убедился, что плывущая к нему лодка — действительно одна из шлюпок с «Чуда», вот только кроме двоих гребцов в ней сидел еще один человек. Вскоре Гаитике безошибочно узнал огромную тушу Сораиды ла Морсы, славной бывшей проститутки, когда-то перебравшейся на Ямайку вместе с многоопытным Хуаном де Боласом.

Он бегом бросился по пляжу к ним навстречу, помог женщине выйти на берег и махнул рукой, давая гребцам понять, что можно возвращаться. Те, лукаво подмигнув, развернули лодку и вновь направились в открытое море.

— Где наш корабль? — спросил мальчик, когда лодка скрылась из виду.

Толстуха нежно погладила его темные кудри, как делала в прежние времена, когда еще служила в борделе Леонор Бандерас.

— Ждет в безопасном месте, — тихо ответила она. — А где хромой?

— В доме Сиксто Вискайно.

— Сегодня же вечером отправлюсь туда.

С наступлением темноты она пошла туда и рассказала во всех подробностях, что дон Луис де Торрес, капитан Моисей Соленый и многие другие, принимавшие участие в плавании вместе с Марианой Монтенегро, ушли в море, чтобы избежать костра, едва услышав, что немка арестована ужасной Инквизицией. Первой их мыслью было бежать через океан в Европу но уже через день они устыдились своей трусости и вернулись, встав на якорь в уютной и безопасной гавани на юге Ямайки, где решили выждать некоторое время, а пока что прислали Сораиду, чтобы она разузнала, как дела у доньи Марианы.

— Ничего нового, — сообщил Бонифасио Кабрера. — И насколько я понял, долго еще не будет. Королевский дознаватель не торопится принимать решений.

— Дон Луис на это и рассчитывал. А он столько знает об Инквизиции и ее бесконечном терпении. Где ее держат?

— В крепости.

— Есть хоть какая-то надежда вытащить ее оттуда?

— Абсолютно никакой.

— А этот хваленый Сьенфуэгос?

— Делает все, что может.

— Прекрасно! — довольно произнесла толстуха. — Дон Луис де Торрес ни минуты не сомневался, что так оно и будет. По его приказу каждый месяц, в полнолуние, корабль ждет вас, стоя на якоре в лиге от устья реки. Вы можете передать ему весточку?

— Разумеется! А как обстоят дела на борту?

— Беспокоимся за сеньору.

— Я всегда знал, что они нас не бросили! — убежденно заявил Бонифасио Кабрера. — Хотя они так долго не давали о себе знать, я все равно не мог поверить, что они могут оставить ее в беде. Особенно Луис де Торрес.

— Для обращенного еврея положение опасно вдвойне, поскольку Инквизиция готова сжечь всех евреев на кострах, до последнего человека, что и делают в Валенсии: жгут сотнями, чтобы захватить имущество, — Сораида ла Морса, казалось, испытала немалое облегчение, передав послание; окинув комнату многозначительным взглядом, она с улыбкой осведомилась: — Есть что-нибудь выпить в этом доме? Хумилья или кариньена?