Мари-Клер Бле - Современная канадская повесть

• Название: Современная канадская повесть
• Автор: Мари-Клер Бле
• Издательство: Радуга
• Жанр: Современная проза
• Год: 1985

В сборник входят повести современных канадских писателей, создающие живой, достоверный образ страны, показывающие ее специфические проблемы, ее социальную и духовную самобытность. Жизнь среднего канадца со всеми ее проблемами: ломкой семейных отношений, неустроенностью, внутренним одиночеством — в центре внимания Ричарда Райта («В середине жизни»); проблема формирования молодого поколения волнует Мари-Клер Бле («Дневник Полины Аршанж»); о расовом бесправии коренных жителей Канады — индейцев — рассказывает Бетти Уилсон («Андре Том Макгрегор»); провинциальную жизнь Квебека описывает уже известный нашему читателю Андре Ланжевен («Пыль над городом»).

---

— Может, и так, — не стал спорить Лэндон. — Но чем кончилось с гитаристом из Пенсильвании?

Вера ткнула сигаретой в деревянный поднос, и искры коротким дождем посыпались в густой и темный воздух.

— Мне было не до шуток. Наша дуреха носилась за этим Эрни Монро по всему Манхаттану. Я думала — сойду с ума. С кем только этот парень не якшался: тут тебе и наркоманы, и студенты-радикалы, и «Черные пантеры». Она таскалась по вечеринкам, где травились бог знает какими наркотиками — ни секунды в этом не сомневаюсь. Домой заявлялась под утро, и говорить с ней было бесполезно. Она просто меня не слушала. К счастью, через несколько недель этот Монро потерял к ней интерес.

— Я ничего не знал. Почему ты не позвонила?

— А что бы это дало? Ты-то здесь, в 350 милях оттуда. Надо полагать, ты прилетел бы на денек и сразу навел порядок. Примчался бы, это уж точно, — очередной чудо-визит на двадцать четыре часа. Решил бы, что пора тебе с Джинни поговорить о некоторых вещах по душам. Пригласил бы ее на ужин. В какое-нибудь очаровательное местечко в Гринич-Виллидже, где все диковинно и романтично. И вот вы беседуете по душам при свечах и под бутылку вина. Вы говорите… господи, да обо всем на свете, кроме единственно важного. Всеми способами ты будешь обходить вопросы, которые, пусть даже призрачным намеком, могут выявить разницу во взглядах. В итоге вы с Джинни поздравите себя — до чего же прекрасные у вас сложились отношения! Потом ты улетел бы домой, говоря себе: что ж, развод разводом, но я все равно хороший отец. И Джинни рассказала бы друзьям, какой у нее потрясный папочка и как он все понимает.

У Лэндона вспыхнули уши, но в глубине души он знал: она права.

— Что ж… Ты ведь всегда резала правду-матку, да, Вера?

Лэндон вгляделся в ее лицо. Вокруг глаз уже появились признаки старения. И какая-то она раздраженная. Решиться переехать в Канаду — наверное, это было не просто. Да еще эта история с Джинни! И вообще устала от перелета. Когда она в таком состоянии, к ней лучше не цепляться. Сейчас она говорила медленно, размеренно, взвешивая каждое слово, сдабривая свою речь легким оксфордским акцентом. Если она начинала говорить строго по-английски — добра не жди.

— Сейчас Джинни меня не очень-то любит. Я уже весь прошлый год видела, что к этому идет. По-моему, нелюбовь девчонок к своим матерям на каком-то этапе вполне естественна, и я не сильно обеспокоена. Но в последнее время у нас бывают неприятные стычки. Иногда — просто омерзительные. Все же сердцем я чувствую, что она уважает мое мнение, и сейчас это для меня гораздо важнее, чем ее привязанность. Но с тобой, Фред, все обстоит иначе, верно? Ты просто не в силах возражать кому-либо из страха, что тебя могут невзлюбить. Хотя бы мл несколько минут… Помнишь, когда Джинни была маленькая? Заставить себя отругать ее — это было выше твоих сил, согласен? Даже когда она вытворяла что-то совершенно немыслимое. Хлопанье дверьми и «мама, я тебя ненавижу» — это всегда доставалось мне. Ты помнишь это?

Да, он хорошо это помнил. Роль тяжелой артиллерии всегда брала на себя Вера, хотя Лэндону — что поделаешь? — казалось: частенько она получала от этого удовольствие. Деспотическая жестокость была ей свойственна, и в немалой степени. Но хоть бейся головой об стену — Вера права. Он был любящим, но плохим отцом. В груди словно что-то вспухло, натянулось, и он, посерьезнев, разгрыз зубами кубик льда.

— Мне эта история с Монро все нервы вымотала, — пожаловалась Вера. — И вот снова-здорово с Чемберленом, что за напасть такая?.. Это просто невыносимо.

— О, господи, Вера, — вдруг заговорил Лэндон. — Девочке всего семнадцать лет. Да в этом возрасте не обойтись без увлечений!

— Увлечений! — В голосе Веры звучала досада. — Боже, Фред, ты говоришь так, будто на дворе — сороковые годы. Ты небось считаешь, что нынешние увлеченные девицы, как и раньше, держатся за руки в кино или пьют молочный коктейль в закусочной на углу?

— Из твоих слов, Вера, следует, что ты не доверяешь собственной дочери.

— Из моих слов следует, что под маской «смешной девчонки» живет молодая, крайне впечатлительная женщина, в голове у которой — полная путаница.

Снова заиграла музыка. Это было что-то уж совсем дикое, полет в никуда. А тут еще Вера… хоть бы она заткнулась.

— …А мир, в котором она живет… Он просто слишком стремителен для нее…

— Для меня тоже, черт бы его подрал, — сказал Лэндон, вытащил из нагрудного кармана пиджака платок и вытер шею и лоб. — Черт, у меня уже голова раскалывается. Хотел бы я знать, какой псих подбирал музыку? Наверное, Хауэрд…

Вера оглядела танцующих.

— И зачем Бланш пускает в дом всех этих людей? Что за потребность такая?

— Потребность… потребность… потребность, — пробормотал Лэндон. — О, господи…

Он как бы снова повис между злостью и усталостью. Нечего было приходить в этот цирк. Эти электрические стоны и всхлипы… поди их выдержи, если ты к ним не приучен. А тут еще Вера со своим язычком — этот праведный кнут исполосовал ему всю душу. И все время тянет в груди. Этого только не хватало. А вдруг что-то серьезное? Может, Уолли Бил на обеде у Мейсонов, перед тем как отдать концы, чувствовал вот такое же растущее давление в груди? Или это лишь так называемая тахикардия? Где-то он о ней читал. Пропади они пропадом, эти популярные журналы. Что там написано, в этой статье, — серьезная штука тахикардия или нет? Предлагалось делать глубокие вдохи и думать о чем-то успокаивающем. Но откуда взять умиротворяющие мысли в этом хаосе? Как всегда вежливый, он сделал вид, что слушает Веру, а сам попробовал думать о Маргарет.

— …Теперь, когда мы вернулись в Торонто, — говорила Вера, — Джинни будет видеться с тобой чаще, и я хочу, чтобы ты обещал помочь мне. Ты знаешь, она ушла из Колумбийского университета. Это меня не очень волнует. Прошлой осенью ей было еще рано идти в колледж. Я пыталась ей это втолковать. К тому же в этом Колумбийском радикалов сверх всякой меры — меня такое не устраивает. Здесь ей будет гораздо лучше. Сейчас я хочу пристроить ее на работу — на любую, лишь бы она была несколько месяцев при деле, отвлеклась от всей этой политики. Я даже не против благотворительной деятельности — если у нее есть желание помочь ближнему. Наверное, в «Объединенном призыве» достаточно работы дли добровольцев.

— Надо полагать, что так.

Лэндон задержал дыхание, посчитал про себя десять секунд, пятнадцать. На тридцати он выдохнул, подумав при этом: наверное, тонущий умирает ужасной смертью. Бьешься в темной воде, а диковинные морские создания медленно проплывают мимо, им и невдомек, что ты борешься за жизнь; задерживаешь дыхание, и вот наступает последняя жуткая секунда, когда телу нужен воздух, но вместо него в легкие устремляются потоки воды. И человек захлебывается — вода не воздух. Между прочим, Вирджиния Вулф[64] утопилась, надев на шею камень. От этой тошнотворной мысли у Лэндона закружилась голова. А может, из-за воздуха в комнате. Он загустел от дыма, наполнился тяжелым и гнетущим пряным запахом.

— Осенью, — сказала Вера, — я хотела бы видеть ее в «Тринити». Я знаю, что ей там понравится. Я уже говорила об этом с Саймоном Эспеллом, он не видит никаких проблем. Оценки у нее хорошие…

Слушая вполуха, Лэндон продолжал глубоко дышать, хотя для человека, нуждающегося в кислороде, условия были далеки от идеальных. Все равно что бегать трусцой около автострады. Для сердца — то, что надо, для легочной системы — смерть…

— Так вот, Фред, я хочу, чтобы ты мне помог. Джинни тебя очень любит и, наверное, прислушается к твоему мнению. Более того, если мы для разнообразия выступим единым фронтом, она наверняка отнесется к этому серьезнее. О господи, ты что, не слушаешь меня? Почему ты корчишь рожи?

— Извини. Я слушаю… Я все время слушаю.

— Ну… Так ты поможешь?

— Разумеется, я сделаю все, чтобы помочь Джинни.

— Чтобы помочь Джинни, ты должен сейчас помочь мне, поверь.

Ну вот, опять тянет. Может, это железные обручи сжимаются вокруг его груди? Где-то он читал: таким способом средневековые церковники вытягивали признания у еретиков. Как называлась эта штука? Доминиканские браслеты! Еще один бесполезный факт. Но эти обручи вокруг его груди… может, они — порождение Вериной воли? Ее мощного напора? «Я знаю, что ей там понравится». Люди, подобные Вере, манипулируют жизнями других людей весьма уверенно. Отколь она, уверенность сия? Откуда они могут знать, что поступают правильно? И почему он не воспротивится, почему стоит как перегретый котел, который того и гляди взорвется? Апоплексический удар! Наверное, ему на роду написано как раз это. Вполне в его духе — гикнуться от чего-то именуемого таким старомодным и заплесневелым словом. Вера тогда скажет Джинни: твой отец жил чудной жизнью и умер чудной смертью. Все-таки надо выбраться отсюда, глотнуть свежего воздуха. Извинившись, он протолкался сквозь танцующих, вышел на кухню и открыл дверь, которая вела к черному ходу. Он медленно поднимался по деревянным ступеням, радуясь, что идет почти беззвучно. Да, старые дома — это вещь! Тут если уж стена, так стена.