Иван Исаков - Каспий, 1920 год

• Название: Каспий, 1920 год
• Автор: Иван Исаков
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1973

 Иван Степанович Исаков (1894-1967), адмирал флота Советского Союза, Герой Советского Союза и член-корреспондент Академии наук СССР, с конца пятидесятых годов стал публиковать в журналах «Новый мир», «Москва», «Наш современник» и «Нева» рассказы о флоте. Участник четырех войн и один из самых выдающихся моряков современности пришел на склоне лет к литературному творчеству, побуждаемый желанием передать молодым соотечественникам любовь к морю и мореплаванию. Его рассказы выходили отдельными сборниками в различных издательствах; в 1966 году «Советский писатель» издал его книгу рассказов «Неистребимый майор». Литературное наследие И.С. Исакова велико и разнообразно. Оно содержит и крупные военно-научные труды, и публицистику, и прозу. «Каспий, 1920 год» — книга, возникшая из дневниковых записей командира эсминца «Деятельный», которые вел автор во время завершающей кампании гражданской войны на Каспии против английских интервентов и белогвардейцев, при жизни Исакова публиковалась лишь частично. Подготовленная к публикации комиссией СП СССР по литературному наследию писателя И.С. Исакова, книга была в журнальном варианте напечатана в 1970 году «Новым миром», а сейчас предлагается читателю по авторскому оригиналу. И. Исаков стремился сочетать в своем произведении и непосредственность свидетельств и наблюдений участника и очевидца значительных событий прошлого, и объективность историка, и остроту взгляда художника, метко и лаконично изображающего черты своих современников

---

Ну, довольно об этом думать! Есть проблемы поважнее. К тому же если у меня оставался какой-то неприятный осадок после разговора в Астрахани, то сейчас от него не осталось и следа.

Через полчаса появился Калинин, и мы, как на катере, «отвалили» от борта транспорта.

Я был рад практике (тем более удачной), но, конечно, понимал, что роскошь такого сообщения между кораблями при наличии активного противника никто себе позволить не сможет. Даже для особо важных поручений.

29 апреля (в море).

Сознательно замешкался с тем, чтобы подойти на видимость дивизиона с рассветом.

Хотел занять свое место в ордере, но Калинин настоял, чтобы я передал его на «Карла Либкнехта», так как он должен сделать совершенно секретный доклад лично комфлоту, чего ни семафор, ни радио выдержать не могут.

Полностью повторил ночной маневр. На этот раз было светло. Не было уже ни лишних разговоров, ни волнений.

Больше того. Не знаю, надоумил ли кто или командующий сам решил, но после отхода «Деятельного» на фалах «Либкнехта» был поднят сигнал не то «удовольствия», не то благодарности флагмана «за отличный маневр». Очевидно, в назидание другим: ведь когда подходили вплотную, то же самое можно было передать голосом.

* * *

Интервал между кораблями увеличен до пяти миль (на широте Апшеронского маяка), я прилег на мостике и заснул мертвым сном. Потом чередовался со Снежинским за обедом и ужином.

Старик очень просил его включить в третью смену, но мы ему деликатно отказали и уговорили спать в моей каюте, пообещав докладывать обо всем.

Удивительно, до чего пустынно море. Никого!

Понятно, что белые днем даже с торпедными катерами не рискуют сунуться. Также понятно, что нет пассажирского или грузового движения. Война. Причем именно здесь война, в центральной части моря, - в данный момент все линии сходятся на Баку.

Но почему нет рыбаков? Нет катеров или баркасов, на которых спокон веков здесь осуществляется малый каботаж, включая и контрабанду?

Похоже, что все попрятались и притаились, ожидая исхода боев за Баку. Очень похоже, но тогда как же с секретностью операции, если все побережье знает? Впрочем, если восстание началось с 27 на 28 апреля, то, конечно, уже все знают.

* * *

Для меня срыв первой попытки в Астрахани ввести разводку на работы не прошел даром.

Хороший урок. Подумал… и придумал, как сманеврировать для пользы дела и в то же время не отступить.

В Петровске, не афишируя своих намерений, вечером вызвал в каюту комиссара, боцмана и механика, «чтобы поговорить, все ли у нас готово к новой операции…».

В следующий вечер обговаривали тот же вопрос расширенным составом, дополнительно пригласив «председателя комитета Ваню Беляева» (как его называют товарищи) и старпома. Никакой официальности. Так как в каюте не помещались, расселись в кают-компании. Начиналось с моего вопроса вроде такого: «Ну-с, товарищи! Как по-вашему, что надо будет сделать завтра с подъемом флага?»

Постепенно все втянулись и выдвигали предложения, а командир только поддакивал, давал советы или отклонял; в заключение подводил итог уже в форме задания.

По- деловому, непринужденно и, что важнее всего, без лишних слов проходили эти «военные советы». Народ деловой, сами знают, что требуется. Необходимо только их направлять и разрешать конфликты между «верхней» и «нижней» командой в случаях предстоящих авралов или привлечения к работам не по специальности. Постепенно круг вопросов расширился вплоть до дисциплинарных.

Как- то само собой все утряслось. Распорядок дня стал более четким, работы выполняются организованно; никаких споров и почти никакого уклонения от обязанностей.

Но, конечно, неверно, что все это сделалось «само собой». На самом деле Ваня Беляев как вожак в команде разъяснил остальным большевикам необходимость выполнения очередных задач в определенные сроки, как было решено у командира, тем самым воздействуя через них на весь коллектив. Вот почему, когда старпом, механик или боцман вызывали с утра на разводку, никаких недоразумений не было или почти не было. Старый режим и Колчака теперь никто не вспоминает.

С выходом в Астрахань из Петровока и сейчас, на пути в Баку, такие «летучие» советы проводятся «накоротке» - на мостике или под ним.

Снежинский ругается. Ночью из-за крутых циркуляций и подходов к другим кораблям пришлось несколько раз убирать лаг.

Вензеля, которые выписывали в темноте переменными ходами, имея последнее надежное определение по Петровскому маяку, привели к тому, что наша прокладка за ночь имеет несколько деликатных пунктиров. Вызвано это тем, что ни разу не подходили на дальность видимости Апшеронского маяка. Неизвестно даже, горит ли он.

30 апреля (в море).

Перед самым рассветом комфлот сомкнул миноносцы и, обойдя далеко все банки и камни Апшерона {76}, последовательно поворачивая на зюйд, затем на зюйд-вест, наконец лег примерно в район устья реки Куры.

Намерение очевидное. Выйти на пути отхода, эвакуации или, вернее, бегства мусаватистов в Персию. Конечно, одновременно этот же курс пересекает путь белому флоту, если он вздумает идти на помощь своим далеко не дружеским политическим единомышленникам и союзникам. Впрочем, какие это союзники? Только ненависть к Советской России и страх перед Красной Армией и флотилией - вот и все, что есть у них общего. Впрочем, есть кое-что еще: безвыходность положения и очевидный скорый конец.

Однако размечтался.

На сегодня, похоже, пришел конец мусавату. Что касается белого флота, то с ним, наверное, еще придется повозиться.

А англичане? Ну, эти, как почти всегда на протяжении своей истории, в кусты, когда дело становится безнадежным, прикрывая свой отход трупами доверчивых наемников. Будут ждать благоприятной для себя обстановки. Но что-то мало шансов на новое «приглашение» в Баку, как это было в августе 1918 года, по глупости одних, политической недальновидности других, а главное - в результате предательства меньшевиков и эсеров, захвативших руководство Центрокаспия.

* * *

Опять горизонт чист. Никого.

Правда, периодически кто-либо из сигнальщиков, но чаще из пассажиров «открывает» на горизонте стеньги или дымки, которые с такой же быстротой исчезают. Это старая история, знакомая по опыту войны с немцами. Когда никто обстановки точно не знает, положение запутанное, а нервы напряжены - всегда мерещатся дымы, силуэты или стеньги, а ночью - огни, звуки выстрелов или шум пропеллеров.

Увы, никто обстановки не знает.

У нас - ни одного аэроплана. Ни у флотилии, ни у армии.

Выходя, не знали, где корабли противника и что они делают. То ли в Баку, то ли в Энзели, то ли в море. Тысяча предположений самого разнообразного характера.

Проделал опыт, которому научил в Рижском заливе летом 1917 года начальник 13-го дивизиона эскадренных миноносцев. Порознь опросил всех находящихся на мостике, как они оценивают обстановку, с тем чтобы найти золотую середину или даже если не средний, то наиболее убедительный вариант.

Бесспорного варианта услышать не пришлось, но итоги интересные… Высказаны такие предположения:

1. Белые, разграбив корабли и ценности, затопили флот в Энзели и пробираются по способности в Крым, чтобы продолжать борьбу вместе с Врангелем.

2. Белые, свезя часть пушек на берег, выставив мины и корабельный дозор, организовали оборону Энзели совместно с англичанами (а возможно, без них) и, убежденные в том, что мы не рискнем нарушить персидский нейтралитет, будут отсиживаться, ожидая исхода борьбы в Крыму и с Польшей; затем могут утопить или распродать государственное имущество, после чего растают, как растаяла армия Юденича в Эстонии.

3. Белые, развернувшись в районе Сара-Ленкорань-Кизыл-Агач, выжидают, когда мы втянемся в Бакинскую бухту, и, атаковав нас минными (торпедными) катерами, сомкнут огнем тяжелых калибров (6-дюймовых «Славы» и «Дмитрия Донского»); при этом «Карс» и «Ардаган» могут одновременно нанести удар со стороны города.

Самое замечательное в этом гадании на кофейной гуще заключается в том, что каждый из вариантов технически вполне возможен и выполним. Вероятность того или иного целиком зависит от состояния воинского духа.

Если англичане предали, азербайджанцы отреклись, а персы сохраняют вынужденный нейтралитет, то у «единой и неделимой» нет никаких шансов на успешное продолжение борьбы на Каспийском море. Немного погодя мы поменяемся ролями. Вся нефть будет у нас, а у врагов только то, что осталось в трюмах. Когда истратят, нигде новой не добудут. Да и все виды оружия и технического снабжения они получали через Батум. Что касается персидской территории, то через нее ничего доставлять не удастся. Наверное, самим англичанам теперь приходится туго без железной дороги.