Николай Мордвинов - Дневники

• Название: Дневники
• Автор: Николай Мордвинов
• Издательство: Всероссийское театральное общество
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1976

В книгу включены дневники известного артиста Николая Дмитриевича Мордвинова и воспоминания о нем.

---

Это монолог поэта. Детская способность увлечения. Огромная искренность на фоне обдуманной темы. В этом монологе Отелло — поэт, бесконечно счастливый, полный своим счастьем. Это юношеское увлечение. Эта улыбка заставляет особенно насторожиться: «Что будет!»

Яго не хватает патетики. Не внешней, а патетики как результата одухотворенности человеческой темой. Нет пафоса, злой страсти. Есть — ум, анализ. Мне никогда не приходилось видеть на сцене так хорошо мыслящего Яго, но необходимо больше целеустремленности, самозабвения. Не найдена улыбка радости от зла.

Мордвинов — человек, прежде всего человек!

Полнота трактовки, которая предложена режиссером. Каждый образ дополняет другой, каждый образ играет другого: так, Яго играет Отелло.

У Мордвинова — трактовка мужественна и по-человечески красива. Утверждение гуманистической темы. Очищение от зла. Не трагедия ревности, а трагедия несчастного (кажется, Бёрбедж[164] так играл: «печальный мавр», несчастный). Месть — не страсть кровожадного мавра, а более тяжелый, принятый Мордвиновым путь. Может быть, это слишком логизировано замедленно, но мне нравится тема очистительной жертвы. Трагедия Отелло поражает человеческой простотой. Принимаешь человека, совершающего тяжело необходимое… Ощущение катарсиса — это есть в спектакле в исполнении Мордвинова. Горестная умиротворенность.

Мизансцены Отелло в пятом акте… с рукой Дездемоны, когда он закрывает рану… я не могу не отметить эту мизансцену.

Некоторые досадные недостатки:

Вторжение в строгий замысел Виноградова[165] двух задников раскрашенных — моря и острова. Раскрашенные фотографии! Вторжение в спектакль бутафорской нотки, я говорю нотки, а не ноты.

В исполнении Дездемоны — Шигаевой[166] воспринимается режиссерский замысел. Разрыв между замыслом и исполнением. Дездемона слишком приближена к нам. Нет подъема любви. Великолепная мизансцена в первом акте, когда Дездемона прислоняется, прижимается к спине Отелло, и тот закрывает ее правой рукой… после этой мизансцены нельзя дальше так играть, быть такой холодной, как эта Дездемона. Она очень милая, приятная женщина, но не та женщина… она заурядна.

Величайшая благодарность композитору, ценнейший помощник режиссера. Я думаю о Гамлете… слова Гёте: «Хрустальная ваза, которая разорвалась от того, что в нее посадили корень». Отелло — проекция на Гамлета. Возможность связи с Гамлетом. Это то, что роднит нас с остальными шекспировскими произведениями.

Ольга Николаевна Олидор[167]:

— Этот спектакль — удача театра. Великолепны мизансцены. Сцена Яго и Эмилии, Яго и Отелло в 3-м акте, 5-й акт — тревога, волнение перед надвигающимся преступлением.

Отелло войдет в галерею лучших Отелло.

Чувства подлинные, конкретные. Зритель их разделяет. В исполнении Мордвинова человек обаятельный и талантливый.

Но есть сомнения в 4-м акте: Отелло как воина, нежно любящего Дездемону, оскорбленного за любовь, поруганного и оскорбленного чувства — этого не было. Больше было страстно любящего жену. Неприятные вспышки ревности. Трагедия любви отходит на второй план. Нет борьбы между любовью и ревностью. Необходимо более гуманистической, одухотворенной любви во второй части.

Яго слишком современен, не хватает философского обобщения, не надо бояться мефистофельского плаща. Не хватает обаяния «честного Яго», но я уверена, что это получится.

Дездемона… Я согласна с Сурковым. Не хватает поэтичности в первой половине, где она современна. Во 2-й части есть чистота, женственность, но она стоит на земле.

Удача в Эмилии. Ярко, талантливо.

Кассио развязен.

[Борис Андреевич] Мочалин[168]:

— У меня неудобная позиция. Наметились разногласия. Различные выступления. Выступление Суркова — патетическое: «событие в театре!», а последующие — уже недостатки, которые бывают в рядовых спектаклях… Я это понимаю. Я могу подписаться под тем, что говорил Сурков, и под тем, что говорили последующие: противоречие замысла и осуществления.

Замысел осуществлен в частностях, но вдруг появляется Дездемона, и видно, что не все ладно. Отелло не мог полюбить такую Дездемону.

Кассио я воспринимаю в сцене с потаскушкой. У Кассио вообще нет мысли в голове. Он живет как бог на душу положит. Нет благородных побуждений. Меня заставляют искать глубину, а я вижу в Отелло его противоречия.

В переводе есть вещи не поэтические, не философские и совсем не гениальные: «баран овечку кроет» — эта вульгарность мешает.

Я пытался полюбить Отелло. У меня не возникает это чувство. Актер стремится сделать его таким, это безуспешно… Его нельзя сделать таким… Вина текста и исполнителей…

[Александр Васильевич] Солодовников:

— Большие достоинства и небольшие недостатки!

Все рассматривают этот спектакль вне связи с предыдущими работами Театра Моссовета.

Ю.А. вступил на более высокую ступень. Ю.А. удалось, несмотря на то, что он был ограничен в выборе актеров. В этих небогатых возможностях Театра имени Моссовета Завадский сделал интересную шекспировскую работу. Осуществил монументальный спектакль, не испугался войны и условий. Театр добился творческой победы. Спектакль зрелищен, увлекателен, театрален. Наиболее замечателен пятый акт и накал страстей. Захват зрителей полный. Сцена бури на Кипре — это театральность невыдуманная. Слуги с фонарями в первом акте…

Излишняя щедрость художника — сцена праздника на Кипре. На острове военное положение, эта щедрость не помогает этому акту — неорганична. Вся эта сцена на Кипре самодовлеюща, выпадает, скромнее надо сделать. Может, и Кассио оттого так разошелся.

Виноградов — один из наших лучших художников.

Композитор… Очень ценная работа, поясняющая спектакль.

Недостатки: выпирает постельная тема.

Большое значение получил поцелуй. Поцелуй Отелло и Дездемоны. Поцелуй Эмилии и Яго. Кассио и Бианки. Физиологический момент. Снижает спектакль. Это мешает, приземляет. Я бы освободил актеров от этого.

Мордвинов обаятелен очень. Темперамент хороший. Актеру трудно было играть, мешала зубная боль, холод — и это же мешало воспринимать. У Мордвинова — большая, интересная работа. Шаг вперед после Остужева, Хоравы, Папазяна.

Это простота, отсутствие наигрыша, глубокая убедительность. Во второй половине спектакля Отелло обеднен, слишком «любовник». Играет против образа. Надо сохранить симпатии зрителя, а он их теряет.

Яго — рационалистичен…

Дездемона — нет материала для актрисы. Актриса хороша справилась в пределах своих возможностей. Хотелось бы поэтичности, эмоциональности.

Кассио — я не удовлетворен… не подготовлен финал, заместитель Отелло.

Спектакль большой. Он является последним словом в Отелло и в театре, в том, что сделал Ю.А. Мы благодарны, что к открытию у нас такой спектакль.

Юрий Александрович:

— Солодовников сказал, чтобы мы не зазнавались. Конечно, это не последнее слово! За последним словом всегда будет еще последнее. Это заявка театра. Это не заявка на право и положение театра, это заявка на искусство.

Решение в Шекспире человеческой темы — это то, что нужно сейчас… Это путь, по которому должно идти искусство. Когда говорит зритель, что спектакль стал человечен, — это то, что нужно.

Вопрос автора — в своем времени… путем отказа от свои свойств.

О грубостях Шекспира…

Морозов[169] как-то сказал, что в подлинном Шекспире Дездемона говорит, что она «хочет жить с Отелло». Жить в полном значении этого слова (это эпоха Возрождения). Мы не заставляем говорить ее эти слова, но отказаться от эпохи нельзя.

«Красавчик Кассио» — в тексте с Бианкой Кассио говорит: «надушенный хорек» о Бианке, а известно, что хорек самый сладострастный зверек — отсюда и взаимоотношения… Это грубость, нет — мы смягчили, но есть предел, надо еще, чтобы Шекспир не потерялся.

Весь образ Отелло — трагичность в его противоречии, иначе он не убьет Дездемону, а вы говорите, что он теряет свое достоинство. Да… «если разлюблю, вернется хаос…» — так говорит он Яго. Хаос его обуревает. У него все наполнено страстью. Он хочет, чтобы Дездемона призналась, сказала правду. Она не признается… она обманывает…

Как же вы хотите, чтобы он сохранился? — Он потерял себя..» и в пятом акте находит себя.

Опускание знамен — это аккорд.

Вопрос идет о принципах работы театра.

На каких принципах он строится? Николай Дмитриевич изумительно работает. Не на контрастах слабых и сильных актеров. Он не хотел «блестеть».

О Дездемоне… Нельзя форсировать требования к актерам. И Яго и Дездемона будут расти, я убежден.

Об излишествах… Тема выявляется на контрастах. Глашатай говорит: «о празднике, танцах до 10 часов…» — это эпоха.

[Борис Андреевич] Мочалин: