Василий Ефремов - Эскадрильи летят за горизонт

• Название: Эскадрильи летят за горизонт
• Автор: Василий Ефремов
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1984

 Автор — известный летчик-бомбардировщик — более трех лет воевал в 33-м (впоследствии 10-й гвардейский Киевский Краснознаменный, ордена Суворова II степени) авиационном бомбардировочном полку в качестве командира звена, а затем эскадрильи. За успешное выполнение заданий командования был дважды удостоен высокого звания Героя Советского Союза. В воспоминаниях обрисованы многие боевые товарищи автора, хорошо показаны процесс совершенствования их летного мастерства, самоотверженность в боях и верность в дружбе

---

Прощай, киевская земля! Мы все к тебе скоро вернемся!..

Относительное затишье

Утром 19 сентября прибыла основная часть наземного эшелона нашего полка.

— Особых приключений в дороге не было, — докладывал инженер Поповиченко командиру полка. — Пришлось обходить заставы, населенные пункты, занятые немцами, даже строить переправы через речушки. Были короткие стычки с фашистскими разведчиками. Но все обошлось благополучно. Сумской с шофером остался у неисправной машины. Они должны скоро появиться...

Незаметно наступила осень с дождями, туманами, холодными ветрами. Наш полк вынужден был перелететь дальше на восток, в район Воронежа. К этому времени линия фронта на юго-западном направлении стабилизировалась и к началу ноября проходила через Ливны, Тим, восточнее Купянска, Красного Лимана и далее на юг. Наступило относительное затишье. Летали мало — мешала непогода. За октябрь и ноябрь каждый летчик сделал не более двадцати вылетов. Личный состав полка получил возможность привести себя в порядок и по-настоящему отоспаться.

В общежитии появился старенький патефон. В длинные осенние вечера частенько рассказывали то, что знали из прочитанного. Особенно интересовали всех героические дела советских летчиков, боровшихся в гражданскую войну против Деникина, Колчака, Врангеля, басмачей...

Однажды, помогая технику Стрельцову, я спросил, почему в последнее время стало часто барахлить зажигание.

— Моторы сильно поизносились, — ответил он. — Забрызгиваются свечи. Образуется плотный нагар, магнето начинает работать с напряжением, получается неполное сгорание в цилиндрах, отсюда хлопки, тряска моторов.

Поговорили и взялись за дело. Проверили и установили одно магнето, принялись за другое. Но в это время слабо моросивший дождь перешел в ливень. [44]

— Давай в кабину, — крикнул я Стрельцову, быстро взбираясь на крыло. Он так же проворно очутился в кабине штурмана. В машине было сухо и тепло. Тут-то и поведал мне авиатехник свою заветную мечту — стать истребителем. Я пообещал передать его рапорт командиру полка...

В один из особенно ненастных дней в полк возвратился шофер машины, на которой перебазировался Сумской. Шофер прибыл из госпиталя, где лечился после ранения, полученного в неравной стычке с гитлеровцами, во время которой погиб Володя Сумской...

* * *

Второй день свирепствует снежная буря. Ни пройти, ни проехать, а снег валит и валит.

Все до единого человека брошены на расчистку снега.

В полдень стало известно, что из Воронежа приехал командующий авиацией Юго-Западного фронта генерал-лейтенант Ф. Я. Фалалеев, что он привез награды для личного состава полка и что обед будет немного позже, после торжественного вручения наград.

Окончив расчистку снега, мы быстро привели себя в порядок и собрались в столовой, по-праздничному нарядной и чистой. За столом, покрытым красным сукном, сидели генерал-лейтенант Фалалеев, майор Рассказов, комиссар Козявин и Виктор Шестаков, раскладывавший документы. На столе лежало много красных коробочек.

Генерал прочитал несколько приказов, в которых командование отмечало успешные боевые действия полка и выражало благодарность личному составу за мужество и стойкость. Затем огласил два Указа Президиума Верховного Совета СССР о присвоении высшей награды Родины — звания Героя Советского Союза летчику Ивану Склярову и стрелку-радисту Василию Капитонову.

Все бросились к героям, обнимали, жали руки, хлопали по плечам, одним словом, искренне и бурно выражали свою радость за боевых товарищей.

Когда буря восторга утихла, началось вручение орденов. Орден Ленина прикрепили к своим гимнастеркам отважные воздушные бойцы Рассказов, Козявин, Хардин. Генерал поздравил награжденных, пожал им руки, а они поклонились залу, откуда гремели аплодисменты. А какое оживление началось, когда стали вызывать летчиков, штурманов, техников, радистов! Каждому устраивалась овация независимо от того, получал он орден или медаль. Так в счастливом возбуждении прошло около часа. Бочину вручили орден [45] Ленина. Ордена Красного Знамени были удостоены Усачев, Кравчук, Панченко, Сидоркин, Святенко, Лебедев, Заварихин, Шестаков, Барышников и еще несколько человек. Николаев и я получили сразу по два ордена: Красного Знамени и Красной Звезды.

Когда все ордена и медали были вручены, генерал-лейтенант Фалалеев поздравил нас с наградами Родины и выразил уверенность, что мы и впредь будем, не жалея ни сил, ни самой жизни, громить немецко-фашистских оккупантов.

— Коммунистическая партия, товарищ Сталин возлагают большие надежды на действия авиации по разгрому главной вражеской группировки на московском направлении, — сказал генерал-лейтенант. И закончил свою короткую речь такими словами: — Наше контрнаступление продолжается. Войска Калининского, Западного и Юго-Западного фронтов успешно продвигаются вперед, причиняя врагу большие потери...

После обеда начался концерт художественной самодеятельности. Настоящей сенсацией явилось для всех нас выступление недавно прибывшего в полк скромного, малоразговорчивого летчика Кости Горелова. У него оказался такой замечательный голос, что мы были просто потрясены. Зал замер: и песня была новая, и исполнялась она вдохновенным мастером. А чуть позже мы узнали, что Костя, уже будучи летчиком, несколько месяцев проучился в консерватории, куда был направлен командованием своей части, а когда началась война, сбежал из консерватории на фронт...

* * *

В один из дней мы собрались в землянке командного пункта. Командир полка подозвал к столу меня с экипажем. Объясняя боевую задачу, Рассказов показал по карте, как надо проложить боевой курс и выполнить маневр в районе цели. А штурман старший лейтенант Немцов, делая какие-то свои пометки на карте, поставил крестик у железнодорожной станции Орел.

Мы вылетели ранним вечером и взяли курс на северо-запад. Погода была сложная. Над самолетом, клубясь и цепляясь за кабину, проносились тяжелые массы облаков. С увеличением высоты видимость по горизонту расширилась. В туманной дымке, далеко в той стороне, где должен находиться Орел, стали просматриваться нечеткие, длинные цепочки огней, сходившихся где-то в одной точке на северо-западе. Это машины с зажженными фарами шли к Орлу. Их было тысячи. Гитлеровцы отходили на этом участке. [46]

Снижаемся до тридцати — сорока метров. Штурман и стрелок-радист одновременно ударили из пулеметов короткими очередями. Автомашины, попав под огонь, мгновенно гасили фары, останавливались, наскакивали друг на друга, сползали в кюветы. Передние же продолжали двигаться вперед с зажженными огнями.

Из ближних населенных пунктов по нас открыли огонь пулеметы и малокалиберная артиллерия. Их трассы исчезали в облаках. А на белом безбрежном поле под нами уже появились окрестности Орла. Набираю высоту, чтобы создать условия для бомбометания. Немцов миганием сигнальных огней командует, куда следует довернуть, чтобы точно выйти на цель.

Самолет внезапно выскочил на станцию. Гитлеровские зенитчики молчали: то ли не хотели вскрыть раньше времени систему своего огня, то ли посчитали появление самолета случайным. Штурман, мигая сигналами, снова уточнил направление. Самолет вздрагивает и, освободившись от бомб, облегченно рвется вперед. Выдерживаю курс по прямой. Немцову необходимо убедиться в результатах бомбометания. А фашисты уже усиленно бьют из зенитных орудий и пулеметов. Снаряды с треском лопаются вокруг нас, осыпая машину брызгами осколков. Резким разворотом я пытаюсь выйти из-под огня противника. И в этот момент из леса, к которому мы разворачивались, начинают строчить зенитные пулеметы. Один из снарядов разорвался под правым мотором. Самолет резко качнулся, заваливаясь налево. Я с трудом выравниваю машину, набираю высоту и вхожу в облака. Где-то сзади еще рвутся снаряды. Но возбуждение, вызванное схваткой с врагом, спадает. Внимательно осматриваю приборы. Сразу бросается в глаза критическая температура воды и масла на правом моторе. Снижаюсь под облака. А температура на правом моторе продолжает расти. Как положено в таком случае, выключаю с большим сожалением неисправный мотор.

Израненный бомбардировщик низко летел на восток над той же дорогой, по которой отходил противник. И это зрелище приносило чувство огромного удовлетворения...

Снег вскоре посыпал гуще и мгновенно скрыл горизонт, поля, дороги, движущиеся машины. В темной кабине фосфорическим светом мерцали приборы, показывая, что самолет пока летит правильно, что левый мотор тянет исправно, сохраняя высоту. И все же наш СБ стал неустойчивым. Порывистый ветер раскачивал его. Руки и ноги немеют от напряжения и усилий, сопротивляясь давлению рулей. Беспрерывно [47] движущиеся стрелки приборов двоятся в моих усталых глазах, создавая искаженное представление о полете. Приходится напрягать всю силу воли, все внимание. Кажется, полет длится бесконечно долго.