Коллектив авторов - Как мы пережили войну. Народные истории

• Название: Как мы пережили войну. Народные истории
• Автор: Коллектив авторов
• Издательство: ЛитагентАСТc9a05514-1ce6-11e2-86b3-b737ee03444a
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-17-097220-3

…Воспоминания о войне живут в каждом доме. Деды и прадеды, наши родители – они хранят ее в своей памяти, в семейных фотоальбомах, письмах и дневниках своих родных, которые уже ушли из жизни. Это семейное наследство – пожалуй, сегодня самое ценное и важное для нас, поэтому мы должны свято хранить прошлое своей семьи, своей страны. Книга, которую вы сейчас держите в руках, – это зримая связь между поколениями.

Ваш Алексей Пиманов

Каждая история в этом сборнике – уникальна, не только своей неповторимостью, не только теми страданиями и радостями, которые в ней описаны. Каждая история – это вклад в нашу общую Победу. И огромное спасибо всем, кто откликнулся на наш призыв – рассказать, как они, их родные пережили ту Великую войну. Мы выбрали сто одиннадцать историй. От разных людей. Очевидцев, участников, от их детей, внуков и даже правнуков. Наши авторы из разных регионов, и даже из стран ныне ближнего зарубежья, но всех их объединяет одно – любовь к Родине и причастность к нашей общей Победе.

Виктория Шервуд, автор-составитель

---

В один из моментов, когда бомбежка была особенно интенсивной, мама схватила меня на руки, за ручки брата и сестру, и, в чем была, выбежала на улицу. Во дворе собиралась отъезжать пустая грузовая машина. Мама быстро, насколько это было возможно, (видимо помогла комсомольская закалка), подсадила в машину брата с сестрой, дала им на руки меня и сама вскочила, когда машина уже тронулась с места. Мама не знала куда она едет, да это было и не важно, – важно было вырваться из грохочущего огнедышащего ада, царившего вокруг, чтобы спасти нас. Шофер гнал машину с бешенной скоростью, мама, прижав нас к себе, еле удерживалась, хватаясь за борта, чтобы не вылететь. Остановилась машина на какой-то станции и только тогда шофер увидел своих пассажиров. Он помог маме сойти, пристроил ее в крошечном вокзальчике и стал расспрашивать о близлежащем каком-нибудь поселке или деревне. Такой поселок оказался недалеко от станции и маму вместе с нами на телеге отвезли в этот поселок. К сожалению, я не помню ни названия станции, ни названия поселка. Но там маму очень радушно приняли, выделили комнату, помогли с едой, продуктами. А позже выделили сколько-то метров марли, сколько-то килограммов ваты, из которых мама сшила всем зимнюю одежду, покрасив марлю чернилами. Она устроилась там на работу бухгалтером. Рассказывая все это, мама с благодарностью вспоминала ту теплоту, внимание, помощь, которую совсем незнакомы люди, сами находясь в таких же трудных условиях, помогали ей постоянно.

Папа постоянно и долго ее разыскивал. Восстановительный поезд останавливался по необходимости в разных местах и на различное время. И везде папа расспрашивал, не видел ли кто молодую женщину с тремя детьми и грудным ребенком. Надо сказать, папа очень любил маму и это было взаимно. Они действительно пронесли эту любовь чрез все трудности и сложности семейной жизни до самой старости. И это было, на мой взгляд, просто чудо, что восстановительный поезд остановился и на той станции, до которой мама в свое время доехала на машине. Он нашел маму и взял всех нас с собой в поезд, где находились семьи и других членов ремонтно-восстановительной бригады этого поезда. Идо конца войны мы проехали с этим поездом. Это были товарные вагоны, взрослые гражданские занимались конкретной работой, обеспечивающей жизнедеятельность всех находящихся в этом поезде. Дети были даже организованы в своеобразный детский сад. Но поезд, в силу своей предназначенности, часто подвергался бомбежкам с низко летящих немецких самолетов. И тогда при их приближении поезд останавливался, все высыпали из вагонов и прятались за любой кочкой, бугорком, кустиком. Мама накрывала нас своим телом, пережидая налет.

Да и после войны, особенно первые годы, время было тяжелое и голодное. Наша семья остановилась на Украине в небольшом городке Знаменка. Это был железнодорожный узел. Папе выделили две отдельные комнаты, в которых, это и я уже помню, не было ничего кроме трех железных кроватей и по одному столу в каждой комнате. Выделили и земельный участок, но в лесу с большими пнями от срубленных деревьев. Выкорчевывать их надо было самим. Это был очень тяжелый труд, учитывая, что, кроме лопаты, других средств не было. И пока земля вскопалась, засалилась, – много здоровья на это было истрачено. Но это все равно было огромным счастьем. Войны не было. Сажали кукурузу, тыкву, картошку. Я до сих пор помню вкус мамалыги и тыквенной каши, которую мы ели каждый день. А мы, дети, бегали по разрушенным развалинам, по пыльным дорожкам. Причем, пыли почему-то было очень много, она была мягкая и теплая и мы буквально зарывались в ней по щиколотку. А когда шел дождь, мы бегали с восторгом по лужам. Мы собирали по оврагам паслен, мама пекла с ними из кукурузной муки пирожки. Продукты получали по карточкам. Иногда мама пекла пирожки и ходила на вокзал, пытаясь их продать. Но у нее ни разу это не получилось. А когда она, плача от своей неудачи, возвращалась домой, папа ее успокаивал, говоря: «Не переживай, мы сами их съедим». И спустя долгие, долгие годы эта фраза, как шутка, вспоминалась в нашей семье. Игрушек у нас не было. На новый год елка украшалась всем, что было под рукой ну и, конечно, какими-нибудь фруктами, конфетками. Еще в яйце делались с двух сторон отверстия, яйцо выдувалось, а скорлупа, оставшись целой, раскрашивалось, к нему можно было приклеить украшение из бумаги, – и это была самая необыкновенно красивая елочная игрушка. Из игр я помню игру в пуговицы, когда надо было щелкнуть по одной, попасть в другую и если она попадала в ямку, то становилась твоей. И еще играли в фантики от конфет. Фантик надо было уложить в ладошке, коснуться ею края стола и если твой фантик накрывал чужой, ты забирал его себе. Каждый из нас хранил свои сокровища в отдельных коробочках, а во время проигрыша горячо его оспаривал.

Судьба моих родителей, – это судьба одна из миллионов в нашей стране во время войны, но в ней, как мне кажется, отразилась, как в капле воды, судьба всего нашего народа, хлебнувшего столько горя, страданий, лишений, испытаний, но не захлебнувшегося, а выстоявшего и преодолевшего все на своем пути. И хотя у каждого этот путь был свой, но вел он к одной цели – к победе.

У моей матери на фронте погиб брат, родителей расстреляли фашисты вместе с другими мирными жителями деревни, в которой они жили во время войны на Украине. И ни одну семью не обошла война. Но несмотря ни на что, они выстояли, они «Пережили войну!». И я в свои 73 года могу сказать, что все лучшее, что есть во мне, взято от моих родителей. С детских лет они учили нас добру, честности, справедливости, порядочности, сострадательности. Я благодарна своим родителям и горжусь ими.

Людмила Егина

Черная собачка

Летом 1943 года мама с бабушкой возвращались из эвакуации домой. Маме было пять лет. Бабушке – 23 года. Из Майкора (Пермский край) в Воронежскую область добирались без билетов, едва ли не на перекладных – сначала баржа, потом поезда, поезда, поезда.

В Майкоре бабушку уговаривали остаться еще хотя бы на несколько месяцев – Сталинград только освободили, все было слишком шатко, зыбко, страшно. Но они поехали – совсем маленькая девочка и совсем молодая женщина. Две тысячи километров пути. Фанерный чемодан. В мешок зашитая одежда. Бутылка с засахаренным медом – бабушка совала туда карандаш и давала облизать маме. Сладкий, граненый, твердый вкус. Еще у бабушки был с собой табак – самая верная валюта, вернее водки. За табак их пускали в вагон проводники – но мама запомнила только одного, старого, седого. Он дал ей попить и погладил по голове. Лето сорок третьего уродилось жарким.

На одной из станций они остановились надолго. В городе был госпиталь, в котором – бабушка твердо знала – лежал ее двоюродный брат Валик. Сын врага народа. Разведчик. Сутки, зимой, пролежал раненый в ногу, в воронке, ждал, когда за ним вернутся свои. Свои вернулись, как обещали. Ногу удалось спасти, но Валик все равно умер – от туберкулеза, уже после войны, в Ленинграде, в котором в блокаду умерла от голода его мать. Отец Валика вернулся из лагеря в 1953 году. Дожил до 1980 года – я хорошо его помню. Лысый, беззубый, молчаливый. Рассказывал только, как пил отвар из сосновых иголок – от цинги. Было невкусно, но – помогло. Госпиталь был на окраине города, и бабушка оставила пятилетнюю маму на вокзале – одну. Настрого велела не отходить от вещей. Мама не отошла. Это был очень долгий и очень жаркий день, который мама запомнила во всех страшных красочных подробностях. Мягкий мешок, твердый чемодан, незнакомые люди. Очень хочется пить. Солнце. Женщина на перроне в босоножках – с грудным ребенком. Во рту у ребенка – соска. Мама никогда до этого не видела ни маленьких детей, ни сосок, ни босоножек. И потому решила, что носы у обуви отгрыз ребенок, потому что был голодный. Мама хорошо знала, что это такое – быть голодной. И пока не догадывалась, что самый страшный, бесхлебный, сорок шестой год – еще впереди. Лебеда, брюква, желудевые пышки. Последняя жатва смерти после победы.

Бабушка вернулась на вокзал только к вечеру, серая от усталости и пыли – мама спала, крепко прижав к себе вещи, ни в каком смысле не имеющие цены. Ничего не пропало, кроме Валика, которого в госпитале не оказалось. Перевели. Бабушка принесла с собой игрушку – маленькую черную собачку, самодельную, тряпичную. Весь остаток пути мама не выпускала собачку из рук – и больше всего радовалась, что у нее такой веселый, задранный, похожий на запятую хвостик.

Она очень долго прожила в доме – эта черная собачка. Почти до меня. Но потом куда-то исчезла. Наверное, просто устала.

Марина Степнова

Местные жители называли нас «выковыренными»

Когда началась война, мне уже исполнилось 12 лет. Я была в гостях у отца (родители развелись) под Ленинградом – он работал инженером по водоснабжению на Назиевском торфопредприятии, недалеко от станции Жихарево, в направлении Волховстроя. 22 июня мы с отцом пошли на озеро, навстречу нам попался какой-то местный работяга, сказал: «Лексеич, куда идешь – война началась». На следующий день я поехала в Ленинград. Мы с мамой жили на углу проспекта 25 Октября и Знаменской улицы (ныне Невский проспект и улица Восстания) – там стояла красивая церковь Знамени, ее взорвали за два месяца до начала войны. На фундаменте этой церкви стоит метро «Площадь Восстания». А церковь собираются восстанавливать, только пока непонятно – где.