Коллектив авторов - Польша и Россия в первой трети XIX века

• Название: Польша и Россия в первой трети XIX века
• Автор: Коллектив авторов
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-91674-087-5

В монографии впервые в российской и польской историографии комплексно исследуется история конституционного Королевства Польского 1815-1830 гг. в составе Российской империи. Рассмотрены основные тенденции экономического, общественного и политического развития польского государства, фундаментальные процессы трансформации польского общества первой трети XIX в. и его социальных и политических институтов во взаимодействии с соответствующими институтами Российской империи. Особое внимание уделено конституционному устройству Королевства, общественному движению и конспирации. Широко представлено развитие польской национальной культуры в эпоху, предшествовавшую восстанию 1830-1831 гг. Рассмотрены также проблемы взаимного восприятия и формирования национальных стереотипов поляков и россиян во взаимоотношениях общества России и Польши.

---

Прибывший на конгресс несколько позднее других представителей Ш.Талейран проявлял высокую активность в отстаивании интересов Франции. Французский министр привез с собой инструкции, им же самим составленные. В соответствии с ними необходимо было настаивать на том, что было бы выгодно для Франции: чтобы «конгресс был общим», чтобы на нем были представлены не только большие государства, но и малые страны, которые будут бороться за свое сохранение и тем самым препятствовать расширению территорий крупных государств263. Талейран отстаивал провозглашенный им «принцип легитимизма»: завоевание не дает никаких прав победителю, ни одной короной, ни одной территорией нельзя распоряжаться, пока ее законный обладатель от нее формально не отказался; он должен иметь своего представителя на конгрессе, и ему должны быть возвращены утраченные территории. Талейран выступал за «законные права королей» («божественное право»), против принципа «права народов»264.

Французский представитель считал, что Россия не хочет восстановления Польши при условии потери принадлежащих ей земель бывшей Речи Посполитой. А восстановить Польшу с тем, чтобы всецело отдать ее России, границы которой будут тогда доходить до Одера, означало, по мнению Талейрана, «создать для Европы опасность столь великую и столь близкую». Если Россия заявит о таком плане, заявлял он, то его исполнение необходимо будет остановить «силою оружия без колебаний» 265. К тому же Талейран был убежден, что Польша не готова к самостоятельному независимому существованию: даже если бы она и освободилась когда-либо от России, то снова попадет под иго, «ибо Польша, получив независимость, вместе с этим будет предана на жертву анархии. Величина страны исключает собственно так называемую аристократию, а монархия не может существовать там, где народ не имеет гражданской свободы, где шляхта имеет свободу политическую, или независимость, где царствует анархия». Он ставил вопрос: «Каким образом, восстанавливая Польшу, отнять политическую свободу у шляхты или дать гражданскую свободу народу?» и отвечал на него: «Последняя не может быть дана манифестом, законом. Гражданская свобода будет пустым словом, если народ, которому ее дают, не имеет независимых средств к существованию, собственности, промышленности, искусств, и этого всего ни манифест, ни закон создать не могут». Таким образом, государственно-политическое устройство страны связывалось с социальными и экономическими условиями. Поскольку, считал французский министр, передача всей Польши России привела бы к возникновению явной опасности для Европы, то «всего лучше оставить Польшу так, как она была после третьего раздела». И это тем более важно, полагал Талейран, что такое решение польского вопроса положило бы конец притязаниям Пруссии на Саксонию, потому что «Пруссия осмеливается требовать Саксонию только в предположении восстановления Польши» 266. Политическая интуиция и проницательность Талейрана позволяли ему делать верные исторические прогнозы: «Оставаясь разделенною, Польша не будет навсегда уничтожена. Не образуя более политического тела, поляки всегда будут составлять одно семейство. У них не будет одного общего отечества, но у них останется один общий язык, следовательно, между ними останется самая крепкая и самая долговечная связь. Под чуждым владычеством они достигнут зрелого возраста, до которого не могли достигнуть в десять веков независимости, и момент, в который они созреют, не будет далеко от момента их освобождения и сосредоточения около одного центра»267.

Талейран, так же как английский и австрийский уполномоченные, попытался оказать давление на российского императора, стремясь повлиять на его позицию в отношении Польши. Особое опасение у Франции вызывало возможное усиление Пруссии, что было связано с решением польского вопроса. 23 октября 1814 г. произошла довольно бурная сцена между Талейраном и Александром I, во время которой император вспылил и заявил французскому министру: «У меня в Варшавском Герцогстве двести тысяч человек; пусть попробуют выгнать меня оттуда. А Саксонию я отдал Пруссии, Австрия на это согласна»2б8.

Австрия продолжала политику дипломатических интриг. Меттерних, по указанию своего императора, направил прусскому канцлеру Гарденбергу ноту, в которой заявлялось: «Известно, что виды русского двора относительно Герцогства Варшавского совершенно противны смыслу трактатов» 1813 г. В ноте указывалось, что австрийский император настаивает на их исполнении, необходимом как Австрии, так и Пруссии для обеспечения их военных границ. Австрийский император просил прусского императора обратиться к российскому и напомнить об их общих правах. К ноте прилагался меморандум насчет будущей судьбы Княжества Варшавского, в котором, в частности, подчеркивалось, что «Австрия готова согласиться на восстановление этого королевства (Польши), свободного и независимого от всякого иностранного влияния в границах до первого раздела». Ясно понимая, что для России подобный вариант неприемлем, Меттерних предлагал иной: Австрия может пойти на определенные уступки – на восстановление «свободной и независимой Польши в пределах 1791 г.» Если же и этот вариант не устроит Александра I, то «Австрия готова согласиться на расширение русских границ до правого берега Вислы», при этом России достанется Варшава, Пруссии – Торн, а Висла будет свободна для судоходства России и Пруссии. Относительно политического устройства будущего польского государства декларировалось, что «Австрия, постоянно далекая от вмешательства во внутренние дела своих соседей, предоставит императору всероссийскому попечение дать своим польским провинциям такую форму управления, какую он сочтет полезною и приличною». Право дать название этому государству Австрия оставляла за российским императором: он может наименовать свои польские владения, «порознь или вместе со старыми польскими провинциями – Королевством Польским северным или восточным, а император австрийский получит право соединить свои польские провинции под названием Королевство Польское южное. Такое же право должно быть предоставлено и королю прусскому»269.

Следуя рекомендациям Меттерниха, Гарденберг имел продолжительную беседу с Александром I. В секретном меморандуме от 7 ноября он сообщал Каслри, что состоявшийся разговор «не привел ни к чему». Он сообщал ему о позиции Александра, заключавшейся в том, что, как заверял российский император, его войска оказали огромную услугу всей Европе и что сам он «ограничивается только мерами, которые обеспечивают спокойствие Европы» и дадут возможность «сдержать нацию опасную». Император мог бы дать гарантии в том, что «присоединит к новому королевству все русские провинции, бывшие прежде польскими, даст конституцию, которая отделит его от России, выведет из него все русские войска». Таким образом, из письма Гарденберга, направленного Каслри, следует, что в это время Александр предполагал объединить польские земли в крупном масштабе.

Высказанное Гарденбергом в ходе беседы мнение Меттерниха, считавшего, что линия Торн – Калиш – Ченстохова – Краков позволит России создать наступательный рубеж, Александр парировал тем, что «он готов обязаться никогда не укреплять Кракова». Гарденберг передал Александру I намеки Меттерниха на возможность уступок со стороны Австрии по политическим вопросам, если российский император пойдет на уступки в отношении границ. В письме английскому лорду Гарденберг высказывал собственные соображения относительно решения польского вопроса: «Чем более я об этом думаю, тем более убеждаюсь, что мы должны уступить насчет политического вопроса, потому что я здесь вижу гораздо большие выгоды, чем опасности для спокойствия Европы вообще и для соседей России в особенности. Сила России скорее ослабеет, чем увеличится, от этого нового Польского королевства, под скипетром одного с нею государя находящегося. Собственная Россия потеряет области очень значительные и плодородные. Соединенные с Герцогством Варшавским, они получат конституцию совершенно отличную и гораздо более либеральную, чем конституция [устройство. – Г. М.] империи. Поляки будут пользоваться привилегиями, каких нет у русских. Скоро дух двух наций станет в совершенной оппозиции, зависть между ними помешает единству. Император русский и вместе король польский будет гораздо менее страшен, чем государь империи Российской, присоединяющий к России большую часть Польши, которую у него не оспаривают как провинцию». «В моем уме, – писал Гарденберг лорду Каслри, – образовалось самое глубокое убеждение, что препятствуя императору восстановить Польшу под своим скипетром, мы работаем против нашего собственного интереса». Дальше Гарденберг прямо предлагал Каслри: «Так решим без дальнейших проволочек объявить императору, что […] мы согласились на восстановление Королевства Польского, отдельного от империи Российской, к которому он присоединит все русские провинции, прежде бывшие польскими, и даст особенную конституцию, если он только согласится на такое земельное распределение, которое нас удовлетворит, и если он нам гарантирует наши польские владения» (к Австрии должны были отойти Краков и Замойский округ, а к Пруссии – Торн и линия Варты)270.