. Ганнибал - Лиловый (I) (СИ)

• Название: Лиловый (I) (СИ)
• Автор: . Ганнибал
• Издательство: СИ
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2016

Глубоко темнело, уходя в бездну лилового, ночное небо над Саидом. Рассыпали боги на нем свои слезы, блестящие, яркие, будто бриллианты на платье богатой женщины. На губах была соль уходящей дневной жары, ноги начинали мерзнуть. Он стоял, не замечая подкрадывающегося холода.    Сабаин был невелик, всего пятьдесят с небольшим жилищ да окружающая плато стена. Саид -- огромен. Саид простирал свои могучие барханы на многие, многие фарсанги: десятки, сотни дней караванного пути, ледяные ночи, огненные рассветы. Он стоял на стене поселка и смотрел вперед, чувствуя себя стоящим на краю гигантской чаши. Было почти страшно свалиться туда, покатиться по пологому склону, оказаться на дне. Что там, на дне? Он никогда не покидал свой сабаин.

---

В отряде под непосредственным командованием слуги Мубаррада, помимо Одаренных, состояли и трое человек, которых Острон в последнее время начал считать своими друзьями: Улла, Ханса и Басир. Большую часть времени Улла и Басир ехали рядом с самим Остроном, тогда как Ханса, из всех них бывший самым лихим наездником, часто отлучался вместе с другими разведчиками. Менее похожих друг на друга людей надо было еще поискать. Ханса на своем огромном жеребце, с которым управлялся немногим хуже Сунгая, из-за низкого роста казался почти мальчишкой, напоминал отъявленного хулигана, разъезжал без седла и громко свистел, когда нужно было привлечь внимание другого конника. Ниаматулла на лошади держался не слишком уверенно: маарри всю жизнь прожил в городе и был знаком с кочевьями только понаслышке. По той же причине он часто заводил разговоры с ехавшими рядом людьми, не зная о привычке кочевников пересекать бескрайнюю пустыню в тишине. Однорукий Басир ехал молча, часто с рассеянным видом; хотя Острон знал его давно и помнил еще обычным молодым стражем, думавшим только об оружии да о подвигах, китабская кровь взяла свое, и со временем Басир все больше становился похож на ученого. Возьмет и напишет когда-нибудь свою собственную книгу, думал время от времени Острон.

Птицы, судя по всему, приносили Сунгаю пока только спокойные вести. Всякий раз, поговорив с ними, Сунгай направлялся к Халику и пересказывал их ему; Острон обычно старался оказаться поближе, чтобы тоже знать последние новости. Пешие солдаты идут без приключений. Никаких подозрительных отрядов на расстоянии десятков фарсангов в обе стороны не замечено.

Одержимые по-прежнему находятся в Тейшарке.

Пичуга, принесшая эту весть Сунгаю, напугала многих воинов: этот крик знали почти все, и Острон в числе прочих был наслышан о поверье, что эта птица -- вестник смерти. Джейфар, впрочем, спокойно поднял руку, когда пестрая коричневатая тень скользнула к нему. У нее был маленький клюв и пугающие темные глаза. Птица уселась на кожаный нарукавник Сунгая и какое-то время молчаливо смотрела на поросшее бородой человеческое лицо. Потом снова издала крик и взлетела.

-- Козодои, значит, тоже у тебя на службе, -- буркнул тогда Халик, сидевший у костра неподалеку. Птица скрылась в ночи; люди расслабились. Острон привычно навострил ушки, пододвигаясь к Сунгаю.

-- Он с юга, -- сказал Сунгай. -- Он видел Тейшарк.

-- Что же там теперь происходит?

-- Он говорит, стены города остались такими же, какими и были, когда племена владели им, -- ответил джейфар, хмурясь. -- Но внутри город просто кишит. Жилые районы они почти не трогают, хотя многие дома разрушены, и тут и там он видел пламя. В цитадели происходит какое-то движение. Птицы не понимают смысла многих человеческих действий, но он определенно сказал, что они "строят гнездо".

-- О количестве одержимых он что-нибудь сказал?

-- Он сказал, их очень много, -- нахмурился джейфар. -- Ты ведь знаешь, птицы не умеют считать. Впрочем... судя по его словам... их там действительно очень много.

-- Ну что ж, -- пробормотал слуга Мубаррада, переводя взгляд на огонь, -- будем надеяться, что я принял правильное решение осенью.

Острон заглянул в его лицо. В последнее время Халик был мрачен; ни следа прежнего веселого здоровяка в драном бурнусе, это точно. Под его глазами были темные круги, борода, которую он в Ангуре обычно подстригал, совсем разрослась. Что-то будто мучает его, думал Острон. Хотя, конечно, тут семи пядей во лбу быть не надо, чтобы догадаться, что именно: предстоящая битва, имеющая такое большое значение для племен.

И он, Халик, несет на своих плечах всю ответственность за это.

К серьезному Халику Острон тоже уже давно привык, смирился с ним, как любой человек рано или поздно смиряется с изменениями. Но временами Острон не мог не задавать себе один вопрос, который когда-то давно пришел к нему, еще в оазисе Салафи, в котором жалкие остатки защитников Тейшарка укрылись после своего поражения.

Станем ли мы когда-нибудь прежними?..

Что-то, конечно, менялось безвозвратно, и Острон был не настолько глуп, чтобы не понимать этого. Но, быть может, беззаботные улыбки еще вернутся на человеческие лица?

Когда-то давно, еще летом, в Тейшарке, Острон по ночам, бывало, мечтал, когда не мог уснуть; мечтал о том, как пройдет время, и он станет настоящим стражем Эль Хайрана, мастером клинка, героем, известным по всему Саиду, ну и все такое. Должно быть, о чем-то таком мечтали все они, так или иначе.

В последние ночи, когда конники вставали лагерем, Острон иногда лежал в темном шатре, завернувшись в бурнус, слушал дыхание спящих друзей и тоже мечтал.

Он мечтал, как они отвоюют город у одержимых, как будут восстанавливать улицы и дома, как отстроят заново восточную цитадель. По выложенной булыжниками мостовой снова будут ходить стражи в алых халатах, выделяясь среди пестрой толпы, и командир Усман продолжит тренировать новобранцев на площади. Тейшарк вновь заблистает. И на этот раз сюда будут приходить люди, в больших количествах; быть может, среди них найдутся и другие Одаренные, и тогда Халик соберет отряд, в который войдут только самые смелые и сильные бойцы, а во главе этого отряда пойдут они: Острон и Сунгай, и еще четыре человека, которых Острон пока представлял себе лишь смутными тенями.

Их отряд ворвется в Хафиру и...

Он не знал, что будет дальше.

***

Восемь минганов конницы прибыли в оазис Салафи на заходе солнца. Небо хмурилось, на горизонте собрались тяжелые тучи; со дня на день грянут ливни. Когда они пройдут, пустыня расцветет.

Но когда это будет, никто точно не знает. И стражи Эль Хайрана встали лагерем в призрачном грозовом свете, не зная, что ждет их через неделю или две.

Город отсюда было не видно, но все помнили о том, что он близко. Из-за этой мысли, витающей в головах, в оазисе царило легкое напряжение: готовность. Люди выжидали.

Наконец птицы принесли Сунгаю хорошие вести; через два дня на горизонте показались первые отряды пеших бойцов. Острон нервно высматривал знакомое лицо среди пришедших, хоть и сам знал, что напрасно: лучники придут чуть ли не последними.

Минганы лучников появились лишь трое суток спустя, и в первых рядах он увидел круглое лицо Лейлы, а потом заметил и Сафир. Увидев их, Острон с облегчением вздохнул: путь прошел без приключений.

В тот вечер они стояли на окраине оазиса, и Сунгай привычно вытянул руки, обеспечивая насест для трех крупных птиц; четвертая, с оформленной сердечком мордочкой, ухала на его голове. Острон и Халик молчаливо ожидали, стоя по обе стороны от джейфара, когда прилетела еще одна птица, но для нее места на руках Сунгая не хватило, она покружила в раздумьях и опустилась на голову Острону. Сунгай было уставился на нее, как он всегда смотрел на птицу, с которой разговаривал, но вдруг расхохотался.

-- Он спрашивает, почему некоторые люди носят на голове гнезда, -- сказал Сунгай. Острон фыркнул:

-- Представляю себе, что бы ответил дядя Мансур, если бы услышал этот вопрос.

Улыбка мягко сошла с лица джейфара, и тот продолжил общаться с животными. Наконец совы снялись с места одна за другой и улетели; Хамсин, бывшая одной из них, еще посидела на руке Сунгая, но потом тоже взмахнула пестрыми крыльями, собираясь на ночную охоту.

-- ...Все готово, -- серьезно сказал Сунгай, обращаясь к Халику. Слуга Мубаррада, смотревший в темноту, кивнул. -- Когда мы начнем атаку?

-- Завтра вечером мы тронемся в путь, -- ответил тот. -- К утру мы должны будем приблизиться к городу. Они вряд ли нападут первыми; хоть они и безумцы, темный бог не настолько глуп, чтобы лишиться преимущества в виде стен. Штурм начнется на рассвете.

-- Ты хочешь сражаться при свете дня, Халик? -- спросил Острон. Великан рассмеялся.

-- Ну разумеется. Как ты думаешь, когда у темного бога меньше всего силы? Когда ясно светит солнце. Надеюсь, что солнце будет светить.

К утру о решении Халика знали все; день проходил в нервном ожидании, все думали только о том, что грядет завтра. Халик велел отдыхать перед трудным ночным переходом, и Острон валялся в шатре, который делил все с теми же людьми; полог был откинут, и Улла сидел на границе отбрасываемой им тени, играя на барбете. Казалось, он что-то сочиняет. У них были и посетители: Ханса о чем-то шептался с Лейлой, а рядом с Остроном подобрала ноги Сафир, и ее темно-зеленые глаза смотрели куда-то перед собой. Сова Сунгая спала на плече Острона, чем он был невероятно горд: сам джейфар ушел обсуждать какие-то очередные планы с Халиком и командиром Усманом, а Хамсин хотела спать, но в шатре не было ничего похожего на насест. Впрочем, первую же попытку погладить ее по круглой голове птица строго пресекла, больно укусив его за палец.

-- О чем ты думаешь? -- негромко спросила Сафир, оглядываясь на Острона.