Ричард Адамс - Шардик

• Название: Шардик
• Автор: Ричард Адамс
• Издательство: Азбука-Аттикус
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-389-08023-2

Ричард Адамс покорил мир своей первой книгой «Обитатели холмов». Этот роман, поначалу отвергнутый всеми крупными издательствами, полюбился миллионам читателей во всем мире, был дважды экранизирован и занял достойное место в одном ряду с «Маленьким принцем» А. Сент-Экзюпери, «Чайкой по имени Джонатан Ливингстон» Р. Баха, «Вином из одуванчиков» Р. Брэдбери и «Цветами для Элджернона» Д. Киза.

За «Обитателями холмов» последовал «Шардик» — роман поистине эпического размаха, причем сам Адамс называл эту книгу самой любимой во всем своем творчестве. Изображенный в «Шардике» мир сравнивали со Средиземьем Дж. P. Р. Толкина и Нарнией К. С. Льюиса, и даже с гомеровской «Одиссеей». Действие начинается на острове Ортельга — дальней окраине могущественной Бекланской империи. Ортельгийцы поклоняются богу в медвежьем обличье и верят, что когда-нибудь Шардик Сила Божья вернется вызволить их из многолетнего изгнания. И вот однажды молодой охотник Кельдерек по прозванию Играй-с-Детьми находит исполинского медведя. Уверенный, что зверь этот не кто иной, как Шардик, он решается на, казалось бы, невозможное. Впереди у него — битва за империю, и трон короля-жреца, и неожиданная любовь, и мучительный поиск себя…

Перед нами разворачивается не просто панорама вымышленного мира, продуманного до мельчайших деталей, с живыми и дышащими героями, но история о поиске человеком бога, о диалоге с божественным, о вере и искуплении.

Современная классика — впервые на русском.

Знак информационной продукции 16 +

---

— Кевенанта? — В голосе Горлана зазвенели истерические нотки. — При чем тут Кевенант? Чего про него говорить-то?

— Помнишь, как он выглядел, когда мы с ним покончили?

Горлан не ответил, но, когда Геншед взял его за мочку уха большим и указательным пальцем, мальчика забила безудержная дрожь.

— Ты просто глупый сопляк, Горлан, — сказал Геншед, медленно выкручивая ухо и заставляя Горлана опуститься на колени на камни. — Просто глупый сопляк, так ведь?

— Да, — прошептал Горлан.

Острие ножа коснулось его закрытого века. Мальчик попытался отшатнуться, но работорговец не дал, выкрутив ухо еще сильнее.

— Ты хорошо видишь, Горлан?

— Да.

— Точно хорошо видишь?

— Да! Да!

— Смекаешь, к чему я клоню?

— Да!

— И от меня не уйти, правда, Горлан? Где ты, там и я, верно?

— Да!

— Делай свою работу исправно, Горлан. Можешь?

— Да! Да, могу!

— Забавно, а я было подумал, что не можешь. Как Кевенант.

— Нет, я могу! Могу! Я обращаюсь с ними хуже, чем Живорез. Они все меня боятся!

— Стой смирно, Горлан. Сейчас я окажу тебе услугу: вычищу ножом грязь у тебя из-под ногтей. Не хотелось бы поранить тебя ненароком.

Пот градом катился по лицу Горлана, стекал по верхней губе, по закушенной до крови нижней, по измазанному слюнями подбородку. Когда наконец Геншед отпустил его и зашагал прочь, засовывая нож в ножны, он повалился ничком в воду у берега, но тотчас вскочил на ноги. Ни слова не говоря, он умылся, снова продел цепь Кельдереку в ухо, прикрепил один ее конец к своему поясу и лег.

Спустя полчаса Геншед сам роздал последние остатки пищи: крошки и труху, вытряхнутые со дна котомки.

— Следующая кормежка в Линшо, понял? — сказал Горлан Раду. — Растолкуй это всем доходчиво. Либо мы сегодня доберемся до чертова Линшо, либо начнем поедать друг друга.

Кельдерек пальцами расчесывал волосы Шере и вылавливал вшей. Хотя он съел все, что дали, от слабости и голода у него мутилось в голове. Ему поминутно мерещилось, будто краем глаза он видит мертвое тело Мелатисы, и он резко поворачивался в ту сторону, всякий раз неловко дергая девочку за волосы, — наконец ей надоело, и она отошла прочь.

— Кто-то украл у нее разноцветные камешки после того, как нас подняли сегодня, — сказал Раду.

Кельдерек не ответил, внезапно осознав, что тратить силы на разговоры не имеет ни малейшего смысла. Любые разговоры требуют значительных и совершенно бесполезных усилий: подобрать слова, пошевелить губами, чтобы их произнести, выслушать ответ и сообразить, о чем речь. Напрягаться ради такой ерунды просто глупо. Встать, идти, нагибаться и распутывать цепь, стараться не привлекать внимания Живореза — вот для чего нужно беречь силы.

Они снова шли, вне сомнения: Кельдерек слышал звяканье своей цепи по камням. Но шли как-то иначе. Что же изменилось? Что произошло со всеми ними? Внутренним оком он вдруг увидел всех откуда-то с высоты. Они петляли по берегу, словно муравьи между камнями, только гораздо медленнее; словно сонные осенние жуки, карабкающиеся вверх-вниз по травинкам в своем долгом путешествии через луга. И теперь Кельдерек ясно — но с полнейшим равнодушием — понял, что именно случилось. Они стали частью примитивного насекомого мира и отныне будут просто длить свое существование, не тревожимые никакими побуждениями сознательной воли. Им не нужны ни речь, ни чувства, ни слух, ни какое-либо общение друг с другом. Еще несколько дней — и им не нужна будет даже пища. Они никогда не узнают, красивы они или уродливы, счастливы или нет, добры или злы, поскольку в этом мире нет таких понятий. Голод и сытость, стремительное бегство и оцепенелая неподвижность, ярость и беспомощность — только эти крайности и будут им ведомы. Их короткая жизнь скоро закончится: они падут жертвами зимы, жертвами более сильных существ, жертвами друг друга. Но и это тоже теперь не имеет значения.

Все еще поглощенный видением, явившимся мысленному взору, Кельдерек вдруг обнаружил, что перебирается через какое-то препятствие — через что-то гладкое и тяжелое, но довольно податливое. Через что-то, из чего торчат палки… узел тряпья, из которого торчат палки… нет, цепь зацепилась… надо нагнуться… все, отцепил… ну да, конечно, препятствием было человеческое тело… вон там была голова, с той стороны… теперь он перебрался через него, оставил позади, и под ногами снова камни. Кельдерек зажмурился от блеска реки и весь сосредоточился на том, чтобы держаться прямо и передвигать ноги: шаг, еще шаг и еще один.

Внезапно за спиной у него раздался крик:

— Стойте! Стойте!

Подобно пузырю, всплывающему из густой темной жижи, сознание Кельдерека медленно выплыло из сумеречного тумана в мир слуха, зрения, понимания. Повернувшись кругом, он увидел Раду, стоящего на коленях над простертым у самой воды телом, и Шеру с ним рядом. Несколько детей тоже остановились, услышав повелительный возглас, и теперь нерешительно направлялись к ним. Откуда-то спереди донесся вопль Горлана:

— В чем там дело, мать вашу?

Кельдерек похромал назад. Раду одной рукой поддерживал голову мальчика, а другой плескал воду в лицо. Это был бедняга, накануне пораненный Живорезом. Глаза у него были закрыты, и Кельдерек не мог понять, дышит он или нет.

— Вы наступили на него, — сказал Раду. — Прямо по нему прошли. Разве вы не почувствовали?

— Да… нет. Я ничего не соображал, — тупо промямлил Кельдерек.

Шера потрогала лоб мальчика и попыталась запахнуть лохмотья у него на груди.

— Споткнулся и упал, да? — спросила малышка и продолжила нараспев: — У него нет цепи, у него нет цепи, он не пойдет в Сонную лощину… — Она осеклась, заметив приближающегося Геншеда. — Раду, он идет!

Работорговец остановился около мальчика, пихнул его ногой, опустился на одно колено, оттянул верхнее веко и пощупал пульс. Потом встал, обвел взглядом других детей и коротко мотнул головой. Те поплелись прочь, а Геншед повернулся к Кельдереку и Раду, стоявшим по другую сторону от бесчувственного тела.

Подобно тому как лесной пожар останавливается на берегу реки или рост виноградных усиков прекращается с наступлением холодов, так же и волна сострадания, поднявшаяся в них, ослабла и угасла при виде Геншеда. Работорговец не промолвил ни слова, но одного его присутствия было достаточно, чтобы они, словно под увеличительным стеклом, ясно увидели все свое бессилие, полнейшую свою неспособность помочь несчастному ребенку. Какой толк в жалости, если от нее никому не становится лучше? Геншед заполонил собой весь мир, он повсюду: в собственном их истощении, в этой дикой глуши, где нет еды и пристанища, в сверкающей реке, которую не перейти и не переплыть, в пустынном небе над головой. Работорговец по-прежнему молчал, самым своим присутствием внушая мысль, что они просто впустую тратят последние ничтожные остатки сил на никчемное дело. Когда он щелкнул пальцами, Кельдерек и Раду потупили глаза и вместе с Шерой последовали за мальчиками. И даже не обернулись ни разу, ибо теперь держались одного мнения с Геншедом.

Чуть дальше по берегу Горлан скомандовал привал. Кельдерек и Раду легли среди детей, но никто не задал ни единого вопроса. По возвращении Геншед ополоснул нож в воде, приказал Живорезу следить за порядком, а сам вместе с Горланом ушел вверх по течению. Он вернулся через полчаса и сразу же повел мальчиков вглубь леса.

Ближе к вечеру они начали подниматься по длинному отлогому склону. Лес вокруг становился все реже, и вскоре Кельдерек разглядел между деревьями красное закатное солнце, чей вид почему-то вызвал у него тупое удивление. Поразмыслив, он сообразил, что с момента своего пленения ни разу не видел солнца после полудня. Должно быть, они приближались к северной окраине леса.

На вершине склона Геншед подождал, когда подтянутся последние дети, а потом стал пробираться через густой подлесок. Внезапно он остановился и всмотрелся вперед, защитив глаза ладонью от солнца. Остановившись за ним, Кельдерек и Раду увидели перед собой северную окраину глухой местности, которую пересекли из конца в конец, от берегов Врако до прохода Линшо.

В воздухе разливался ослепительный золотой свет, тягучий и густой, как мед. Мириады пылинок кружились в нем крохотными искорками, словно перенося свет с небес на землю, где он дробился и рассеивался. Вечерние лучи отражались от листьев, от крылышек мельтешащих мух, от поверхности Тельтеарны, протекавшей в миле от них у подножия склона. Прямо перед ними вздымались горы — зубчатые серовато-синие гряды, исчерченные клиновидными полосами лесов, восходящими от зеленых предгорий. Глядя на эту гигантскую преграду, Кельдерек вспомнил, что когда-то — как давно это было? — у него хватало сил, чтобы следовать за Шардиком по таким вот горам. Теперь он едва ли в состоянии преодолеть узкую равнину, отделяющую лес от предгорий.