Черубина де Габриак - Исповедь

• Название: Исповедь
• Автор: Черубина де Габриак
• Издательство: Аграф
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1998
• ISBN: 5-7784-0040-3

Книга знакомит читателя с жизнью и творчеством поэтессы Серебряного века Елизаветы Ивановны Дмитриевой (Васильевой) (1887–1928) больше известной, под именем Черубины де Габриак.

Впервые в полном объеме представлено ее поэтическое наследие, а также переводы, пьесы. Задача книги — вернуть в русскую литературу забытую страницу.

---

«Был синий вечер в небе…»

Был синий вечер в небе,
Был черный профиль строг,
И в рыжих косах гребень
Придерживал цветок.

И сердце все до края
Открылось в этот час,
Горел, не отгорая,
Лиловый пламень глаз.

Я помню непокорный
Ресниц крылатый взмах,
И шали шелк узорный
На матовых плечах.

И легкий след сандалий
На розовом песке…
Как пальцы задрожали,
Прильнув к твоей руке…

Но ты сказала слово,
И это слово «Нет».
От глаз твоих лиловых
Остался в сердце след.

Так в вечер темно-синий
Я начала союз
С мучительной богиней
Из хора светлых Муз.

8 ноября 1925

«Где Херувим, свое мне давший имя…»

Где Херувим, свое мне давший имя,
мой знак прошедших дней?
Каких фиалковых полей
касаешься крылами ты своими?

И в чьих глазах
опять зажег ты пламя,
и в чьих руках
дрожит тобой развернутое знамя?

И голосом твоим
чьи говорят уста, спаленные отравой?
Кого теперь, кого ведешь ты славой,
скажи мне, Херувим?

И чья душа идет путем знакомым
мучительной игры?
Ведь это ты зажег у стен Содома
последние костры.

8 ноября 1925

«Ты не вытянешь полным ведра…»

Ты не вытянешь полным ведра,
Будешь ждать, но вода не нальется.
А когда-то белей серебра
Ты поила водой из колодца.

Чтобы днем не соскучилась ты,
Для твоей, для девичей забавы,
Расцветали у края цветы,
Вырастали душистые травы.

Ровно в полночь напиться воды
Прилетал к тебе Витязь крылатый,
Были очи — две крупных звезды,
В жемчугах драгоценные латы.

Всех прекрасней был обликом он,
Красоты той никто не опишет,
И поверженный наземь Дракон
Был шелками на ладанке вышит…

Ах, без дождика жить ли цветам?
Пылью-ветром все травы примяты,
И к тебе, как тогда, по ночам
Не летает уж Витязь крылатый,

Чтоб крылом возмутить огневым
Пересохшую воду колодца…
Что ты сделала с сердцем твоим?
Почему оно больше не бьется?

9 ноября 1925

«Ах, зачем ты смеялся так звонко…»

Ах, зачем ты смеялся так звонко,
Ах, зачем ты накликал беду,
Мальчик с плоским лицом татарчонка
И с глазами, как звезды в пруду.

Под толстовкой твоей бледно-синей
Кожа смуглой была, как песок,
Раскаленный от солнца пустыни.
Были губы твои, как цветок

За высокой стеною мечети
Расцветающий ночью в саду…
Что могу я сегодня ответить?
Сам себе ты накликал беду.

9 ноября 1925

«От жгучей капли атропина…»

От жгучей капли атропина
Как звезды черные — зрачки.
Одним движением руки
Бесценный дар любви единой

Мной был отвергнут навсегда…
Слепые годы мчатся мимо,
И прячу я под маской грима
Десятилетия стыда.

Я покрываю щеки пудрой,
На бледный рот кладу кармин…
О, если б жизни злой, немудрой,
Мне возвратить тот миг один!

11 ноября 1925

«Вейся выше, черный пламень…»

           Вейся выше, черный пламень,
превращайся в тьму,
то, что было между нами,
           не приму.

           Все равно — ползучим дымом
стелятся слова:
Ты всегда был нелюбимым,
           я — давно мертва…

           Но в ночи костром пылая,
рвется, душит страсть,
ненасытная и злая, —
           ниже не упасть…

           Что нам думать. Будь покорным
и не прекословь.
Вейся, бейся пламень черный,
           черная любовь…

17 ноября 1925

«Ангел громко и мерно читает…»

Ангел громко и мерно читает
           Уже много ночей
           Книгу жизни моей,
Вся, как солнце, она золотая,
Каждый четко записан в ней день,
Каждый месяц — певучая стая, —
И проходят года, расцветая,
           Как густая сирень.

Но одна есть страница пустая
           Уже в самом конце —
           И с печалью в лице
Ангел книгу мою закрывает…
Даже он, даже ангел не знает
           То, что будет в конце.

18 ноября 1925

«Хочу опять. Опять хочу того же…»

           Хочу опять. Опять хочу того же,
чтоб радость, чтоб испуг
переломились в звук
и стали тем, что мне всего дороже, —
текучей строчкою стиха…
Но я глуха.
Мир для меня — камней немые глыбы,
гниющих трав седые вороха,
заснувшие в реке от зимней стужи рыбы.
Во всем, везде тяжелого греха
застывший лик.
И я его двойник…
Теченьем нестерпимой боли
я сердцем поневоле
обставшее гниенье повторяю.
           И умираю.

           А я хочу дрожанья бытия,
хочу, чтобы и я
простерла крылья рук,
как крылья птиц.
Хочу, чтоб каждый звук
ложился на небе в живой чертеж зарниц,
и пело все вокруг…
Хочу здесь быть опять,
           чтоб снова видеть, петь,
                      смеяться и рыдать.

«Я ветви яблонь приняла…»

           Я ветви яблонь приняла,
их жест дающий и смиренный,
почти к земле прикосновенный
           изгиб крыла.

           Как будто солнечная сила
на миг свой огненный полет
в земных корнях остановила,
           застыв, как плод.

           Сорви его, и он расскажет,
упав на смуглую ладонь,
какой в нем солнечный огонь,
           какая в нем земная тяжесть.

Июль 1926, Мальцево.

«Нет реки такой глубокой…»

Нет реки такой глубокой,
Нет тюрьмы такой высокой,
Нет страны такой далекой,
Куда б не пришла любовь.
           Выше тюрьмы она,
           Глубже реки она,—
           Нет для нее пространства.
И все, кто любили, живут до сих пор,
Только с любовью направь на них взор.
Видишь, под белым терновым кустом
           Плачет о милом Доэтта?
Видишь, как к кубку с волшебным питьем
           Губы Изольды припали?
Видишь — стоит в голубом покрывале
           Вечная роза поэта —
Имя ее на земле: Беатриче.
Слышишь, Роланд свою милую кличет
           В пламени битвы?
Слышишь, к Мадонне возносит молитвы,
           Песни-молитвы монах?
«Ты — звезда морей нездешних,
Ты — цветок от лилий вешних,
           Дорогой алмаз.
Ты — сокровище сокровищ,
От немыслимых чудовищ
           Ты спасаешь нас…»
Тем, кто любит, — не смириться,
А, как рыцарь, надо биться,
Деве-Матери молиться,
           Чтоб Ее рука
Отворила дверь темницы,
Чтобы высохла река,
Чтобы сжалась вся пустыня
           В золотой комок…
Кто любовь из сердца вынет
Хоть на малый срок?

15 октября 1927

«Все летают черные птицы…»

Все летают черные птицы
И днем и поутру,
А по ночам мне снится,
Что скоро я умру.

Даже прислали недавно —
Сны под пятницу — верные сны —
Гонца из блаженной страны, —
Темноглазого легкого фавна.

Он подошел к постели
И улыбнулся: «Ну, что ж,
У нас зацвели асфодели,
А ты еще здесь живешь.

Когда ж соберешься в гости
Надолго к нам…»
И флейту свою из кости
К моим приложил губам.

Губы мои побледнели
С этого самого дня.
Только б там асфодели
Не отцвели без меня.

25 ноября 1926

«Фальшиво во дворе моем…»