Монах Афонский - Птицы небесные. 3-4 части

• Название: Птицы небесные. 3-4 части
• Автор: Монах Афонский
• Издательство: Святая Гора Афон
• Жанр: Религия
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-7877-0099-2

В третьей части книги «Птицы Небесные или странствия души в объятиях Бога» повествуется об углубленном поиске монашеского бесстрастия, столь необходимого в духовной жизни, об усилиях уяснить суть этого высокого состояния духа в сравнении с аскетическим опытом монахов Афона, Синая и Египта.

Четвертая часть книги знакомит нас с глубоко сокровенной и таинственной жизнью Афонского монашества, называемой исихазмом или священным безмолвием. О постижении Божественного достоинства всякого человека, о практике священного созерцания, открывающего возможность человеческому духу поверить в свое обожение и стяжать его во всей полноте богоподобия — повествуют главы этой книги.

---

Такое сообщение озадачило меня.

— А если ваш кабинет переведут в другое место, где тогда вас искать?

Лицо сотрудницы выразило недоумение.

— Нас искать не нужно, мы сами вас найдем…

С этим ответом я вернулся к отцу. Он вздохнул:

— Ладно, сын, подождем. Мы же с тобой терпеливые. И на том спасибо…

* * *

Вхожу в приемные,
В убогие конторы,
Вдыхаю молча запах табака.
Мои пещеры, лес
И голубые горы —
Я вас приветствую теперь
Издалека!

Стучит по клавишам,
Сутулясь, машинистка,
Шуршит газетами
Робеющий народ.
И так Господь
Проходит близко-близко,
Что даже девушка
Стучать перестает…

Ты сказал, Господи: Предоставь мертвым погребать своих мертвецов (Мф. 8:22). Вот я — мертвец пред Тобою, Боже! Кто же мертвецы мои? И когда я внимательно смотрю внутрь себя, то ясно вижу свои пустые бесчисленные помышления — вот мертвецы души моей. И она беспрестанно то погребает их, то вновь выкапывает из земли воспоминаний. Нет конца этим дурным действиям, и нет счета моим мертвецам. Не хочется мне, Боже, очень не хочется оказаться в вечности лицом к лицу с этими мертвецами, когда тело мое оставит меня! Все что я вижу, слышу, обоняю и вкушаю — вновь и вновь распадается предо мной, вызывая лишь одно разочарование их призрачной игрой. Но вижу в себе с удивлением и свет духовной зари — свет благодати Твоей, Господи, который возвещает, что близок к душе моей новый день безмерной нескончаемой жизни, и кроме Тебя нет мне иного помощника, а кроме веры — нет иного прибежища, а кроме молитвы — нет иного проводника в страну живых, в лучезарную страну непреходящей истины.

В ТЮРЬМЕ

Слышу чудесный и кроткий зов Твой, Иисусе, влекущий меня к Тебе! Даруй же мне мужество беспристрастно пройти через сей мир, с его опаляющими страстями, и дай мне смелость пройти сквозь ад злобных помышлений духов поднебесных! Обезобразилась душа моя на умственном торге дурных помыслов и пожеланий, а ныне не знает, как развязаться с ними. И теперь рождается во мне самом стойкое неприятие безобразия моего и ненасытимая жажда омыться в чистых струях Твоей святой благодати. Вселись же всецело в меня, Возлюбленный Иисусе, дабы стал я причастен Царству Твоему и усладил бы взор свой Его красотами. Уневести мою душу чистотой сияния Твоего, чтобы познала она, Сладчайший Иисусе, пути Твои и вошла в чертог премудрости Твоей! Пусть светлая благодать Твоя станет моей путеводной звездой, дабы узрел я в яслях Божественной любви Твоей новорожденного младенца — сияющий и преображенный дух мой, вселившийся в несказанный мир Небесного блага и преизобильного духовного блаженства.

В коридоре монастырского корпуса, где находилась батюшкина келья, меня встретил запах валерьянки. Келейник, вышедший из комнаты старца, осторожно притворил за собой дверь:

— Батюшка болен. Лежит… А всё посетители! Довели старца…

— А что с ним? — встревожился я.

— Сердце прихватывает. Приходи дня через три…

— А раньше нельзя?

— Сказано — через три дня, значит, через три. Если старца беречь не будем, он сам себя не пожалеет, так и будет людей принимать… Вот так и архимандрит Михаил — все принимал, принимал людей, пока не умер! А ведь еще мог бы пожить… Поэтому отец наместник строго приказал: когда отец Кирилл болеет, — никаких посетителей!

Опечаленный, я ушел домой. Меня вывел из уныния телефонный звонок:

— Отец Симон, ты приехал? Не желаешь съездить с нами в Борисоглебский монастырь?

— Отец Анастасий, благословите! — обрадовался я. — А на сколько?

— Дня на три… — Родной голос в трубке веял теплом. На бойкой «Ниве» мы втроем — к нам присоединился сотрудник издательства, молоденький иеродиакон, — покатили по бескрайним просторам России. Наконец-то мне посчастливилось узреть чудесное видение — храм Покрова Матери Божией на Нерли, затем перед взором предстал, словно сошедший с облаков, огромный белый комплекс монастыря-крепости Ростова Великого. Впервые душа моя прикоснулась к изумительному облику древнерусских святынь, оставивших в ней чувство несказанно чистой красоты, сотворенной руками человека.

В небольшом Борисоглебском монастыре нас привечал молодой игумен, друг отца Анастасия. Там я молился и гулял по длинной монастырской стене со скрипучим деревянным настилом, с бойницами, глядящими в неясный синий сумрак полей. С полей и перелесков тянуло каким-то непередаваемо древним русским духом, духом Родины, который незаметно переливался в мою душу, умиротворяя ее и возвращая в молитвенное состояние. Проникновенная трогательная красота России сняла с души чувство горести и печали. Вновь поверилось, что батюшка поправится и все станет как прежде.

Обратно в Лавру мы возвращались в густом тумане. В какой-то лощине, несмотря на включенные фары, дорога совсем исчезла из виду.

— Отец Анастасий, давай поедем помедленнее, а то еще наткнемся на что-нибудь, — обернувшись к нему, попросил я, устав вглядываться в густую пелену тумана.

— Я тоже уже ничего не вижу, кроме стекол и «дворников»… Нужно молиться… — откликнулся архимандрит. Некоторое время мы ехали в полном молчании. Тревога в моей душе нарастала:

— Отче, лучше остановимся и подождем. К ночи похолодает, и туман обязательно рассеется…

Это предложение было принято. Товарищ остановил машину.

Мы вздрогнули от внезапного стука в окно с той стороны, где сидел Анастасий. В него заглядывал милиционер ГАИ. Водитель опустил стекло.

— Вы что? Пьяные?

Нахмурясь, милиционер внимательно разглядывал нас.

— Нет, — ответил издатель.

— А ну, выходите! — скомандовал страж порядка. — Дыхните.

— Да, не пьяные… — удивился офицер. — А что же вы в нашу машину чуть не врезались?

Мы остолбенели.

— А где ваша машина? — недоверчиво спросил издатель. Инспектор молча ткнул в темноту фонариком. Только теперь нам стал виден автомобиль ГАИ, стоявший на обочине в полуметре от нашей «Нивы». Группа сотрудников дорожной милиции уставилась на нас.

— Мы потеряли видимость и остановились. И вашу машину не видели. Простите, — пытался объяснить взволнованный архимандрит.

— Благодарите своего Бога, что все так закончилось, — сказал старший из дорожного патруля. — Поезжайте потихоньку и будьте внимательны…

Фигуры милиционеров исчезли в тумане.

Дорога пошла в гору, и постепенно туманная белесая пелена рассеялась.

— Ну, нас Сам Господь Бог спас, а то бы прямиком въехали в гаишную машину! Наверное, живы остались по батюшкиным молитвам… — Архимандрит облегченно перекрестился. Мы с ним были полностью согласны.

В Лавре меня пригласил в келью отец Тарасий, умудренный жизнью архимандрит, который заведовал монастырской трапезной. Седоватый, зрелый монах, с большим даром рассуждения, он вызывал во мне глубокое уважение.

— Как спасаешься, Симон? А у меня теперь послушание — духовник в пересыльной тюрьме. Построили мы там церковь в честь преподобного Сергия, езжу в тюрьму служить литургию и исповедовать заключенных.

— Отец Тарасий, для меня эта сторона жизни совершенно закрыта! Никогда не сталкивался с жизнью уголовников…

— А ты послушай, что они пишут!

Надев очки, он начал перечитывать письма его знакомых, присланные из различных тюрем России. В каждом письме, полном боли и страдания за исковерканную судьбу, звучали искренние слова покаяния и изъявлялось желание жить с верой во Христа. Чтение этих писем вызвало на моих глазах слезы, которые я не сумел скрыть.

— Отец, представь: то, что эти заключенные уверовали в тюрьме, им не дает никаких привилегий, а даже наоборот — издевательства и оскорбления от сокамерников. То, как они веруют и как живут своей верой, находится за гранью нашего понимания…

— Должно быть, отче… — в раздумье проговорил я.

— Не «должно быть», а так и есть! Я знаю, — внушительным, без всяких сомнений, голосом сказал духовник. — На телевидении недавно показывали документальный фильм о нашей тюрьме. Я тебе потом покажу. Ты читал книгу архимандрита Спиридона «Из виденного и пережитого. Записки миссионера»?

— Нет, отец Тарасий, даже не слыхал о ней, простите…

Он взял с полки книгу и протянул мне:

— Возьми, почитай. Многое в ней трудно принять, но это одно из сокровенных глубоких исследований на тему духовничества, для которого нужен свой читатель. Потом скажешь свое мнение…

Заметив, что я углубился в текст, архимандрит остановил меня:

— Потом почитаешь… Хочешь завтра со мной послужить литургию в тюремном храме?

— Хочу, отче, но мне еще нужно во что бы то ни стало попасть к отцу Кириллу, — засомневался я.