Альберто Васкес-Фигероа - Силач

• Название: Силач
• Автор: Альберто Васкес-Фигероа
• Издательство: группа «Исторический роман»
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2016

Пятая книга увлекательной саги повествует об удивительных приключениях канарца Сьенфуэгоса после того, как он услышал чудовищное слово – Инквизиция.

Его любимую Ингрид, которая носит его ребенка, задержали по обвинению в колдовстве, а конкретно за то, что она заключила сделку с дьяволом, когда подожгла озеро Маракайбо. Но поджег воды огромного озера Сьенфуэгос, и он не заключал никаких сделок с сатаной, а просто воспользовался мене, черной водой, горящей безо всякой причины.

---

Для Конрада Марбургского, Раймунда де Пеньяфорта, Бернара Гуи, считавших, что во всем мире люди должны жить только так, как в Испании, уже само существование полуголых дикарей, открытых публичных домов и чистых душой женщин, моющихся почти каждую неделю, стало бы таким камнем преткновения, что они, не колеблясь, отправили бы на костер добрую половину этих нераскаявшихся грешников. Однако брат Бернардино де Сигуэнса был достаточно разумным человеком и понимал, что жесткие правила, приемлемые для холодной Кастилии, нельзя применять с той же суровостью на этом цветущем острове.

«Другие страны — другие обычаи, — говорил он себе. — И перво-наперво нам следует оставить в прошлом наиболее гнусные из собственных привычек».

Но с другой стороны, были дон Франциско де Бобадилья и другие, желающие видеть донью Мариану осужденной, убежденные (впрочем, как и всегда) в безупречности традиционного жизненного уклада, и чем раньше Святая Инквизиция воцарится на острове, тем лучше для всех.

— Если у вас есть какие-то сомнения — передайте это дело в руки тех, у кого подобных сомнений нет, — советовал монаху духовник, не желающий принимать во внимание, что те, кто никогда и ни в чем не испытывают сомнения, слишком часто ошибаются.

Если истина заключена в Боге, как его учили, а в истине заключен Бог, то проблема не решится, если он переложит ответственность на кого-то другого, признавшись в собственном бессилии. Он должен отыскать истину, чтобы найти вместе с ней и Бога.

Почти каждое утро монах навещал донью Мариану Монтенегро, вел с ней долгие богословские беседы и задавал бесчисленные вопросы, впадая в отчаяние, что бедная женщина не может на них ответить.

— Вы можете осудить меня, если угодно, — сказала она во время одной из последних бесед. — Но знайте, что придется для этого пойти на сделку со своей совестью, поскольку у вас нет доказательств моей вины. Я христианка и добрая католичка, и Бог свидетель, не имею отношения к тем деяниям, которые мне приписывают. Если вы полагаете, что сможете найти лучшего свидетеля, то дело ваше.

— К сожалению, ваш свидетель не может предстать перед судом.

— Я это знаю, но если вы отправитесь домой, встанете на колени перед распятием и как следует его попросите, уверена, он даст вам справедливый ответ.

— Именно это я и делаю каждый день.

— И?

— Когда мне уже кажется, что я слышу его ответ, я задаюсь вопросом: а кто я такой, чтобы рассчитывать, что сам Господь удостоит меня своим вниманием, и начинаю боятся, что впаду в грех гордыни, если поверю, что Он действительно меня услышал.

— Он всегда выслушивает тех, кто смиренно просит.

— Вы считаете меня достаточно смиренным?

— Не знаю, — честно ответила она. — Как не знаю и того, на каком основании человек, терзаемый подобными сомнениями, считает себя вправе диктовать волю Божию.

— Я никогда не считал, что имею на это право, — спокойно возразил монах. — И сейчас не считаю, что Господь или даже Святая Матерь Церковь лично возлагают на меня какие-то надежды. Я уверен, что если бы они действительно от меня чего-то ждали, я бы точно знал, что должен делать, — он снова старательно высморкался в грязный платок, словно пытался вытряхнуть ответ из собственных ноздрей. — Это люди ждут от меня решения, которое, вероятно, будет иметь касательство и к церкви; отсюда и все мои страхи допустить ошибку.

— «Если сомневаетесь, воздержитесь», как говорят.

— Если я буду воздерживаться, сеньора, то губернатор на другой же день назначит вместо меня какого-нибудь доминиканца, и тогда у вас останется весьма немного шансов выбраться на свободу, — он развел руками, давая понять, что делает все правильно и не видит никаких оснований менять свое поведение. — Ваша единственная надежда на спасение — если мы сможем доказать, что нет никаких оснований для судебного процесса. В этом случае дон Франсиско де Бобадилья не посмеет оспаривать мой авторитет, назначив нового дознавателя.

— И когда вы примите решение?

— Когда моя совесть это позволит. Брат Рафаэль де Порнасио, человек справедливый и понимающий, вел одно дело на протяжение целых восьми лет, прежде чем пришел к выводу, что астрология и алхимия — все же науки, и отнюдь не всегда они достойны осуждения, если только их не используют в целях незаконного обогащения или как предлог для изучения черной магии.

— Вы хотите сказать, что мне предстоит провести в заточении целых восемь лет? — ахнула пораженная немка.

— В любом случае, это все же лучше, чем окончить жизнь на костре, — сухо ответил монах. — Но вы не бойтесь: я все же не Рафаэль де Порнасио, да и времена сейчас не те. Но если вы согласитесь сотрудничать, то мы, возможно, покончим с этим делом гораздо быстрее, — тут он слегка отвлекся, с интересом наблюдая, как по его рукаву ползет огромная вошь, искренне пораженный ее размерами и наглостью, но при этом даже не пытаясь ее изловить. Затем вновь взглянул на собеседницу, внимательно изучая ее расстроенное лицо. — Так вы по-прежнему настаиваете, что не знаете, кто поджег озеро?

— Я не могу знать имен всех тех, кто был тогда на «Чуде», — ответила хитрая Мариана Монтенегро, уже успевшая обдумать, как надо отвечать на вопросы, чтобы не угодить в ловушку лжи и предательства. — Насколько я помню, на корабле было четыре катапульты, с помощью которых можно метнуть огненные шары достаточно далеко. Правда, такое можно проделать только вдвоем: один должен был поджечь паклю, а другой — перерезать трос. Но если бы я сказала, что знаю, кто именно это сделал, то солгала бы.

— Эти люди были всего лишь орудиями, сеньора, — заявил францисканец. — Не пытайтесь сбить меня с толку. Меня интересует, кто отдал приказ.

— Разумеется, не я. Все это время я пытаюсь вам объяснить, что я вовсе не испускала огонь из своих рук, как утверждает мой таинственный обвинитель. Из катапульты выстрелил кто-то из моряков, — она немного помолчала. — В этом и состоит разница между колдовством и боевым искусством: благодаря этому выстрелу мои люди одержали честную победу над капитаном де Луной, что, несомненно, привело его в ярость.

— Я уже сказал, что он не имеет никакого отношения к капитану де Луне. Мы это уже обсудили.

— Вы в этом абсолютно уверены, святой отец?

— Совершенно уверен.

— Вы говорили с ним?

— Не вижу в этом необходимости.

— Не видите необходимости? — вскричала немка. — На кону стоит моя жизнь, мне грозит смерть на костре. Святая Матерь Церковь в вашем лице может совершить непростительную ошибку, осудив невинного, а вы даже не видите необходимости в том, чтобы поговорить с человеком, который прячется в тени, но при этом, несомненно, держит в своих руках все нити этой гнусной интриги. Я, конечно, не настолько проницательна, чтобы понять вашу позицию, но если вы так уверены, что знаете истину, изложите мне ваши доводы.

— Не забывайте, сеньора, что если дворянин столь высокого ранга, к тому же родственник самого короля и преданный соратник губернатора Бобадильи, утверждает, что не имеет никакого отношения к этому делу — то кто я такой, чтобы сомневаться в его словах?

— Короли и герцоги так же отвечают за свои поступки перед Богом и церковью, как и последний крестьянин.

— В таком случае, Бог и церковь спросят с него сполна.

— Но тогда будет уже поздно: зло успеет свершиться.

— Разве в этом моя вина?

— А чем лучше убийцы человек, который может спасти жертву, но при этом ограничивается ролью безразличного свидетеля?

— А если свидетель тоже станет жертвой?

— Похоже, вы испугались.

— Я боюсь не того, что стану жертвой, а того, что перестану быть свидетелем, — ответил тот с тревогой в голосе. — И кто тогда сможет подтвердить, что все было именно так, как вы говорите? Кто тогда откроет нам истину, если среди свидетелей останутся одни лишь преступники?

С этого дня немка Ингрид Грасс стала совершенно иначе относиться к человеку, которого прежде считала едва ли не палачом, ибо поняла, что в глубине души брат Бернардино де Сигуэнса ощущает себя таким же узником, как и она сама.

Отталкивающий, почти звериный облик монаха в сочетании с чудовищной грязью и ужасом, который внушала мрачная темница, инстинктивно побуждал Ингрид отвергнуть любую помощь с его стороны, посчитав ее лишь инструментов кошмарной Инквизиции. Но страх одиночества вместе со странной манерой поведения францисканца привели ее к мысли о том, что в этом вонючем мешке с костями скрывается ее единственная надежда на спасение.

Вот уже больше месяца она не видела ни одного дружеского лица, не слышала ни единого слова ободрения и не получала ни весточки из-за стен тюрьмы. Если бы она так хорошо не знала Сьенфуэгоса и не была уверена в его любви, то подумала бы, что он отвернулся от нее в беде, как, по-видимому, отвернулись все старые друзья.