Николай Соколов - Ариасвати

• Название: Ариасвати
• Автор: Николай Соколов
• Издательство: Ермак
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2008

Костромскому помещику приходит посылка с бумагами его умершего друга Андрея Ивановича Грачева, в которых описываются невероятные и удивительные приключения на затерянном островке Опасном в Тихом океане, на Цейлоне, в Индии и в горах Тибета...

Первое издание этого многопланового фантастико-приключенческого романа за последние 110 лет. Книга написана живым, ярким и выразительным языком.

---

— Я тоже думаю, — заметил Андрей Иванович. — Что же вы ему отвечали?

— Мне показались подозрительными его подходы издалека. И притом повторяя свои "Нург-Али" и "Нарг-Али", он так хитро и зорко смотрел на меня сквозь свои очки, что я сказал себе: он хорошо знает настоящее имя, но хочет заставить меня проболтаться. Поэтому я отвечал, что знаю только одно похожее имя и указал ему Нариндру.

— Это что-то неспроста, мистер Рами, — заметил Авдей Макарович, потирая переносье.

— Вы думаете? Мне тоже кажется.

— Но если сделается известно, зачем мы сюда пожаловали, за нами наверно будут следить сыщики и мы, пожалуй, совершенно без всякого умысла наведем их на след Нарайяна.

— Разве вы говорили еще кому-нибудь о цели вашей поездки?

— Кроме вас никому. Но кроме вас об этом знают Дайянанда, Анандрайя, Нариндра.

— На этих можно положиться вполне. Они не выдадут.

— Но, может быть, разговор об этом слышали другие брамины и служители храма, — заметил Грачев. — Нет, как хотите, мистер Рами, мой товарищ прав: нам нужно немедленно и как можно скорее ехать в Пагор и в Магабанпур, пока цель нашей поездки еще неизвестна полиции. Поэтому, будьте любезны, не удерживайте нас долее и возвратите нам письмо мистера Грешама, которое должно служить нам рекомендацией.

— Помилуйтс, мистер Сименс! Вы непременно должны погостить у меня.

— Да, да, мистер Рами, — подтвердил Авдей Макарович: — пожалуйте письмо. Оно необходимо.

— Извольте, джентльмены, — согласился Рами, — если так необходимо, я не смею вас удерживать. Вот вам письмо…

Но письма не оказалось. Напрасно Рами-Сагиб обыскал все карманы своего смокинга, — письмо исчезло. Позвали дворецкого, допросили слуг. Один из последних заявил, что, когда он убирал посуду после завтрака, то видел на столе какую-то бумагу и, полагая, что она может быть нужна, оставил ее на том же месте. Другой слуга заявил, что когда он подавал ром мистеру Смиту, то на столе никакой бумаги уже не видел.

— Вот, мистер Рами, — сказал Андрей Иванович, — видите теперь, почему этот Смит расспрашивал вас о Нур-Али и Нур-Эддин?

— Да… И кроме того, мне понятно теперь, почему он чуть свет уехал в храм Парвати: он, вероятно, рассчитывал захватить его там.

— В таком случае, скорее, скорее, мистер Рами, давайте нам лошадей! Нам нужно немедленно ехать!

— Да будьте любезны, напишите нам рекомендательное письмо к Нарайяну, — добавил осторожный Андрей Иванович.

Через полчаса легкая банди, запряженная уже не бычками, а парой бойких лошадок, поднималась в гору, к станции железной дороги.

Красивый стройный сингалезец с орлиным носом и великолепной дамской прической так ретиво погонял лошадей, беспрестанно посвистывая и похлопывая бичом, что путешественники обеими руками должны были держаться за сиденье, чтобы не вылететь из экипажа, и несмотря на все это, Авдей Макарович ухитрился еще держать у себя на коленях тяжелый ящик с драгоценной рукописью, писанной на листах зонтичной пальмы и подаренной ему браминами храма Парвати.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ СФИНКС

Tolluntur in altum, ut lapsu graviore ruant.[44]

I. В дороге

The times is money[45] — говорит английская пословица. Поэтому, дорожа временем, мы не будем описывать путешествия наших героев от Цейлона до Магабанпура в Пагоре, горной области, лежащей у подошвы высочайших вершин Гималаев. Достаточно знать, что в этом пути им пришлось проехать через всю Индию с юга на север, от благословенных долин тропического Цейлона почти вплоть до холодного Ягистана. Пусть читатели сами вообразят себе картины природы, которые последовательно проходили перед глазами наших друзей во время их пути по Цейлону, Бенгальскому заливу и далее — на север по Индостану. Пусть они представят себе аллеи кокосовых деревьев, которые, по словам индийской поэмы, "не могут жить вдали от звука человеческого голоса", воздушные мостики из тростниковых пальм, перекинутые через ручьи и речки, пески около Коломбо, скрепленные "великой бородою Рамы", ходящих посуху окуней, угрюмых низкорослых веддов, поклоняющихся чорту, devol-yaka (откуда видно, что и слово "дьявол" заимствовано из Индии), пусть затем они вообразят себе ярко-бирюзовые волны бурного Бенгальского залива, с его вечно спокойными, недоступными никакому волнению, площадями грязной воды, рассеянными здесь и там, как будто затем, чтобы корабли, во время бури, могли отстаиваться на них в открытом море так же хорошо, как в спокойной, со всех сторон защищенной гавани. Пусть фантазия нарисует им, как, приближаясь темной ночью к дельте мутного Ганга и далее поднимаясь вверх по священным волнам великой индийской реки, наши путешественники встречали приближавшиеся к ним огоньки, слабо мерцавшие, покачивавшиеся на черных волнах и вдруг исчезавшие под водой: это благочестивые индусы, окончившие свое житейское поприще, совершали, со сложенными руками и горящей свечей на груди, свое последнее странствование по волнам священного Ганга, уносившего их в далекий неведомый мир… Чтобы описать все это, нужно, подобно Вирупакше[46], остановить солнце и заставить седое время сложить свои быстрые крылья, потому что жизни человеческой мало на этот труд.

Но мы видим, что, вопреки нашему намерению, чудеса волшебной страны даже помимо нашего желания сами напрашиваются к нам под перо. Поэтому, чтобы не дать воли сему последнему, ибо tardum dictu est[47], - как говорит Плиний, — мы пропускаем описание Калькутты, роскошь Esplanade-Hotel'я, свидание наших путешественников с мистером Крауфордом, и переходим прямо к тому моменту, когда оба героя, сидя в вагоне Nort-Indian-Railway, мчались на север по долине священного Ганга к далеким предгорьям Гималаев.

Много городов уже осталось за ними, еще более развалин промелькнуло пред их глазами по обе стороны дороги. Иные из этих последних тянулись на многие мили и составляли неоценимый клад для археолога, для художника, наконец, для историка, который вздумал бы изучать на ним следы древней, почти исчезнувшей культуры Индии. Авдей Макарович жадно смотрел на них из окна вагона, очами ученого и мечтал вслух:

— Эх, кабы время да место, да средств побольше! Взял бы с собой художника-фотографа, да и занялся бы подробным описанием всех этих чудес, которые, быть может, уже скоро рука невежества и равнодушие сметет совсем с лица земли… Потом порыться бы хорошенько в летописях, да собрать изустные предания и легенды, да вместе с тем описанием составить бы хорошую культурную историю Индии, — вот это было бы дело, на которое не жаль положить целой жизни! А то что мы делаем? Только небо коптим! Так-то, коллега… Да вы что так задумались? Чай-поди ничего не слыхали, о чем я говорил?

В самом деле, со времени приключений в храме Парвати, Андрей Иванович стал сильно задумываться. Часто по целым часам сидел он, устремив глаза на одну точку, погруженный почти в полудремотное состояние. В голове его проходили воспоминания о приключениях на острове Опасном, припоминалась во всех подробностях ночь, проведенная у гробницы жреца, среди обломков его статуи, в нескольких шагах от таинственного изваяния (изваяния-ли?) божественной девы, образ которой повторялся столько раз в виде статуй и барельефов в Лесном и Нагорном храмах острова. Затем его мысль переходила к странным приключениям в Порт-Саиде и потом в храме Парвати. Но всего более она останавливалась, минуя чудеса махатмы Нариндры, на таинственных, непонятных предсказаниях "сумасшедшей баядерки", девадаси Рамисвати. К сожалению, из всех ее речей в его памяти осталось только странное ощущение, испытанное им в то время, когда горячая рука девадаси лежала на его руке, и ее жгучие глаза, казалось, глядели ему прямо в душу. Впрочем, он помнил что Рамисвати так живо описала местность острова Опасного, как будто сама жила там когда-нибудь, и при этом даже назвала имя таинственной девы, составлявшей святыню Нагорного храма, но ни этого имени, ни дальнейших ее предсказаний он не мог припомнить, как ни старался об этом.

— Я спрашиваю: о чем вы задумались? — повторил Авдей Макарович, когда Грачев, точно пробужденный от глубокого сна, поднял на него глаза.

— Отгадайте!

— Davis sum, non Oedipus.[48] Кто вас знает, коллега, о чем вы можете думать! Я вот думаю об этой стране, по которой мы мчимся почти с быстротою ветра, и мне все кажется, что я вижу здесь давным-давно забытую родину… Право, батенька, кроме шуток, я испытываю ощущение человека, которого в детстве украли цыгане, и который потом, в зрелом возрасте, случайно попал в родной город и встречает на каждом шагу давно знакомые и родные лица, воспоминания детства внезапно встают перед ним, ему кажется, что все это когда-то он видел, но где и когда? — вот вопросы, которых разрешить он не в состоянии. На самом деле, посмотрите кругом: видите эти островерхие терема, эти широкие купола, высокие колокольни? Чем это не Москва, спрашиваю я вас? Иной раз, приближаясь к какому-нибудь городу, я нарочно закрываю глаза и потом, когда поезд примчится в самый город, я вдруг открываю их, и мне кажется тогда, что я внезапно очутился на площади, близ московского кремля, или в другом старинном русском городе, вроде Тулы или Ярославля, о которых говорили прежде: "наш городок — Москвы уголок".