Василий Ефремов - Эскадрильи летят за горизонт

• Название: Эскадрильи летят за горизонт
• Автор: Василий Ефремов
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1984

 Автор — известный летчик-бомбардировщик — более трех лет воевал в 33-м (впоследствии 10-й гвардейский Киевский Краснознаменный, ордена Суворова II степени) авиационном бомбардировочном полку в качестве командира звена, а затем эскадрильи. За успешное выполнение заданий командования был дважды удостоен высокого звания Героя Советского Союза. В воспоминаниях обрисованы многие боевые товарищи автора, хорошо показаны процесс совершенствования их летного мастерства, самоотверженность в боях и верность в дружбе

---

Моторы целы, пробоины в фюзеляже и плоскостях не в счет — заделаем на аэродроме, — но несколько мелких осколков раздробили соты радиаторов, и из них вытекло много воды. Сюда бы хороших механиков с инструментами — и через три-четыре часа можно взлетать.

— Вот что, Петя, — обратился я к Трифонову. — Надо добраться до полка.

— Пешком? — удивился он. — До аэродрома сто километров.

— Можно поездом. Вон станция Заворичи, — штурман указал в сторону железной дороги. — Оттуда — до Нежина, из Нежина — на Малую Девицу... А там — на аэродром.

— Все понятно. — Трифонов пожал нам руки и быстро зашагал к станции.

— Ждем вас завтра утром! — кричу ему.

— Смотри не заплутайся и не махни в Москву, — напутствует стрелка-радиста Усачев.

Мы глядели вслед Трифонову до тех пор, пока его все уменьшавшаяся фигура не скрылась из глаз.

Потом взялись за дело. Немало пришлось потрудиться, пока сняли передние капоты с обоих моторов. Соты радиаторов стали хорошо видны, и можно было определить, насколько сильно они повреждены.

Усевшись в тени от самолета, решили подкрепиться галетами и шоколадом. Это занятие нисколько не мешало наблюдать, что происходит вокруг. На обширной равнине кипела прифронтовая жизнь. По дороге Киев — Остер, через Семиполки, беспрерывно двигался поток автомашин, и над полем в той стороне висела густая пелена рыжей пыли. В небе проплывали группы тяжелых «юнкерсов», направлявшихся в сторону Конотопа, Бахмача, Нежина — оттуда, со стороны железной дороги, слышались глухие разрывы бомб и выстрелы зенитной артиллерии. Иногда на большаке, что шел к Семиполкам, возникали клубы черного дыма, и земля вздрагивала от разрывов тяжелых бомб. По железной дороге Киев — Конотоп беспрерывно двигались эшелоны, оттуда доносились тревожные гудки паровозов, выстрелы зенитной артиллерии, взрывы бомб.

Прямо над нашими головами прошла группа немецких бомбардировщиков в сопровождении тонких, как гончие псы, «мессершмиттов».

— Пошли на Нежин, — прокомментировал Усачев. — Как бы они там нашего Петра не застукали. [36]

Шестерка «юнкерсов», попав под сильный зенитный огонь в районе Козельца, рассыпалась, беспорядочно бросая бомбы.

Вокруг шел бой. А ветерок навевал прохладу, пахло чебрецом и сеном.

— Бери фляги и раздобудь где-нибудь воды, — сказал я Усачеву.

— Да где же? Только в Калите, — отозвался он, рассматривая карту.

— Пока ты сходишь, я прочищу и подготовлю радиаторы к пайке.

Вечером мы забрались на крыло самолета. Вскоре засверкали звезды. По туманному горизонту зловеще багровели пожары, метались по небу упругие лучи прожекторов, в разных местах висели гирлянды осветительных бомб. Время от времени откуда-то вырывались разноцветные струи грассирующих пуль, рассыпаясь и тая в безоблачном небе.

Штурман протиснулся через люк в свою кабину и закрыл дверцу. Я уселся на парашют в своей кабине, задвинул все шторки и, откинув голову на бронированный, обшитый кожей наголовник, приготовился ко сну.

— Командир, — послышался глухой голос Усачева. — Я хотел спросить: что за машина подъезжала сюда, когда я ходил за водой?

— А... Это ребята с поста противовоздушной обороны. Спрашивали, не нужна ли нам помощь...

— Эх, мать честная, побывать бы дома, — с тоской произнес Усачев. — Да еще посмотреть бы на своих детишек!

— А сколько их у тебя?

— Двое. Наташа и Анатолий. Совсем еще малыши... А что слышно у твоих?

— Да ничего особенного. Мать и отец живы, здоровы. Недавно получил письмо от жены. Осенью и у нас будет сын или дочь.

— О!.. Это очень хорошо, — проникновенно сказал Усачев. — Как получишь известие, не забудь сказать. Обязательно выпьем за здоровье нового гражданина...

Перед утром я услышал шум подъезжавшей машины. Сдвинув колпак, выскочил на плоскость и увидел в кузове автостартера старшину Трифонова, техника-лейтенанта Стрельцова и выходившего из кабины старшего техника-лейтенанта Шаповалова.

— Ребята, привет!

— Доброе утро! — замахали пилотками приехавшие. [37]

Выбрался из своей кабины штурман. Поговорили о новостях. Полковник Пушкарев пошел на повышение, командиром полка назначен Константин Иванович Рассказов, комиссаром — Анатолий Андреевич Козявин.

Затем, не теряя времени, под руководством Шаповалова мы сначала почистили соты радиаторов, затем подготовили инструменты и материалы для пайки и, наконец, вымыли капоты. Петро тем временем рассказывал, как добирался до аэродрома и чем закончился вылет, в котором мы принимали участие.

Шабашев, оказывается, тоже успел слетать. На цель вышел последним и видел результаты нашего удара. Говорит, что все бомбили хорошо: зафиксировано три прямых попадания в переправу, потерь не было. Но вчера во время полета на разведку погиб Корочкин. Экипаж ушел на задание на самолете Пе-2. Выполнив задание, ребята уже возвращались домой, когда над Кагарлыком их атаковали два «мессера». До самого Днепра стрелок Пикалев отбивал атаки. Потом кончились патроны. А над Днепром «мессер» неожиданно ринулся в атаку с высоты. Корочкин стремительно развернулся навстречу истребителю. Пе-2 и «мессер» оказались близко друг от друга, на встречных курсах. Корочкин не отвалил в сторону... При ударе Пикалева выбросило из машины, он приземлился на берегу Днепра, где его, израненного, подобрали красноармейцы.

Помолчали, с грустью думая о погибшем друге. Видя, что мы приуныли, Трифонов вдруг заулыбался и громко сказал:

— А Павел Кравчук уже начал летать! И ходит нормально, хотя с палочкой...

В полдень наш самолет оторвался от земли. Машина с техниками тоже покатила на восток.

На аэродроме я доложил инженеру полка Николаю Петровичу Поповиченко о том, что сумели сделать техники в полевых условиях. Поповиченко, пожилой загорелый мужчина, с искорками юмора в живых карих глазах, весело хлопнул меня по плечу:

— Хорошо! Значит, есть еще порох в наших пороховницах...

Штурман и радист направились в столовую, а я пошел к командиру эскадрильи капитану Хардину.

Увидев меня, Хардин поднялся со стула и протянул руку.

— Все знаю. Вчера рассказал Шабашев. Молодцы! С заданием справились хорошо. Но не кажется ли тебе, что [38] ты иногда неоправданно рискуешь? Сколько раз тебя уже подбивали?

— Не помню точно. Наверное, раза три или четыре.

— Вот видишь, а воюем только два месяца... Честно говоря, я сам не люблю осторожных да расчетливых, — признался Хардин. — Но все-таки... — И он погрозил пальцем. — Сегодня отдыхайте, а завтра посмотрим...

В ту же ночь я получил задание уточнить расположение артиллерийских позиций врага на противоположной стороне Днепра.

Взяв курс на северо-запад, мы набрали высоту. Вышли в район Чернобыля, потом развернулись на юг, миновали Горностайполь, Ирпень и полетели вокруг Киевского оборонительного района, засекая артиллерийские позиции и огневые пулеметные точки врага.

— А теперь, командир, разворачивай на север, — передал штурман. — Пойдем в обратном направлении. Держи высоту четыреста метров и доворачивай самолет по моим командам, а я буду глушить бомбами огневые точки — на каждую по одной бомбе.

— Слабовато, — заметил я.

— Что поделаешь? Зато будем держать их в напряжении и хоть на время заставим замолчать.

Когда были сброшены все десять соток, я снизился до пятидесяти метров, а штурман и стрелок-радист короткими, экономными очередями стали бить по огневым точкам врага, по огням автомашин, двигавшихся по дорогам. Иногда вражеские зенитчики открывали сильный огонь по самолету. Но штурман и радист были начеку, их пулеметы тотчас отвечали гитлеровцам.

Так в течение часа мы подавляли немецко-фашистские войска на переднем крае их обороны. Остальные экипажи действовали таким же образом. То тут, то там ночное небо прошивали разноцветные густые трассы пуль, которые глушили пулеметы врага и уничтожали пехоту. Летчики делали все, чтобы облегчить положение наземных войск.

* * *

Утром 2 сентября девятка самолетов, ведомая командиром эскадрильи, теперь уже майором, Хардиным, выполнив боевое задание, произвела посадку на аэродроме в районе Малой Девицы. После того как самолеты зарулили на стоянки, Хардин построил эскадрилью и до появления командира полка дал команду «Вольно». Удовлетворенный выполнением стоявшей перед эскадрильей задачи, он с удовольствием [39] оглядывал своих подчиненных. На правом фланге, недалеко от меня, стоит Иван Скляров. На земле он кажется медлительным, но в бою проворен, отважен и смел — настоящий сокол, незаменимый разведчик. Рядом — улыбающийся чему-то Барышников. Этот хитер и осторожен, но, когда нужно, бросается в атаку очертя голову. Ближе к левому флангу — рослые, смелые Бочин и Панченко — мастера разрушительных бомбардировок, душевные друзья, любимцы полка. На самом краю — Сидоркин. На первый взгляд, он беспричинно вспыльчив, любит поспорить и повздорить по пустякам, но во фронтовой обстановке готов в любую минуту броситься в огонь и в воду. За летчиками стоят штурманы — Николаев, Усачев, Ильяшенко, Кравчук, Зимогляд и другие. Все, как один, смелые, отличные бомбардиры и стрелки. Замыкают строй опытные воздушные стрелки-радисты Лазуренко, Трифонов, Пикалев, Егоров, Сирота, Семиякин, Федосеев, Капитонов и другие.