Зина Гимпелевич - Василь Быков: Книги и судьба

• Название: Василь Быков: Книги и судьба
• Автор: Зина Гимпелевич
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Культурология
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-86793-853-6

Автор книги — профессор германо-славянской кафедры Университета Ватерлоо (Канада), президент Канадской Ассоциации Славистов, одна из основательниц (1989 г.) широко развернувшегося в Канаде Фонда помощи белорусским детям, пострадавшим от Чернобыльской катастрофы. Книга о Василе Быкове — ее пятая монография и одновременно первое вышедшее на Западе серьезное исследование творчества всемирно известного белорусского писателя. Написанная на английском языке и рассчитанная на западного читателя, книга получила множество положительных отзывов. Ободренная успехом, автор перевела ее на русский язык, переработала в расчете на читателя, ближе знакомого с творчеством В. Быкова и реалиями его произведений, а также дополнила издание полным текстом обширного интервью, взятого у писателя незадолго до его кончины.

---

Бедные люди: 1956–1993

В этом быковском выборе, в этом пристрастии таланта… если и есть какое-либо небрежение, то не мирным, не обыденным, а вяло текущим, бесстрастным, бессобытийным, как бы формальным, техническим временем, отсчитанным, зафиксированным, оприходованным, но каким-то бездарным, о котором говорят: «жизни жалко».

И. Дедков

Произведения, собранные в шестом томе, — разнородны; на первый взгляд они объединены в случайную по жанрам и по времени подборку. За коротким романом «Стужа» следует тринадцать рассказов, десять из которых написаны в ранний период творчества писателя, между 1956 и 1965 годами; последние три рассказа написаны и опубликованы в 1993 году. Следующая работа — драма «Последний шанс», законченная в 1967 году. Шестой том также включает более 180 страниц журналистских работ автора, написанных на протяжении всей его жизни, хотя в большинстве своем это публицистика 1990-х. Но ощущение «случайности» подборки пропадает по мере осознания того факта, что большинство этих произведений, как и «Стужа», — «диссиденты». Некоторые из этих работ сначала были изданы в Украине и России, ведь их появление зависело от обстоятельств, индивидуального вкуса, а порой и мужества редакторов. В 2003 году, незадолго до кончины, в телефонном разговоре Василь Быков подтвердил мое предположение о том, что у него не было возможности проконтролировать отбор произведений для шестого тома. Писатель также сообщил тогда, что ему только что предложили издать в Беларуси новое собрание сочинений восьмитомное[299]. Несмотря на то что шеститомник издавался во время перестройки, цензура не баловала белорусских деятелей культуры признаками свободы.

Все ранние рассказы, вошедшие в том: «Рано на рассвете» (1966), «Потеря» (1956), «Одна ночь» (1959), «Эстафета» (1959), «На восходе солнца» (1961), «Незаживающая рана» (1957), «Крутой берег реки» (1972), «Солдатская судьба» (1966), за исключением «На тропинке жизни» (1958) и «Дорога домой» (1965), — развивают постоянную тему Быкова об обесценивании человеческой жизни во время войны. Последние два рассказа разрабатывают ту же тему, но на материале послевоенного времени; последствия войны, однако, продолжают сказываться на судьбе людей и в мирные дни. Так, рассказ «На тропинке жизни» на первый взгляд прост: он о судьбе женщины, уборщицы в одном учреждении, которая осмелилась на «незаконную» беременность, то есть собирается рожать, не будучи замужем. Все работники учреждения осуждают будущую мать-одиночку. Однако автор находится явно не на их стороне: Фруза, которая не была ни уродиной, ни королевой красоты, потеряла свой шанс на нормальную семью из-за войны, унесшей столько мужских жизней. Фруза, скромная, обыкновенная женщина сорока лет, чувствует себя на работе изгоем. В общем ее судьба — персонификация в советском стиле жизни «маленького», «бедного» человека, классического героя русской литературы. В духе того же советского разрешения подобных коллизий, рождение ребенка приносит героине рассказа радость, счастье и уважение окружающих.

Тема униженных «бедных людей» большевистско-советского типа примет совсем другой оборот в одноименном рассказе Быкова, написанном тридцать шесть лет спустя после истории о Фрузе. Впрочем, сначала приведем суждение Л. Лазарева о пути развития Быкова на протяжении всей его творческой жизни:

Есть художники, развитие которых подталкивается полемикой со своими прежними установками, опровержением собственных представлений. Быкову, когда он двигался вперед, не приходилось этого делать, он разрабатывал и дополнял, совершенствовал и углублял свои идейно-эстетические принципы. Его творческий путь поэтому отличается редкой целеустремленностью[300].

Три литературные вещи Быкова с говорящими названиями: «Перед концом», «На Черных лядах»[301], «Бедные люди», — завершающие подборку рассказов писателя в шестом томе, прекрасно иллюстрируют этот тезис. Все три рассказа были напечатаны журналом «Полымя» («Пламя») в 1994 году. Этот журнал был всегда хорошо настроен по отношению к опальному Быкову; главный редактор журнала Сергей Законников, занявший эту позицию в 1986 году (год Чернобыля и перестройки), был в особенности предан писателю[302]. Действительно, все три рассказа целеустремленно, полнокровно и мастерски развили тему «маленького», сломленного системой человека, которого подвела его же личная страсть, ставшая непреодолимой слабостью. Этот цикл объединен не только временем написания — 1993 годом, но и общим настроением: чьей-то «жизни жалко», за чью-то обидно и стыдно. В этих трех вещах Быков противопоставляет «бедным людям» немногих героев, все же сопротивляющихся серости нормально-усредненного сознания, тех, чья жизнь была наполнена смыслом и в которой преодолевались личные страсти и страхи.

Первый рассказ «Перед концом», несет семантически прозрачный смысл в самом своем названии. Его действие разворачивается сразу после победы большевиков. Несмотря на то что в рассказе персонажей хватило бы на роман, фамилия предоставлена автором только одному из них — поручику Глушкевичу; остальные носят клички. Поручик арестован ЧК на железнодорожной станции: он привлек внимание молодчиков карательных органов своей выправкой и внешностью независимого человека. «Вычислив» его происхождение, чекисты бросают Глушкевича в тесную, темную, переполненную арестантами камеру. Встречен он грубым окриком свое по всем признакам — мелкого бандита. Поручик, слушая разговор сокамерников, постепенно разбирается в обстоятельствах ареста и в ситуациях каждого из своих соседей. Все они сильно отличаются друг от друга и происхождением, и мировоззрением. Мелкий бандит, которого он окрестил «Блатной», в момент появления Глушкевича ссорится с членом партии социалистических революционеров. Его поручик стал про себя называть «Эсер». Эсер, явно принадлежащий к террористической фракции своей партии, то есть левый эсер, характеризуется шепелявым голосом, а также смесью страха и уважения к большевикам. Несмотря на зависть к ним, выхватившим победу у его партии, он, в общем, согласен с их действиями и политикой.

Следующего сокамерника Глушкевич любовно окрестил «Старец». Поручику хорошо знаком этот тип людей, до революции составлявших прослойку либеральной интеллигенции. Большинство из них были земскими врачами, учителями, инженерами, техниками и почтовыми работниками. Последний человек в камере, которого поручик вначале не заметил, получает от него кличку «Молчун». Поначалу Молчун не вызывает у него симпатии, поручик предпочитает ему даже Блатного. Однако сразу после того, как узнает причину его ареста, поручик полностью меняет свое отношение к Молчуну. Молчун, старый солдат, в свое время принесший клятву верности царю и отечеству, воспротивился большевистским активистам, глумившимся над портретом царя, который они снимали со стены. В завязавшейся драке он убил одного из них.

Появление Глушкевича в камере прервало на время разговор сокамерников, но он сразу же возобновился, как только тот занял свое место, и продолжался уже почти без перерыва:

Поручик прислушивался к их невеселому разговору и понял, что его соседей тревожит та же забота о собственной жизни, что досаждает и ему. Конечно, это естественно, что еще может волновать людей в этом чекистском склепе. И надежда на жизнь у них такая же хлипкая, как и у него самого[303].

Чувство общей судьбы объединяет разношерстную группу сокамерников, и их вынужденное сожительство рождает заговор: при первой возможности устроить групповой побег. План очень прост: как только охрана появится в камере, обезоружить ее и постараться убежать. Глушкевич, сомневающийся в успехе предприятия, присоединяется к заговорщикам из человеческого сочувствия, не желая лишать их хоть малой, но все же надежды на жизнь. Его выбирают главным исполнителем этого зыбкого плана, которому не суждено осуществиться. Когда охрана наконец входит в камеру, внеся туда полведра перловой каши, Блатной и Эсер начинают жадно, словно голодные животные, лакать еду из ведра, помогая себе пальцами (ложек охрана не выдала). Вскоре стеснительно присоединился к ним и Старец. Молчун и Глушкевич не ответили на приглашение сокамерников и остались на своих местах. После еды Блатной, Эсер и Старец продолжили разговор. Блатной и Эсер сошлись на мнении, что коль скоро чекисты их накормили, то уж наверняка не убьют, поэтому стоит ли рисковать? Старец прервал их, упрекнув в предательстве. Он сказал, что одного из них — Глушкевича — убьют наверняка, если они откажутся от своего плана. В ответ Блатной, повернув все на 180 градусов, заявил, что он не собирается умирать из-за офицера, а Эсер ему охотно поддакивает, Молчун неожиданно выкрикивает: «Скоты!» — и опять умолкает. Когда Блатной обращается к Глушкевичу за поддержкой, тот не верит своим ушам. Люди, которые вовлекли его в заговор — в значительной степени против его воли, — сейчас отнимают у него и у самих себя право и надежду на свободу. Сначала он не отзывается, но, увидев, что его молчание вызывает злобу у Блатного, поручик, на удивление самому себе, отвечает с неожиданной резкостью: