Иван Исаков - Каспий, 1920 год

• Название: Каспий, 1920 год
• Автор: Иван Исаков
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1973

 Иван Степанович Исаков (1894-1967), адмирал флота Советского Союза, Герой Советского Союза и член-корреспондент Академии наук СССР, с конца пятидесятых годов стал публиковать в журналах «Новый мир», «Москва», «Наш современник» и «Нева» рассказы о флоте. Участник четырех войн и один из самых выдающихся моряков современности пришел на склоне лет к литературному творчеству, побуждаемый желанием передать молодым соотечественникам любовь к морю и мореплаванию. Его рассказы выходили отдельными сборниками в различных издательствах; в 1966 году «Советский писатель» издал его книгу рассказов «Неистребимый майор». Литературное наследие И.С. Исакова велико и разнообразно. Оно содержит и крупные военно-научные труды, и публицистику, и прозу. «Каспий, 1920 год» — книга, возникшая из дневниковых записей командира эсминца «Деятельный», которые вел автор во время завершающей кампании гражданской войны на Каспии против английских интервентов и белогвардейцев, при жизни Исакова публиковалась лишь частично. Подготовленная к публикации комиссией СП СССР по литературному наследию писателя И.С. Исакова, книга была в журнальном варианте напечатана в 1970 году «Новым миром», а сейчас предлагается читателю по авторскому оригиналу. И. Исаков стремился сочетать в своем произведении и непосредственность свидетельств и наблюдений участника и очевидца значительных событий прошлого, и объективность историка, и остроту взгляда художника, метко и лаконично изображающего черты своих современников

---

Встретился с ним вежливо, но от интимных разговоров отказался, не желая выделять его из числа остальных.

Беседовали в салоне.

Оказывается, «Орел» вышел из Петровска с семьями офицеров и с частью штаба в двадцатых числах апреля. Стояли в Баку без сообщения с берегом, пока начальство грызлось с мусаватистами. Затем приказано было следовать в Энзели. Там тоже в гавань не пустили из-за каких-то недоразумений с англичанами. Штормовали на рейде. Отошли к Астаре. Опять штормовали. К этому времени начались брожение, споры и сомнения, в результате которых произошла перетасовка пассажиров. Часть решила остаться в Астаре, часть перешла на корабли, уходящие в Энзели. Зато некоторые офицеры, разочарованные в «белом» движении и понимавшие, что песнь деникинского флота спета, перешли на «Орел» и постановили идти в Красноводск или в Баку, чтобы сдаться красному командованию.

Их было значительно больше. До переворота мусаватисты запрещали сходить на берег. Своеобразный политический карантин. Что же, они по-своему были правы. Эта тяга к нам - заразительная. После переворота многие офицеры, несмотря на риск, тайком, по ночам, перебрались в город.

Рассказали нам с нескрываемой ненавистью, что контр-адмирал Сергеев сбежал в Крым. Кроме того, сообщили, что в городе осталось не менее двадцати - тридцати флотских офицеров (считая и ушедших с «Орла»), которые тоже хотят явиться с повинной.

Называют себя «добровольно оставшимися».

Деликатно расспросил об Энзели, не желая сразу же смущать необходимостью выкладывать все про своих вчерашних друзей. Но несмотря на выяснившуюся готовность, никто ничего путного оказать не мог, так как они не были ни в гавани, ни на берегу. Однако самый факт их присутствия на бакинском рейде и желание отдать себя на суд советской власти говорят о многом.

Без сбежавшего командующего, сделавшего больше других, чтобы морально разоружить флот, и без значительного числа специалистов последний на активные операции явно не способен. Конечно, кроме возможности выступления отдельных головорезов.

Вернувшись на корабль, написал записку комфлоту. Доставить ее взялся Чириков. Воспользовавшись шлюпкой «Орла», он съехал на «Либкнехта», в это время перешедшего к пристани, недалеко от Баилова.

* * *

Побывав в рубке и увидев наличие многих карт, послал на «Орел» Снежинского, чтобы он взял «заимообразно» (под расписку) те планы и карты, которых нет на «Деятельном». Нам они пригодятся больше, чем «Орлу».

* * *

Комиссар спросил, не надо ли выставить караул на «Орле»? Отвел - на том основании, что они пришли сюда до нас и без нас. Да и податься им некуда.

Меня заботило другое. Соблазны на «Орле» были самые искусительные, начиная с водки, которая имелась у «вольной команды». Строго предостерег Полковникова.

Еще раз убедился в высоком классе нашей команды.

За сутки стоянки на бакштове - никаких недоразумений, хотя наши и ходили в гости к соседу.

1 мая. Баку (на бакштове у «Орла»).

Радостным утром, при отличной погоде, мы стоим в центре Бакинской бухты и, как почетные зрители из ложи, наблюдаем величественную сцену.

Три исторических события слились в единое:

Освобождение Азербайджана не только от английских и прочих империалистов, но и от своей национальной контрреволюции, состоявшей на службе у мировой реакции. Освобождение полное, ибо оно вылилось в форму установления советской власти, а гарантией дальнейших успехов является союз с РСФСР.

Завершение операции, которая открыла доступ бакинской нефти к Волге и далее в глубь Советской России, промышленность и транспорт которой развивались на этой нефти, а затем были искусственно обречены на голод в самое критическое для республики время.

Международный пролетарский праздник. Интернациональный. Ведь, на берегу сейчас своеобразный интернационал из народов Закавказья, Кавказа и их соседей. Причем это братство далось не дешево, - помимо зверств завоевателей (в том числе и царских), а позже при их подстрекательстве, пролито много крови на почве племенной и религиозной розни. Сейчас же очень многим ясно, что враг не в Армении, Грузии или в России, а тут же, под боком, в здешних особняках, поместьях и в мечетях.

Праздник получился такой грандиозный, даже отсюда, с рейда, что ни один драматург или режиссер не мог бы придумать.

Одно только не вяжется с наблюдаемой картиной - то, что, кроме флагмана, ни один миноносец не пустили к стенке; что на «К. Либкнехте» был поднят сигнал: «Увольнение на берег не производить!» - и второй сигнал: «Боевая готовность сохраняется!»

* * *

(Приписано вечером).

Все понемногу становится понятным.

Оказывается, некоторые ударные части XI армии прошли через город и сейчас двигаются на границу меньшевистской Грузии. Остальные полки сразу после парада направлены туда же или в угрожаемые районы. В то же время в городе находятся вчерашние бойцы «мусаватской гвардии», частью разбежавшиеся при появлении Красной Армии, частью распущенные Ревкомом.

Ясно, что сознательное большинство аскеров - за советскую власть. Но в городе - почти все их офицеры и юзбаши, которые могут еще пойти на провокации, используя малосознательную часть аскеров и отряды из всякого сброда, начиная с купеческих сынков.

Вот почему незаметно для всех мы охраняли демонстрации и город от покушений.

Когда все закончилось абсолютно благополучно, началось увольнение на берег с миноносцев, но не больше одной вахты. Кроме того, послан вооруженный обход с дивизиона и два или три от кожановских отрядов в распоряжение комендатуры.

Удивительно, что, хотя все морячки стремились в город, наблюдая торжество с флагами и музыкой, никто и никак не выразил протеста или досады, когда узнали, что увольнения не будет. В то время, когда командир и комиссар сами еще не знали, в чем дело, сигналы «Сохранять готовность» и «Увольнения не производить» были восприняты без ворчания. Причем даже никого не пришлось уговаривать.

На всякий случай посменно приводились в порядок и утюжили брюки первого срока, сохраняя бодрое и праздничное настроение в связи с общим ходом событий, который кратко можно назвать: Победа советской власти!

Такую дисциплинированность еще зимой, в Астрахани, вряд ли можно было ожидать. Значит, команда политически растет.

После обеда все затихло. Отсыпаются за две ночи и впрок.

Сижу на мостике, смотрю на город моего детства и пытаюсь вспомнить отца, который еще в 1906 году похоронен на кладбище Чемберкент {79}, когда мне было около двенадцати лет.

Интересно, скоро ли попаду в Тифлис, чтобы помочь старухе матери и сестре? Как будут развиваться дальнейшие события?

Одно ясно - что прежде, чем закончится борьба с добровольческим флотом, думать о Тифлисе не приходится.

* * *

Поймал себя на некотором чувстве неудовлетворенности в связи с тем, что не пришлось открывать огня. Совсем как обида комендора Гридина, прорвавшаяся в Петровске. Однако, подумав, решил: ничего, что мы опоздали. Больше того, так даже нельзя ставить вопрос. Никуда мы не опоздали, а пришли как раз вовремя, поскольку с моря никто не оказывал сопротивления и никто морем не отступал.

Что не было боя и десанта - только к лучшему. Нет напрасно пролитой крови и тех пожаров, которые стали бы неизбежными при упорной борьбе за город. А что такое пожар именно для Баку, знаю с малых лет, когда пришлось увидеть, как горела вышка над фонтанирующей скважиной, а затем огонь охватил ближайшую пристань. Полыхающее пламя с чудовищным заревом по ночам и зачерненные дымом полнеба - днем - врезались в память на всю жизнь. Но самым страшным была не реальная стихия огня, а та мучительная тревога, которая сжимала мозг и сердце всех людей от мала до велика в течение трех-четырех суток: как изменится ветер? Удастся ли побороть огонь или он перекинется дальше?…

Черт с ними, с боем и лаврами победителей.

Откровенно сознаться, когда кончили с приемками в Петровске, а Красная Армия сосредоточилась на рубеже реки Самур, я в душе досадовал - отчего медлят наши вожди? Чего ждет Ленин?

Ведь было ясно как день, что ударом с суши и с моря мы могли бы захватить Баку еще в середине апреля.

А теперь мне ясно нечто большее: что мы здесь не завоеватели. Переворот должен был созреть. Азербайджанские коммунисты должны были проявить свою революционную волю и суметь мобилизовать все силы народа. Но так как против них была не только своя буржуазия, но и ее союзники в лице соседей - грузинских меньшевиков, дашнаков и английских сил с остатками белогвардейщины, - то на помощь бакинским рабочим пришли по их просьбе армия и флот РСФСР.