Алана Инош - Слепые души

• Название: Слепые души
• Автор: Алана Инош
• Издательство: СИ
• Жанр: Фэнтези

Кто я? Теперь — всего лишь обычная девушка… Скорее грешная, чем святая. Мои сияющие крылья остались далеко, за многослойной пеленой человеческих жизней, мой чудесный меч по имени Карающий Свет уже двадцать веков похоронен под снегами горных вершин — туда мне нет возврата, после того как я сделала свой выбор. Сделав его, я надолго забыла, кто я такая и какова моя цель. Я утратила своё настоящее имя. Всё, что осталось от моей былой сути — только исцеляющее тепло рук и… страх. Да, меня боится Тьма. Боится и бежит от меня. А я своей ослепшей и утратившей память душой сама боюсь её не меньше.

Мой любимый человек — слепой, но не душой, а глазами. Потеряв зрение, он не утратил силы и мужества жить и работать дальше. Потеряв внешнюю красоту, он остался прекрасен внутри. С ним меня связывает слишком многое, чтобы позволить смерти разлучить нас. А зовут моего любимого человека Альбина.

Что есть конец? — Новое начало. Что есть смерть? — Новое рождение. Я не понимала этого, пока не шагнула за грань земного бытия, чтобы завершить дело, начатое много веков назад… А также чтобы прозреть душой и вновь обрести забытые крылья.

---

— Подожди, Никуля… Сейчас. Ты пока ложись, а я сейчас приду.

— Куда ты? — встревоженно спрашивает она, обвив рукой мою талию. — Не уходи!

Я глажу её по стриженой голове, мягко снимаю её руку с талии.

— Не волнуйся, я в ванную. Я скоро. Пять минут.

Яростный поцелуй-укус, и она говорит:

— Ладно, пять минут… Я жду.

Но я не спешу: не пять минут, а двадцать пять я нахожусь в ванной, тщательно моюсь, а потом ещё и сушу волосы феном. Когда я возвращаюсь, Ника уже спит, даже не раздевшись. Укрыв её одеялом, я ухожу в свою комнату и ложусь в постель.

Конечно, я долго не могу заснуть — какой уж тут сон! Что-то похожее на дрёму всё-таки подкрадывается ко мне около трёх часов ночи, но дверь моей комнаты открывается, и я слышу тихие шаги. Затаившись, я жду, что будет, и лицо мне щекочет шёпот Ники:

— Настенька, ты спишь?

Я не отзываюсь, притворяясь спящей, и она, опустившись возле моего изголовья на колени, склоняется надо мной и гладит по волосам.

— Ну, спи, спи, родная… — Нагнувшись ниже к моим губам, она очень осторожно и нежно меня целует — тихонько, самыми кончиками губ.

И так же тихо, как вошла, она выходит.

В пять утра мы обе уже не спим — пьём кофе на кухне. У Ники виноватый и хмурый вид, но я не говорю ей ни слова упрёка. В тишине тикают часы, за окном утренняя синева, на столе стоит блюдце с печеньем и бутерброды с колбасой. Я пододвигаю Нике блюдце, а она ловит мою руку и накрывает своей.

— Насть… Прости.

У меня вырывается вздох.

— Ника, я просто боюсь за тебя… Если ты будешь так себя вести…

Нахмурив брови и качнув головой, она перебивает:

— Не надо нравоучений, Настя. Я и так знаю, что умру не своей смертью.

— Знаешь? — содрогаюсь я. — Откуда ты можешь это знать?

— Мне нагадали, — щурится она с усмешкой.

— На кофейной гуще? — хмыкаю я.

Ника поворачивает руку ладонью вверх, водит пальцем по линиям.

— Вот здесь это написано.

Едва дотронувшись до её ладони, я чувствую как бы лёгкий удар током. Я не спутала бы его след ни с чьим другим, ведь я сама сражалась с ним и изгнала его! Эпизоды этой битвы снятся мне теперь ночами, в снах я переживаю всё заново, удар за ударом. Хоть он и был изгнан, но он оставил на мне отметину, и точно такую же отметину я чувствую на Нике: он прикасался к её руке. Сначала я чувствую дрожь в коленях, потом во всём теле, дыхание сбивается с нормального ритма, сердце бухает, как кувалда, и меня обдаёт жаром адского пламени. Может быть, он предсказал ей судьбу, а может, и специально солгал: на такое коварство он был способен. Цель? Цель — сбить её с пути, тем самым причинив мне новую боль.

— Настя, ты что?

Ника гладит моё лицо и волосы, заправляет прядку мне за ухо. Я стискиваю её за плечи что есть сил.

— Кто? — требую я. — Кто это был?! Кто сказал тебе это? Отвечай!

Испуганно моргнув, она покорно отвечает:

— Да ходила я как-то к одной тётке… Экстрасенсу. Ну, узнать про жизнь… как мне быть дальше. Давно это уж было, ещё до… — Она хочет сказать «до срока», но хмыкает и проглатывает эти слова. — А она мне и говорит: «Умрёшь не своей смертью». Вот такие дела.

— Тётка? — непонимающе хмурюсь я. — Точно?

— Да точно, точно. — Ника крутит свою чашку кофе, поворачивая то по часовой стрелке, то против. — Чёрная такая… Крашенная. Кажется, Ириной её звали.

Я роняю голову на трясущиеся руки. Она гладит меня по голове.

— Настя, тебя чего так колбасит? Ну, ну… Не надо, успокойся! Может, и ерунда всё… Настёнок! Всё нормально.

— Ника, я очень тебя люблю, ты очень дорога мне, — шепчу я, всё ещё дрожа. — Не верь никому, кто станет тебе что-то предсказывать. Всё это — от лукавого. Верь только мне. А я говорю тебе: у тебя всё будет хорошо. Обещаю.

А когда Асахель даёт обещание, она его выполняет.

Ника целует меня, но не яростным укусом, как вчера, а тихонько и нежно — в щёку.

— Насть, я тебе верю. Всё будет хорошо… Не волнуйся за меня. Я больше не собьюсь, слово тебе даю. Вчера просто бес попутал…

— Вот именно — бес! Поверь мне, Ника, я видела его и знаю…

— Кого? — недоуменно хмурится она.

Я замолкаю. Да будет предано забвению твоё имя, нечистый.

— Неважно, — говорю я. — Допивай кофе — остынет.

— Если позволишь, я лучше пивка, — улыбается она и лезет в свой пакет. — Ну, ну, не хмурься… Завязываю.

Я пью вторую чашку кофе, а она потягивает пиво из горлышка, сидя на подоконнике и глядя на занимающийся рассвет. Я всё-таки как следует отчитываю её, и она терпеливо всё выслушивает с серьёзным и покаянным видом.

— Не успела вернуться домой — опять за эти глупости! Ты о маме не думаешь? О её нервах, о её сердце? Она у тебя… святая! А ты так себя ведёшь!

Ника слушает ещё минут пять, потом слезает с подоконника, обнимает меня и виновато упирается своим лбом в мой.

— Насть… Ну, всё, хватит. Не забывай, что мне сегодня ещё предстоит получить втык от мамки. Сжалься, а?.. Мне и так хреново после вчерашнего.

Но я ещё минуты три обрушиваю на её коротко стриженую голову всё, что я считаю нужным сказать, и только потом отпускаю её на балкон курить. На работу идти ещё только через два часа, и я забираюсь на диван, чтобы ещё немного поклевать носом; через десять минут приходит пахнущая табаком Ника, ложится и укладывает голову мне на колени. Гладя и приминая её жёсткий тёмный ёжик, я не замечаю, как она засыпает — и это после кофе, пива, воспитательной беседы и сигареты. Я боюсь пошевелиться, чтобы не разбудить её: так сладко она спит. Время ползёт в полузабытье, но вот пищит будильник: полседьмого. Я тормошу Нику:

— Вставай. Мне пора собираться.

Она неохотно разлепляет веки и стонет.

— Мм… Настёнок… Такой кайф — спать у тебя на коленках, и ты ломаешь его!

— Мне надо идти на работу, а тебе — домой, — говорю я. — Тебе ещё предстоит получить выговор от мамы — забыла?

— Ой, ё-моё! — измученно стонет она, садясь. — Она же меня спросит, куда я девала пятьсот рублей, которые она мне дала, а я что скажу?

Я достаю кошелёк, вынимаю оттуда названную купюру и протягиваю ей. Она хмурится.

— Настенька, что ты! Я не могу взять.

— Бери, бери, — настаиваю я. — В следующий раз будешь знать, как пропивать деньги, не тобой заработанные.

Она с тяжким вздохом принимает деньги и прячет в карман, а уже через секунду прижимается к моим коленям.

— Настёночек, любимая, ты меня уничтожила… Я не достойна тебя, даже… — она выпрямляется и отодвигается от меня, — даже прикасаться к тебе не достойна! Только вот… — Она берёт мои тапочки и целует их обе в подошву. — Только подмётки твоих тапочек и могу целовать.

— Ладно, — говорю я. — Будем считать, что урок усвоен.

В семь часов мы выходим из дома и идём пешком по уже проснувшимся улицам. Я тихонько беру Нику под руку, и наши ноги шагают рядом: мои — в белых балетках и колготках, и её — в «пацанских» мешковатых штанах с карманами и чёрных с белыми вставками полукроссовках. Наши тени проплывают по асфальту и стенам домов, ломаясь под углом, переходят улицу по «зебре» и бодают свежевыбеленный бордюр головами: с «конским хвостом» на затылке — моя голова, круглая — Никина.

— Настя! — вдруг окликают меня.

У автобусной остановки притормаживает Костина машина, и он выходит.

— Насть, ты что, забыла, что я за тобой заеду? Я приехал, звоню в домофон, а тебя нет.

В самом деле, с этой катавасией вокруг Ники я и забыла, что он обещал заехать и подбросить меня до работы. Он частенько так делает, хотя я его и не прошу об этом. После того, что я ему сказала в больничной палате, другой парень на его месте уж давно махнул бы рукой и завёл знакомство с другой девушкой, а он — нет. Он заезжает за мной утром и подбрасывает до дома вечером, но не лезет с поцелуями и ни на что не намекает, а недавно он поздравил меня с днём рождения и вручил подарочный сертификат, чтобы я сама выбрала себе подходящую вещь в магазине. Я не знаю, что это — дружба или ухаживание, но ничего большего между нами пока нет.

— Костя, извини, так получилось, — только и могу я сказать, не зная, как толком объяснить причину моей забывчивости.

А Ника, прищурившись, тихо цедит сквозь зубы:

— Так… Всё поняла.

Костя, подойдя к нам, говорит:

— Ну, ты могла бы хоть позвонить и сказать, что заезжать не надо.

Ника, глядя на него с холодным прищуром, спрашивает грубовато и враждебно:

— Ты кто такой будешь?

Её «наезд» не имеет на Костю воздействия — он лишь недружелюбно переспрашивает, двинув бровью:

— Кто я такой? С какой стати я должен отвечать на вопрос, заданный таким тоном? Сначала вы потрудитесь представиться.

Ника, усмехнувшись, сплёвывает на асфальт:

— Надо же… Джентльмен из высшего общества! Куда уж нам, обыкновенному быдлу, до вас! — И, переведя взгляд на меня, говорит мне всё с тем же прищуром, глухо и хрипло: — Настя, я пойду. Ещё раз спасибо за всё.