Черубина де Габриак - Исповедь

• Название: Исповедь
• Автор: Черубина де Габриак
• Издательство: Аграф
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1998
• ISBN: 5-7784-0040-3

Книга знакомит читателя с жизнью и творчеством поэтессы Серебряного века Елизаветы Ивановны Дмитриевой (Васильевой) (1887–1928) больше известной, под именем Черубины де Габриак.

Впервые в полном объеме представлено ее поэтическое наследие, а также переводы, пьесы. Задача книги — вернуть в русскую литературу забытую страницу.

---

«В эту ночь я была с другими…»

           В эту ночь я была с другими
в ресторане большом…
Под звуки джаз-банда танцевали шимми
           женщины с малиновым ртом…

           А мужчины тут же пили сода-виски,
ели их дамы кофе-гласе…
И я знала, что все они друг другу близки,
           и все во сне.

           Что они корчатся от безумной боли,
что дама в красном уронит бокал,
положит голову на мраморный столик
           и завоет, как шакал.

           Но никто не услышит, никто не обернется,
даже не вздрогнет сигарный дым…
Ведь каждое сердце скоро порвется,
           что вы делаете с сердцем моим.

Осень 1924

«Лесное озеро, поросшее осокой…»

           Лесное озеро, поросшее осокой…
Склонилась ты, и взор
на дно глубоко
проник;
Там твой пленен двойник
в неверном зеркале озер…

Идут года…
И день сегодняшний
похож на день вчерашний, —
цветет зеленой яшмой
стоячая вода…

Идут года,
клубясь в ночном тумане…
И страх ползет,
и сердце ранит…
Ты падаешь, и вот
со дна встает двойник, —
твой искаженный лик, —
и он живет,
и дышит,
и говорит, — и каждый слышит
его застывшие слова…
           А ты — мертва.

Осень 1924

«Чудотворным молилась иконам…»

Чудотворным молилась иконам,
Призывала на помощь любовь,
А на сердце малиновым звоном
Запевала цыганская кровь.

Эх, надеть бы мне четки, как бусы,
Вместо черного — пестрый платок,
Да вот ты такой нежный и русый,
А глаза — василек.

Ты своею душой голубиной
Навсегда затворился в скиту, —
Я же выросла дикой рябиной,
Вся по осени в алом цвету…

Да уж, видно, судьба с тобой рядом
Свечи теплить, акафисты петь,
Класть поклоны с опущенным взглядом,
Да цыганскою кровью гореть.

1924

«Если сказано слово о крови…»

Если сказано слово о крови,
От него уж нельзя убежать, —
Нам, пожалуй, с тобою не внове
           Убивать.

Ты считать не желаешь, не можешь,
Что такое пролитая кровь…
Убивать приходилось мне тоже,
           Только я убивала любовь.

И не даром же черное пламя
Нас скрутило, связало вдвоем.
Нет, не страшно встречаться глазами.
           Что ж, когда мы убьем?

«Ненужные стихи, ненужная тетрадь…»

Ненужные стихи, ненужная тетрадь,
Души, больной души слепое отраженье, —
Бесплодные мечты хотела я сдержать,
           Запечатлеть виденья…

Но разве так должны входить мы в этот храм,
Где чаша вечная с нетленным Божьим словом,
И разве для того, чтоб причаститься там,
           Не надо стать готовым?

Поэта светлый долг — как рыцаря обет;
Как латы рыцаря горит служенье наше,
И подвиг восприяв ценою долгих лет,
           Придем мы к вечной Чаше.

Я душу подняла, как факел смоляной,
Но ветер налетел и пламя рвет на части…
Я Господа зову, идем к нему со мной.
           Наш путь в Господней власти.

10 января 1925

«Казалось тебе — за высокой оградой…»

Казалось тебе — за высокой оградой
Цветущий весенний сад…
Ты раньше не знал такого сада?
           Ведь это ад!

Листья на деревьях — черны как уголь,
Вода в канавах — горький яд…
В этом саду потеряешь друга,
           Изорвешь о камни брачный наряд.

А на черном дереве — серая птица
Поет о том, что вечен закат,
О том, что милый любимый рыцарь
           Не возвратится назад.

За высокой оградой о радостном чуде
Глупые люди зря говорят…
Но здесь никогда ничего не будет, —
           Здесь только ад!

13 мая 1925

«Ты не уйдешь от прожитой любви…»

           Ты не уйдешь от прожитой любви.
Сожги ее, забудь,
вступи на новый путь
           и встречу юности напрасной назови, —

           но все равно она придет и скажет
твои забытые слова…
И снова здесь… И снова не мертва
           стоит на третьей страже

           прошедшая любовь…
Он спит давно в могиле…
Но вас не позабыли,
           и ваши имена чужими слиты вновь…

           И вижу я: в осеннем черном небе,
как синий уголек, зажглась одна звезда.
А здесь, в воде холодного пруда
           на смерть подстреленный, крылами
                           плещет лебедь.

3 ноября 1925.

«Как разобрать мне знаки…»

Как разобрать мне знаки
судьбы моей.
Черные выросли маки
в саду моем…

Он поднялся, убитый,
и зовет, зовет;
всем убитым и забытым
наступил черед…

Все встают, дрожа и плача,
и зовут, зовут…
Понимаю я, что значит
Страшный суд.

И теперь страданье Ваше
стало для меня
раскаленной полной чашей
горького огня…

Только бы не пахли маки
в саду моем,
только бы прочесть мне знаки
судьбы моей.

5 ноября 1925

«Да, целовала и знала…»

Да, целовала и знала
Губ твоих сладкий след,
Губы губам отдавала,
           Греха тут нет.

От поцелуев губы
Только алей и нежней.
Зачем же были так грубы
           Слова обо мне.

Погас уж четыре года
Огонь твоих серых глаз.
Слаще вина и меда
           Был нашей встречи час.

Помнишь, сквозь снег над порталом
Готической розы цветок.
Как я тебя обижала,
           Как ты поверить не мог.

5 ноября 1925

«И первое в пути — глубокий водоем…»

           И первое в пути — глубокий водоем…
Нагнись, душа, гонимая тоской,
там, на земле, была ль такой
           в обличии своем?

           Твой образ ангельский, на что он стал похож?
На нем оттиснули тяжелую печать
убийство зло и ложь
           и жадное желанье ощущать.

           Искала ты себя во всех, всегда, везде.
И все прошло, как сон,
И только облик твой в воде
           отображен.

           Прозрачное и черное стекло.
Смотри, какими стали сны,
смотри, как в них отражены
           убийство ложь и зло.

5 ноября 1925

«Опять, как в письме, повторяю я то ж…»

Евгению Архиппову

           Опять, как в письме, повторяю я то же,
звучащее в сердце моем,
что в гибких стихах, в переливной их дрожи
           я вижу хрусталь с серебром.

           Мы в жизни с тобою друг друга не знаем,
как призрак остался мне ты.
В хрустальную чашу с серебряным краем
           хочу я поставить цветы,

           хочу, чтобы нить золотая меж нами
могла воплотится на миг.
Пусть в чаше стихов тебе светится пламя
           невидимых черных гвоздик.

6 ноября 1925

«Был синий вечер в небе…»

Был синий вечер в небе,
Был черный профиль строг,
И в рыжих косах гребень
Придерживал цветок.

И сердце все до края
Открылось в этот час,
Горел, не отгорая,
Лиловый пламень глаз.

Я помню непокорный
Ресниц крылатый взмах,
И шали шелк узорный
На матовых плечах.

И легкий след сандалий
На розовом песке…
Как пальцы задрожали,
Прильнув к твоей руке…

Но ты сказала слово,
И это слово «Нет».
От глаз твоих лиловых
Остался в сердце след.

Так в вечер темно-синий
Я начала союз
С мучительной богиней
Из хора светлых Муз.

8 ноября 1925

«Где Херувим, свое мне давший имя…»