Владимир Скороденко - Спасатель. Рассказы английских писателей о молодежи

• Название: Спасатель. Рассказы английских писателей о молодежи
• Автор: Владимир Скороденко
• Издательство: «Молодая гвардия»
• Жанр: Короткие истории
• Год: 1973

В сборник входят новеллы современных английских писателей, посвященные молодежи: подросткам, молодым людям, вступающим в жизнь, — и тем далеко не простым социальным, нравственным и психологическим проблемам, с которыми им приходится сталкиваться. Противоречие между бескорыстием, чистотой помыслов и отношений и общечеловеческими идеалами, свойственными юности, законами и моралью буржуазного общества, стремящегося «отлить» молодежь по своему образу и подобию — главная тема большинства рассказов.

---

И тут Тим в первый раз увидел Окерта Холтье. В одном из проломов вдруг появилось испуганное, грязное лицо, запрокинутое вверх, к вот-вот готовым рухнуть остаткам стены, одна рука поднята, как будто для того, чтобы заслониться от камней, светлые волосы, распахнутая на шее рубашка цвета хаки. Тим быстро прицелился прямо туда, где был расстегнут ворот, бахнул выстрел. Холтье закинул голову назад, дико взмахнул руками и исчез среди камней и пыли. Сквозь пыльную завесу Тим разглядел винтовку, которая лежала на щебне, там, где только что стоял Холтье. И тотчас зажмурился: мимо с грохотом и шумом прокатилась каменная лавина.

Из всего взвода только четверо следовало за Тимом, когда в ярком свете утреннего солнца он карабкался к гребню горы. Один из них был Ролт, с ним за компанию полез и Гаррел, которого поддерживали по бокам двое приятелей. Ярдах в десяти от вершины они поравнялись с Тимом.

— Ну как вы? — Голос Ролта прозвучал смущенно и неуверенно.

Тим все-таки выиграл сражение с Холтье, и, хотя начало этого сражения ему никогда не простится, как победителю ему причитался определенный почет. Но Тим лишь глянул на него и ничего не ответил, и, как видно, не оттого, что не мог говорить, — не так уж сильно расквасило ему губы.

Гаррел тяжело дышал от боли да к тому же запыхался на крутом подъеме.

— Он… попал… в него, — отрывисто пробормотал он. — Точно. Я видел. Кажется… в голову.

Он оступился, и один из двух солдат пробормотал:

— Спокойно, Боб, сейчас будем на месте.

Последние несколько ярдов до развалин все пятеро преодолели молча.

Там, среди камней и пыли, в ярких утренних лучах, перемежаясь с которыми чернели падающие от больших глыб тени, лежал навзничь Окерт и сквозь огромный пролом в стене во все глаза следил за солдатами. Он надеялся, что умрет, но не был в этом уверен, так как почти не чувствовал боли, только что-то давило на грудь да трудно становилось дышать. В ушах звенело, грохотало, и как будто какой-то туман все время наползал с уголков глаз; он ясно видел только то, что было прямо перед ним, как лошадь в шорах. В нем еще шевелилась, все слабея, боязнь потерять сознание, прежде чем он убедится, что пуля, которая попала ему в левое плечо и пробила грудь навылет, и в самом деле была смертельной. Удержать в памяти хотя бы одну мысль было невыносимо трудно, но, собрав все силы, Окерт не давал себе забыть, что ему ни в коем случае нельзя попасть живым в руки к патрульным; это было самым главным, а почему — он почти и не помнил. Он собирался застрелиться, прежде чем они придут, но винтовка лежала по ту сторону от рухнувшей стены, и дотянуться до нее не было сил. Выходит, он не сможет убить себя… Потом он вспомнил как сквозь дремоту о перочинном ножичке Дрины. Ему стоило огромных усилий дотянуться правой рукой до кармана, но, даже вынув ножик, Окерт смог его открыть только зубами. Задыхающийся, вконец обессиленный, он увидел, как появились в проломе стены, окруженные светящимся ореолом на фоне ясного голубого неба, сперва двое, потом четверо, пятеро и полезли к нему по камням.

Так это и есть Холтье. Тим разглядывал лежащего перед ним парня — светлые волосы, весь в грязи и крови, пропитавшей его рубашку и штаны цвета хаки, грудь очень медленно поднимается и опадает, сотрясаемая глубоким, прерывистым дыханием. Вот он какой, Холтье — убийца, оскорбитель королевы, бельмо на глазу губернатора, враг британской славы… Холтье, бурский солдат, взятый в развалинах последнего редута.

«…Черный Кронье, предатель Почефстрома, угнетатель негров, оскорбитель англичан, жестокий победитель при Магерсфонтейне…» И тут он скорее услышал, чем увидел, как Ролт вынимает из ножен штык.

— Добить?

— Валяй, — распорядился Гаррел.

— Стойте…

Тим не мог говорить внятно, рот у него был полон крови. Он встал на колени рядом с задыхающимся, умирающим буром, в одно и то же время подданным Великобритании и ее врагом, и как зачарованный вглядывался в лицо, которое, как он теперь ясно увидел, и впрямь очень напоминало его, Тима, лицо. Редлингхойс говорил правду, они похожи как братья.

— Холтье… — пробормотал он изувеченными губами. — Холтье…

Окерт вот-вот готов был соскользнуть в беспамятство, но титаническим усилием воли продолжал цепляться за какую-то мысль, которую теперь уже не мог сформулировать. Что-то еще нужно было сделать, хотя он не помнил что. Чье-то окровавленное лицо с разбитым ртом маячило прямо над ним, чьи-то глаза вглядывались в Окерта с непонятным ему выражением. Не враждебным, а, казалось, почти дружеским. Собрав последние силы, он вынырнул из забытья, сморгнул густеющий туман, ясно увидел на мгновение британские звезды, цифры на погонах и, поняв, что они обозначают, ударил вверх и вбок.

Он ударил слабо, маленьким, дешевым перочинным ножиком, но и этого оказалось достаточно. Полуторадюймовое лезвие воткнулось в шею Тима под левым ухом и скользнуло вниз, а обессилевшая рука, как неживая, уже падала на землю. Тим отшатнулся, испуганно вытаращив глаза, разинув полный крови рот в беззвучном крике. Потом вскочил, обеими руками сжав шею, из которой яркой на солнце струей хлестала кровь. В выпученных глазах сверкнул безумный предсмертный ужас, он повернулся, как бы ища помощи, к солдатам, но те торопливо отступили назад, не отводя испуганных и любопытных глаз от неунимавшегося потока крови. Тогда, давясь, качаясь, задирая ноги, Тим на развалинах редута заплясал какой-то страшный, непристойный танец смерти. То попадая в тень, то снова выходя на яркий свет, он пошатывался, выписывая ногами кренделя и спотыкаясь о камни, тотчас же делавшиеся багровыми, пока наконец не свалился, грузно, будто куль, несколько раз чуть дернулся и замер.

— Господи боже мой! — Ролт повернулся к остальным бледным, одеревеневшим от страха лицом. — Как он это сделал-то? — Он перевел испуганный взгляд с мертвого офицера на так же неподвижно лежавшее тело Холтье и покачал головой. Потом: — Давай-ка я его прикончу, а Боб? — Но, прежде чем он вонзил в Холтье штык, прозвучал холодный голос Гаррела:

— Теперь незачем. Он мертвый.

— Точно?

— Что ты! Мертвый, как баранья туша… мертвый, как Тим.

Один из солдат неуверенно хихикнул, и чары рассеялись, страшные чары насильственной смерти.

— Э-эх! — сказал Гаррел. Ему, как видно, все было трын-трава. — Покурить бы.

Ролт машинально полез в карман, но молодой капрал остановил его.

— Свои не трать. Возьми у Тима — ему теперь не понадобятся. Портсигарчик бы я тоже прихватил. Давно мне нравится.

Гаррел на мгновение засомневался, не слишком ли много он себе позволяет, ведь нельзя сказать, чтобы во взводе так уж не любили Тима, просто он был офицером, вот и все. Но Ролт спокойно перевернул лейтенанта на спину, вытащил из кармана плоский серебряный портсигар и бросил приятелю.

— Держи! Я еще часы возьму… Теперь пора бы позвать наших.

— Да вон они идут.

Сидевший на валуне Гаррел наклонил голову, прислушиваясь, как топают по каменистому склону ботинки солдат. Ролт и те двое пошли им навстречу, а Гаррел остался.

Оба мертвеца лежали рядом, на спине. Гаррел долго глядел на них, и портсигар, который он держал в руках, сверкал на солнце.

— Эх вы, засранцы, — сказал он мягко и отчетливо, с легким акцентом жителя лондонских предместий, и в его голосе прозвучала не жалость, а презрение. — Оба отстали от времени… черт те на сколько лет. А будущее?.. Будущее не для вас… Это уж точно.

Будущее оставалось за ним, и этот новый мир был для него понятным и реальным, не то что мир, которым окружали себя двое этих мертвецов. Каким бы ни оказалось будущее, добрым или злым, разумным или ужасным, он хотя бы знал, что идет в ногу со временем, а не цепляется за прошлое. Из лежащей далеко внизу долины до него добрался первый душистый утренний ветерок, тихо прошелестел в развалинах и взъерошил ему волосы.

Лоренс Даррелл Noblesse Oblige[11] (Перевод Р. Райт-Ковалевой)

История с Обри де Мандевилем поистине удивительна. Что-то он поделывает сейчас, бедняга? Совершенно не годился для дипломатической службы — я до сих пор удивляюсь, с чего это Отдел личного состава мог решить, что он ниспослан им свыше. Нет, все натворил этот сумасшедший Польк-Мобрей.

— Что-то я его не помню.

— Все это было за год до твоего назначения.

— А Польк-Мобрей был тогда послом?

— Да. Он только что получил звание и был на седьмом небе. Пригласил Анджелу, свою племянницу, на лето погостить и, по-моему, очень из-за этого нервничал. Эта Анджела была довольно отчаянная особа, а в тогдашней Югославии ей, в сущности, делать было нечего. По-моему, он побаивался, что она заведет дружбу с какой-нибудь не слишком трезвой местной компанией и спалит весь Дунай. А ему только и мечталось выдать ее замуж за дипломата, и тут ему пришел в голову гениальный план. Он решил найти подходящего кандидата через Отдел личного состава и заняться сватовством. Третий секретарь, Скотт-Певрел, был женат. Вот Польк-Мобрей и решил заменить его возможным женихом для племянницы. Опасная игра, верно? Я прочел письмо и счел своим долгом предупредить его. В письме говорилось, что ему нужен третий секретарь, конечно, выпускник Итона и Кэйюс-колледжа, лет двадцати пяти (или около того), из хорошей семьи, вполне обеспеченный и непременно умеющий играть на флейте. (Он тогда был до безумия увлечен квартетом при посольстве — они каждую неделю собирались в его резиденции терзать всем уши.) Но все-таки он должен был бы знать, что на Отдел личного состава полагаться не стоит. И все же, сколько я его ни отговаривал, он послал письмо и пустил в ход все связи, чтобы нашего Банти Скотт-Певреля перевели в Токио. Так к нам и попал этот де Мандевиль. По анкетам он как будто вполне годился, и, когда пришли его бумаги, Польк-Мобрей даже не прочь был поехидничать, посмеяться над моими опасениями. Но у меня остались большие опасения, старина, да, весьма большие, тут меня не переубедишь.