Николай Мордвинов - Дневники

• Название: Дневники
• Автор: Николай Мордвинов
• Издательство: Всероссийское театральное общество
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1976

В книгу включены дневники известного артиста Николая Дмитриевича Мордвинова и воспоминания о нем.

---

Кожемякин.

Горький — «Сомов». Я занят лишь в «Сомове»[331], в наихудшей, но «ответственной» роли — Терентьева.

14/I

Смотрел в Малом «Северные зори»[332].

Спектакль вызывает волнение в зрительном зале.

Со сцены на Мудьюге начался спад. Дальше пьеса идет рывками, то поднимется, как в сцене с матерью или со смертью старика, то упадет…

Большой удачей театра является Хорькова[333]; роль, что называется — «пуля», но и сыграла она заразительно, верно и подкупающе задорно.

Хоть очень знаком, но обаятелен Доронин[334]. Хотелось бы предостеречь артиста от того, чтобы он не остановился на средствах, которые уж очень знакомы. У нас ими пользуется с тем же успехом Слабиняк.

Молодец Анненков[335], что ищет. Его старик только кое-где пользуется анненковским напевом в голосе. Молодец, я люблю, когда актер ищет, не только в том разделе ролей, которые ему показаны прямо, но и в ролях, где его не предполагаешь увидеть.

20/I

Смотрел сегодня «Плоды просвещения»[336].

Сидел на «Плодах» и думал, а ведь граф-то лучше мужиков знал, чем наши авторы.

Полная картина разложившегося общества. Это дерзко, зло, уничтожающе.

Исполнители все хороши. Жаль, что «молодежь» играют в возрасте. Хоть Массальский[337] дает полного кретина, но нам было бы интереснее, если бы перед глазами прошли все возрасты себя исчерпавшего класса.

Читал я рецензии постного содержания и думал, что действительно МХАТ — чуть ли не на краю заурядности, ан нет — МХАТ это МХАТ.

Хороший театр, хорошие актеры. Беречь им надо, что имеют. И как это иным людям не доставляет радости признавать, что есть у нас и великолепные актеры и великолепные театры.

Шероховатости есть. Например, Станицын[338] не обыгрывает своего выхода из кабинета, когда его упрашивает горничная. Надо делать так, будто она его просит на ходу, он стремится куда-то идти. А так непонятно, почему она надевает ему боты. Получается трюк и только. Но это такие мелочи, что и думать не хочется. И удивляешься, почему это чуть ли не до присуждения премии газеты не отважились сказать, хорошо это или плохо.

Блюстители нравственности забранят меня за мои восторги: актеров-де нельзя хвалить, зазнаются… А мне хочется хвалить и радостно хвалить. Мне доставляет удовольствие и радость, что есть кого хвалить. Мне очень радостно, что у нас такая замечательная армия великолепных актеров. Смотрел «Седую девушку»[339] у вахтанговцев.

Не понравился спектакль.

Эстетский, стилизованный и ужасно скучный. Хоть делал его мною любимый С. Герасимов, но данный его опус мне просто не нравится. Перегрузка в музыке. Неоправданные мизансцены. Неправильно решенные массовые сцены. Где же тот народ, что завоевал новое в своей стране? Подавленные, безвольные, никчемные люди.

Из исполнителей понравился один Бубнов[340]. Оправданно, серьезно, жизненно.

1/II

Оленин рассказал: «Маскарад» снят с обсуждения под предлогом, что «Маскарад» не тема, которая должна поощряться Сталинской премией.

Но почему же тебе так не везет, Михаил Юрьевич? И даже тогда, когда совершается такое, о чем ты и предполагать-то не смел.

Как мне обидно за тебя! Не помогла моя нескончаемая любовь к твоему дивному искусству.

11/II

СВОЙ КОНЦЕРТ (на автозаводе)

Читал много и с удовольствием.

Принимали великолепно, хотя программа раздроблена и серьезна.

Почему это так бывает? Так устал от вчерашнего спектакля, и в голове туман… и вдруг идет и идет… Краски, приспособления меняются ярко и сочно по малейшему желанию, и речь льется… Образы встают один ярче другого, и выражения для них находятся наиболее совершенные. И почему это?

«Русский характер» читал — зал буквально не шелохнулся, и только были видны платочки, да пальцы, смазывающие слезу. И сам я так вошел в существо рассказа, что кое-где пришлось остановиться, чтобы перевести дух… комок подкатывал к горлу и мешал говорить, слезы мешали видеть… Весь зал был взволнован и плакал. Я подумал, уж не перебрал ли я. Может, это не искусство… но разразились такие аплодисменты и такие взволнованные лица тянулись ко мне навстречу, что я понял, нет… это искусство, это не угнетает, это встряхивает людей до донышка и заставляет думать о жизни.

Это редкий вечер. И так почти целиком вся программа. Юмор шел легко, не натужно. Драматические и комедийные краски сменялись легко и непринужденно.

Я сам чувствую, что последнее время у меня особенно плодотворное. Я стал свободнее и сильнее, богаче. У меня много накопилось, что я могу сказать, чем поделиться. И так мне хочется поделиться.

1/III

«МАСКАРАД»

Наши передавали, что вчера или сегодня умер Остужев[341]. Но в печати и по радио ни слова пока не было.

Ушел последний из мужского старшего поколения…

Ушел последний артист из старой романтической школы.

Светлый человек.

11/III

Худсовет смотрел «Рассказ о Турции».

С грехом пополам, но спектакль получается. Может быть, театр выйдет из этого затруднительного положения.

25/III

Худсовет по поводу «Анонима»[342] Нариньяни.

Труппа высказывалась в основном против.

Репетировали. Сделали макет.

Сегодняшний худсовет я рассматриваю, как желание именем худсовета от пьесы отказаться. (После проработки пьесы в печати и Союзе.)

Прослушал пьесу…

Грустно…

Участники спектакля единогласно пьесу завалили. Я не остался на обсуждение.

Чтобы писать о таком мерзком явлении нашей жизни, как анонимщики, надо писать без скидок и облегчений. Надо писать с щедринской жестокостью, с гоголевским гневом. А эти — полухорошие, полуплохие люди — полумера, не создающая нужного эффекта и потому вредная.

— Нет гнева автора — нет к нему уважения.

27/IV

Театр выпустил «Большие хлопоты» — Ленча. Артисты, главным образом мужчины, играют хорошо — смешно и зло. Ю.А. «ревнует» Шапса полушутя, полусерьезно…

«РАССВЕТ НАД МОСКВОЙ»

Я сыграл 100 раз Курепина.

И довольно бы… Уж очень устарели и спектакль и тема…

19/V

А «Сюзане» хотят снять с репертуара. Уже который спектакль в зале сидят по 12–10 человек!

На производственном совещании выяснилось, что театр в дефиците. Убыток уже 250 тысяч.

А «Турция» и «Сюзане» работались год и стоили 300 тысяч с лишним. «Сюзане» репетировали вслед один состав за другим — два комплекта. «Турция» дважды оформлялась.

Не хотят слушать нас… А мы говорим, волнуемся на собраниях, совещаниях, пишем резолюции — все впустую…

8/VI

ЦДРИ[343] — слово, сказанное на чествовании Хачатуряна, в связи с 50-летием со дня рождения.

«Дорогой, дорогой Арам Ильич!

Больше 25 лет прошло с тех пор, как мы с вами встретились на творческом пути в Москве, на первых спектаклях, репетициях, уроках студии Завадского. Вы — начинающий композитор и пианист, мы (из этих «мы» я сегодня один) как студийцы-артисты.

Мы хорошо помним это чудесное время.

Театр им. Моссовета поручил мне, как человеку, близко связанному с одной из замечательных страниц вашего вдохновения, как наиболее часто соприкасающемуся с ВЕЛИКИМ вашим творением, признанным и любимым народом, я говорю о трепетном, тревожном и трагическом вальсе к драме трепетного, тревожного, беспокойного и трагического гения Михаила Юрьевича Лермонтова — говорю о вальсе к драме «Маскарад», —   поручил мне приветствовать вас с любовью и дружбой, вас — одного из славнейших и талантливейших композиторов Страны Советов со знаменательной датой.

Пусть этот душный июньский вечер, разразившийся такой освежающей грозой, в некотором смысле подводящий итог накоплению сил, будет преддверием следующего этапа на вашем творческом и жизненном пути, этапа, когда кипучий, страстный, светлый и подъемный темперамент вашего дарования взлетит на новую и прекрасную высоту».

…Арам так смешно сидел на кресле-эшафоте, как провинившийся школьник… Просто сошел с картины Решетникова «Опять двойка». Смешно и трогательно.

14/VI

Умер Абдулов!

Открыл в нашем театре список (уходящих из) нашего поколения…

Как он сам говорил с эстрады: «испустил дух».

Второй инфаркт.

А наши не поверили ему… Поверил ли он сам?

Абдулов и Смерть… несовместимы…

Делал столько, что ни одному из нас такое было не под силу, и, будучи очень талантливым, не создал ничего. Пробегал так целую жизнь. Таким я его и помню 25 лет.

Рассказчика-импровизатора смешнее, остроумнее, находчивее я не знаю. Он обладал юмором такой силы, что, отдай он хоть часть его на какую-нибудь роль, отделав ее, вскормив, взлелеяв ее, можно было залить зал смехом.