Георгий Захаров - Я - истребитель

• Название: Я - истребитель
• Автор: Георгий Захаров
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Морис Шалль совершал второй или третий боевой вылет. Молодой летчик не скрывал своего нетерпения - он был на фронте, ему дали чудесный истребитель, а возможности помериться силами с фашистами все не представлялось. Ветераны "Нормандии", усмехаясь, обещали:

- Угомонись, Морис. На твою долю хватит...

И вот боевое задание - перехватить пару разведчиков.

Морис вышел в район, который указывала станция наведения. Напрягая зрение, летчик смотрел против солнца, наконец обнаружил приближающуюся пару, которая шла встречным курсом - с запада, и с ходу ринулся в лобовую атаку.

Попасть первой же очередью во встречный истребитель, да еще идущий со стороны солнца, очень сложно. Такое под силу даже не каждому хорошему летчику. Конечно, не исключена и случайность. Но в практике воздушного боя такое попадание - большая редкость.

Морис Шалль был хорошим летчиком - он попал... Ему бы после этого осмотреться,- обратить внимание на то, как ведет себя атакованный самолет. Архипов-то видел, что его атакует "нормандец"! Он передал об этом по радио ведомому, пытался покачиванием крыльев дать понять, что он - свой, но Морис Шалль вошел в азарт и тут же сделал второй заход...

Так по нелепому стечению обстоятельств погиб Василий Архипов.

Это был тяжелый день для всей дивизии и особенно для летчиков двух братских полков - 18-го гвардейского и "Нормандии".

Пьер Пуйяд никаких оправданий не искал. Доложив о происшествии, он негромко, но твердо сказал: "Мой генерал, как бы вы поступили в такой ситуации с советским летчиком?" Я ответил, что за подобные ошибки советского офицера судит трибунал и, как правило, дальнейший его удел - дисциплинарная часть. В условиях войны штрафной батальон - это чрезвычайная мера. Но тут я не мог не принять во внимание стечения обстоятельств и, конечно, не мог игнорировать тот факт, что ошибка совершена молодым летчиком, у которого нет боевого опыта. Однако слишком тяжела была потеря, и я сразу не мог объявить командиру "Нормандии" окончательное решение. "Только, - попросил Пьер Пуйяд, - не отправляйте пилота во Францию с этим позором"...

После некоторых размышлений мы решили оставить французского летчика в полку - дать ему возможность в боях искупить свою ошибку. Морис Шалль доказал, что он- один из лучших летчиков полка. Он сбил в боях десять вражеских самолетов. Ошибку свою искупил, но моральной вины с себя не снял. Эта первая и последняя его оплошность, стоившая жизни советскому летчику, очевидно, в конце концов, стоила жизни и самому Морису Шаллю. До самого последнего дня он выискивая наиболее горячие точки и как одержимый лез в гущу схватки. Он действительно был хорошим летчиком - среднего летчика при той постоянной одержимости, с какой он лез в пекло, сбили бы во втором-третьем бою. Но сбивал он. Его наградили орденом Отечественной войны II степени. Потом - орденом Отечественной войны I степени.

В боях над Восточной Пруссией Морис Шалль делал по четыре-пять боевых вылетов в день. Он жил как все и вместе с тем, внутренне, какой-то обособленной жизнью. Летчик уже давно заслужил уважение товарищей своей храбростью, хладнокровной решимостью. За достигнутые боевые успехи был награжден орденом Красного Знамени - одной из самых почитаемых и ценимых фронтовиками наград. И после каждого награждения Морис Шалль начинал воевать еще яростней. Он погиб незадолго до конца войны, когда мы уже редко несли потери. Никто не знает, как погиб летчик, - он не вернулся с боевого задания и числится пропавшим без вести. Его брат, Рене Шалль, сбил семь вражеских самолетов, зимой сорок пятого года был тяжело ранен и после излечения вернулся в освобожденную Францию. Судьба Мориса остается неизвестной до сих пор.

В июне сорок четвертого года 18-й гвардейский авиаполк находился близ селения Заольша. Полк, пожалуй, ближе, чем другие, был расположен к линии фронта. Неподалеку проходила железная дорога, и потому участок этот считался наиболее важным. Туда, в расположение 18-го гвардейского полка, мы и переместили передвижную станцию радиолокационного наблюдения РУС-2.

Это была станция кругового обзора, состояла из автопередвижки, размещенной на двух автомашинах, а радиус действия ее достигал 110 километров. В течение минуты она просматривала воздушное пространство указанного радиуса. Если учесть, что полки дивизии находились на расстоянии семи - десяти километров от линии фронта, а порой и ближе, то станет понятно, что эта станция помогала нам "заглядывать" в глубь территории, занятой противником. Обычно мы использовали сразу две станции. Одна располагалась у самой линии фронта в передовых порядках стрелковых частей и работала как ретранслятор, передавая данные на другую станцию, которая находилась в расположении дивизии. Существенным недостатком РУС-2 были так называемые мертвые зоны на малых высотах. Станция просматривала пространство под углом 30-45 градусов, другими словами - от высоты 500 метров до 10 000 метров включительно. Но самолеты, идущие на бреющем, то есть на высотах ниже пятисот метров, станция не брала. Чтобы как-то увеличить обзор, мы устанавливали РУС-2 на господствующих высотах.

Сейчас трудно себе представить, какую большую роль сыграли в тот период эти в общем-то несовершенные средства. Без всяких преувеличений скажу, что появление таких станций так же, как и усиление средств радиосвязи в воздухе, означало целую революцию в управлении воздушным боем и самым решительным образом сказалось на методах ведения боев и их результатах. Все-таки это была радиолокация!

Если представить себе, что в сорок первом году летчика наводили на цель, выкладывая на земле стрелы из полотнищ, то отпадет необходимость пояснять, что значило для нас появление радиолокационных установок с радиусом действия до 110 километров. В частности, мы получили возможность руководить с земли воздушными патрулями. До этого частенько бывало так, что патруль находился в своем секторе, а по соседству, буквально в нескольких километрах, - противник, и наши летчики его не видели. У меня однажды на этой почве произошел небольшой инцидент с представителем одной из наземных частей.

Шло совещание, в ходе которого несколько командиров наземных соединений высказывали претензии в адрес летчиков-истребителей. Некоторые замечания были выражены в такой форме, которая не могла не задеть меня;

Наши истребители слишком часто осторожничают, - заметил один командир.

- Как это "осторожничают"? - спросил я.

- Очень просто, - заявил полковник, - побаиваются немцев и избегают боя. Немцы идут нас бомбить, а наши истребители проходят рядом и не принимают никаких мер.

- Быть этого не может, - сказал я.

- Сколько раз было! - упорствовал полковник. - Я видел, что и другие командиры наземных частей склонны поддержать эти претензии.

- Что же, - стал я уточнять, - наши летчики, завидев немцев, меняют курс?

- В том-то и дело, что не меняют, - с иронией отвечал мой собеседник. Идут себе стороной, как и шли, а немцы - у нас над головой...

- Может быть, - говорю,- расстояние между нашими летчиками и немцами большое?

- Может, и бывает километров пять... - сказал полковник.- А что такое пять километров для летчика? Даже десять? Видно же все! И тех и наших! - А облака бывают между ними?

Я задавал всякие вопросы и чувствовал, что это вызывает досаду, как попытка уклониться от прямого ответа.

Но мне надо было разобраться основательно, чтобы отвергнуть необоснованные претензии. Сам я не зная ни одного случая, когда истребители 303-й дивизии видели бы немецкие бомбардировщики над нашим передним краем и не атаковали бы их.

- Ну, бывает, найдет облачко-другое, - заметил полковник, не понимая важности такой детали. - Но мы-то видим и наших и тех!

- А как вы их видите? - задал я последний вопрос.

- То есть что значит "как"? Поднимай голову и смотри, пока не надоест... Когда он воет (полковник имел в виду пикирующий бомбардировщик Ю-87), тут хочешь не хочешь, а увидишь. Он еще только со своего аэродрома взлетает, а я его, сукина сына, уже слышу, - невесело усмехнулся командир наземной части.

- Значит, - говорю, - вы сначала слышите, а потом видите?

- Конечно.

- Ну вот, - сказал я, - а летчик-истребитель, кроме гула мотора, не слышит ничего. Даже разрывов снарядов, которыми по нему бьют, не слышит!..

Полковник был немало удивлен. Как многие люди, далекие от авиации, он никогда не задумывался об этом. Наш разговор привлек внимание, и я подробно пояснил, что видит летчик, находящийся в кабине самолета. Только видит, но не слышит. Объяснил, в чем заключается ограничение в секторе обзора, объяснил, что когда самолеты идут параллельными курсами, да еще в неважную погоду, да на разных высотах, и при этом между ними болтается "облачко-другое", то летчик тут абсолютно ни при чем: увидеть противника в таких условиях часто бывает просто невозможно. Хотя с земли действительно видно и тех и других. Я вспомнил, сколько раз в сорок первом году наши летчики искали противника в воздухе в те минуты, когда он разносил наш аэродром. И мы почти видели хвост последнего взлетевшего истребителя и ничего не могли сделать, чтобы навести летчиков на немцев...