Коллектив авторов - Как мы пережили войну. Народные истории

• Название: Как мы пережили войну. Народные истории
• Автор: Коллектив авторов
• Издательство: ЛитагентАСТc9a05514-1ce6-11e2-86b3-b737ee03444a
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-17-097220-3

…Воспоминания о войне живут в каждом доме. Деды и прадеды, наши родители – они хранят ее в своей памяти, в семейных фотоальбомах, письмах и дневниках своих родных, которые уже ушли из жизни. Это семейное наследство – пожалуй, сегодня самое ценное и важное для нас, поэтому мы должны свято хранить прошлое своей семьи, своей страны. Книга, которую вы сейчас держите в руках, – это зримая связь между поколениями.

Ваш Алексей Пиманов

Каждая история в этом сборнике – уникальна, не только своей неповторимостью, не только теми страданиями и радостями, которые в ней описаны. Каждая история – это вклад в нашу общую Победу. И огромное спасибо всем, кто откликнулся на наш призыв – рассказать, как они, их родные пережили ту Великую войну. Мы выбрали сто одиннадцать историй. От разных людей. Очевидцев, участников, от их детей, внуков и даже правнуков. Наши авторы из разных регионов, и даже из стран ныне ближнего зарубежья, но всех их объединяет одно – любовь к Родине и причастность к нашей общей Победе.

Виктория Шервуд, автор-составитель

---

Случай 2. Наказ старших сестер

Весна 1942 года. Наше село, освобожденное от немецкой оккупации, расположено в 1,5 км от линии фронта. Хорошая погода. Мама, уходя из дома за продуктами, строго-настрого запрещала мне уходить со двора, а в случае обстрела с немецкой территории бежать в подвал. Я оказался в глубине двора у забора в пяти метрах от шоссе, проходящего рядом с железной дорогой Москва– Кавказ. Вижу – по дороге идет моряк. Увидел меня и спросил, где находится штаб. Я сказал, что не знаю. Тогда он спросил, знаю ли я, где находится школа. Конечно, знаю, я там учился в первом классе почти три месяца! Краснофлотец попросил меня проводить его до школы. Я задумался, что скажет мама, если я уйду со двора. Моряк в конце концов уговорил меня, и я перелез через забор на шоссе. Мы пошли. Вдруг я услышал разрывы снарядов в западной части села и замедлил шаг. Моряк настойчиво стал меня торопить. В это время послышался вой летящего снаряда, и я, помня наказ старших сестер, упал на шоссе ничком, прикрыв голову руками. Падая, краем глаза заметил ухмылку на лице краснофлотца. Снаряд разорвался где-то на железной дороге. На меня полетели комья земли, песок и мелкая пыль. Встаю, вижу, как матрос стоит, накренившись набок. Ладонь его прижата к нижней части живота, из-под ладони идет кровь. Я увидел, как со стороны ближайшего переулка бегут к нам несколько солдат. Я подумал, что они бегут ко мне, чтобы отвести меня к маме, тогда мне от мамы попадет. И я рванул к дому что есть сил. Прибежал во двор, спрятался в сарае и в это время услышал, как зовут меня сестры. Увидев меня, они с плачем стали обнимать, спрашивать, где я был. Конечно же, я не сказал правды.

Случай 3. Артобстрел

Мы жили на временно оккупированной территории в г. Таганроге. Война войной, а жить как-то надо. Заработать на берегу возможностей было мало, а море могло что-то дать хотя бы на пропитание. И вот моя тетя позвала помогать ее сыну в постановке сетей, так как одному сделать это очень сложно, а когда один работает с сетью, а другой на веслах, то намного проще. Меня посадили за весла. И вот однажды сплю я после работы, и вдруг начинается артобстрел. Мы уже привыкли к ним и в ту ночь в подвал не спускались. А я сплю и ничего не слышу. Чувствую, меня тормошат. С трудом просыпаюсь, вижу – тетя вся в слезах кричит: «Женя, ты живой?!» Оказывается, снаряд попал в соседний дом и разнес его в щепки. Соседи успели спуститься в подвал, кроме старшего сына (ему было 14 лет), ему осколком ранило ногу Маленький домик тети был завален хламом из досок и бревен, комьев земли, кусков железа и разрушенной мебели. Брату пришлось вылезать в окно, чтобы открыть дверь в сенях. Потом мы откопали свой домик. А от дома соседей ничего не осталось.

Случай 4. Кирпичная пыль

В феврале 1943 года немецкие войска отступали после поражения под Сталинградом. Шли без боев, чтобы избежать окружения. Проходя через наше село, они взорвали наш дом, а нас выгнали на шоссе и приказали идти в Таганрог. Так и шли, по обочинам – мирные жители, в середине – немецкая техника. В Таганроге семья проживала то у родных, то просто у чужих людей.

Было начало лета 1943 года. Мама попросила меня съездить к ее тете в пригород под названием Маяковка. Там родственница вручила мне узелок с крупами, и я поехал обратно на трамвае (запомнил стоимость проезда на трамвае – 1 советский рубль). Едет трамвай по Старопочтовой улице, и тут начинается обстрел города с берега Таганрогского залива, который находился в руках Красной армии. Трамвай остановился, водитель опустил пантограф и посоветовал идти в укрытие. Я вместе с другими пассажирами побежал по переулку вдоль полуразрушенного кирпичного забора. Услышал вой снаряда и как учили старшие сестры, бросился на землю ничком. Взрыв! Почувствовал боль на лице. Когда я сел, ко мне подошла какая-то женщина и закричала: «Мальчик, ты ранен!» Она стала протирать мое лицо своим носовым платком. Оно было красным, но не столько от крови, сколько от кирпичной пыли. Об этом мне сказала та женщина, указывая на лежащий передо мной разбитый кирпич. Видимо, осколок снаряда попал прямо в кирпич, лежавший перед моей головой, если бы не он, попал бы прямо в голову. А так только мелкая кирпичная крошка лицо слегка поранила.

Случай 5. Дочь портного

Оказавшись выгнанной в Таганрог, наша семья ютилась, в основном, в сараях. И вот, наконец, мы влачим существование в подворье частного дома высококлассного портного-горбача. Живем в сарае, ухаживаем за хозяйским огородом (пропалываем, поливаем, готовим зелень для продажи – хозяйка продает). Это плата за постой. Дочь хозяина хорошо знает немецкий язык, работает в городской управе переводчицей. К портному приходят немецкие офицеры, чтобы он подогнал им вновь выданную форму по фигуре. И вот однажды в воскресенье хозяйка сказала маме, что ее дочь предупреждает – в понедельник в нашем микрорайоне будет облава, будут всех молодых людей забирать для отправки в Германию. В сарае был вертикальный погреб, в который мама спрятала всех дочерей. Крышка погреба располагалась рядом с угольным отделением. Мама и я наполнили пустые ящики, какие нашли в сарае, углем и заставили ими крышку погреба. В середине дня к дому подъехали немцы и стали обыскивать дом. Зашли и в сарай. Там – мама и я. Немец подошел ко мне, поднял за шиворот, поморщился, и все ушли. Мол, мал еще, да и весу мало. Так дочь портного спасла всех моих четырех сестер от угона в Германию. После освобождения от оккупации младшая сестра, мама и я пошли к дому портного. Хотели еще раз отблагодарить их за спасение. Дом оказался заколочен, и соседи сказали, что всю семью осудили и сослали неизвестно куда.

Евгений Васильевич Соколов

В деревню вошли латышские стрелки-женщины

Мы собирали чемоданы. В квартире просто чехарда – мы уезжали к новому месту службы папы. 19 июня 1941 года папа получил назначение на службу в Минск. Мы уезжали из Пинска.

Мой папа, Родин Андрей Хрисанфович, родился 5 ноября 1912 года в деревне Наричино Кардымовского района Смоленской области. Он всю жизнь мечтал стать летчиком и добился поставленной цели. Сначала он воевал в Испании. После возвращения из Испании был награжден орденом Красного Знамени № 2352. О его подвиге в Испании рассказано в книге «На синих тропах Испании» журналиста Георгия Константиновича Семенова.

Папа служил до начала ВОВ в Латвии, потом в Быкове, Орше, Могилеве, Пинске. Теперь мы направлялись в Минск, но до Минска не доехали. Ночью в гостинице на пересадочной станции вдруг поднялся шум. Мне было 3 года 4 месяца и 19 дней, а моему брату 1 год 13 месяцев и 13 дней. Это было 21 июня. Нас разбудили, стали одевать. В гостинице очень шумели. Взрослые все время смотрели в небо. Небо стало черным дымом. В этом дыму, грозно гудя, летели самолеты, как черные грозные птицы. Я услышала, как папа сказал: «Значит, это война…»

Я не могла понять, почему все так расстроены. Ведь папа так любил самолеты! Ведь самолеты – это так красиво и здорово! Слово «война» я еще толком не понимала. Папа сказал маме, что он с сослуживцами должен отправиться в военкомат, а нам с мамой нужно дожидаться в гостинице. Когда папа вернулся из военкомата, он сказал маме, что ей с детьми нужно уезжать. Она хотела ехать к родственникам в Горький. Она там родилась. Папа сказал, что лучше добраться до Смоленска к его родственникам. Он был уверен, что эта война ненадолго, и что он потом быстро нас разыщет. Папа крепко-крепко обнял нас и маму Он плакал и говорил, что обязательно найдет нас и чтобы мы берегли себя. Так папа ушел на фронт защищать Родину.

Поезда не ходили. Мы несколько дней находились на вокзале. Нам помогали совсем чужие люди. Мы с мамой добрались до Смоленска, а потом перебрались в Наричино, родную папину деревню. Дом, в котором он родился и вырос, нашли легко – на крыше дома устремился в небо большой фанерный самолет, сделанный папой перед уходом в армию. Нас приютили папины родственники. Однажды я переходила дорогу и увидела, что на темно-зеленых мотоциклах с колясками в деревню въезжают какие-то люди. Эти махины неслись прямо на меня, а люди в темных очках и касках показались очень страшными. Я с криком скатилась вниз в овраг. Потом встала и побежала к дому человека, которого все называли Лапшой. Я стала кричать: «Дядя Лапша, откройте!» Но дверь мне никто не открыл. Я не знала, что Лапша – это обидное прозвище. Потом, открыв глаза, я увидела маму и тетю Таню Пычину, которая жила рядом с Лапшой. Оказывается, я от страха потеряла сознание, а тетя Таня нашла меня и забрала к себе.

К этому времени мы уже испытали много невзгод и лишений. Мы, быстро повзрослевшие дети, у которых не было детства. Нам пришлось добираться до Смоленска под бомбежками. Узнали мы и что такое голод и холод. В Наричино мы стали беженцами. Не все в деревне хорошо относились к беженцам, но были и другие просто золотые, сердобольные люди. Нашей с мамой и братом комнатой стала узкая солдатская кровать. Мы с нее практически не вставали. У родственников была своя большая семья. Тетя Таня Пычина, сочувствуя нам, забрала нас к себе. В ее хате тоже имелась только одна комната, но там мы с братом спали на русской печи, а мама с тетей Таней на полатях. Надеть и обуть нечего, поэтому мы с печи почти не слезали. Самое интересное, что после освобождения от немцев в этой хате организовали правление, а мы по-прежнему жили там все вместе. Те добрые люди, имен которых я не помню, помогали нам, чем могли. На зиму нам склеили из резины бахилы, положили в них солому, чтобы ноги не мерзли. Кто-то дал тулуп, кто-то принес шаль. Но как же горько вспоминать, что были и пособники фашистов. Маму несколько раз забирали в комендатуру, так как доносили, что папа – большевик, что он коммунист. Сообщили, что он летчик и сражается против немцев. Зато среди полицаев был Коля. Его в деревне называли «свой среди чужих». Благодаря Коле маму отпускали из комендатуры. Коля предупреждал, когда будут облавы, учил, что нужно говорить на допросах. Предупреждал тех, кого собирались угнать в Германию, чтобы они бежали в лес. Он на нашей хате написал «тиф», чтобы немцы обходили ее стороной. Когда немцы начинали облавы, нам натирали щеки так, что мы плакали, так как было очень больно, но зато мы были похожи на тифозных больных. Только сейчас я понимаю, как рисковал Коля ради нашей жизни и жизни односельчан. Ведь когда он узнал, что скоро в деревню войдут наши, он организовал побег людей к партизанам, чтобы немцы в злобе не расстреляли и не сожгли их при отступлении. К сожалению, я ничего не знаю о его дальнейшей судьбе. Я всегда молила Бога, чтобы его не записали в предатели.