Кристофер Сташефф - Чародеи [Побег. Чародей поневоле. Возвращение короля Кобольда]

• Название: Чародеи [Побег. Чародей поневоле. Возвращение короля Кобольда]
• Автор: Кристофер Сташефф
• Издательство: ЭЯ
• Жанр: Фэнтези
• Год: 1993
• ISBN: 5—85268—052—4

Без издательской аннотации. Три первых романа из знаменитого «Чародейского цикла» Кристофера Сташеффа.

---

— Просто мне не нравится все то, что следует за мною по воздуху, Том. Оно не всегда то, чем кажется.

Том нахмурился при этом загадочном заявлении. Род приложил приклад к плечу.

— Кроме того, последние четыре дня я делал в нее по одному выстрелу в день, это входит в привычку.

Арбалет загудел, и стрела вылетела вверх, но птица поднялась быстрее, чем стрела, — та пронеслась сквозь то место, где прежде была птица, поднялась еще на пятьдесят футов, достигла вершины своей траектории и начала падать. Птица, находившаяся пятьюдесятью футами выше, следила за ее падением.

Большой Том поднял бровь и дернул уголком рта.

— Ты никогда не попадешь в нее, мастер. Эта птица понимает назначение арбалета.

— И впрямь кажется, что понимает. — Род закинул арбалет за спину. — Что за страна с эльфами под каждым деревом и тенью следующим за тобой ястребом.

— То не ястреб, — возразил Большой Том. — То скопа.

Род покачал головой. — Она начала следовать за нами на второй день нашего пути. Что делать здесь птице, питающейся рыбой, так далеко от моря?

— Лично я не могу сказать. Ты, мастер, можешь, однако, спросить у нее.

— И я в самом деле не так уж удивился, если бы она ответила, — задумчиво произнес Род. — Ну ладно, она не причиняет нам никакого вреда, а у нас в данный момент есть проблемы поважнее. Мы приехали сюда, чтобы попасть в этот замок. Ты умеешь петь, Большой Том?

Том внимательно посмотрел на него. — Петь, мастер?

— Да, петь, или играть на волынке, или еще что-нибудь.

Том, нахмурившись, дернул себя за нижнюю губу. — Я могу издавать какие-то звуки на пастушьем рожке, и полумертвый обозначил бы это словом "музыка". Но что это за глупость, мастер?

— Глупость шута. — Род расстегнул седельную сумку и достал маленькую лютню. — Отныне мы — менестрели. Будем надеяться, что у обитателей утеса в настоящий момент дефицит по части музыки. — Он вынул из сумки автозаписывающий альт и отдал его Тому. — Я надеюсь, это достаточно похоже на твой пастуший рожок, чтобы вышло что-нибудь приличное.

— Да, мастер. Очень похоже, но…

— О, не беспокойся, они нас впустят, народ в такой-то дали от столицы вынужден пребывать вне цивилизации, они жаждут новостей и новых песен, а менестрели несут и то, и другое. Ты знаешь "Эддистоун Лайт"?

— Нет, мастер.

— Очень жаль, это всегда хорошо идет в припортовом городе. Ну, неважно, я могу научить тебя ей по дороге.

Они тронулись в путь, распевая с альтерациями, неизвестными ни в каких человеческих ладах и гаммах.

Скопа закричала и круто взмыла вверх.

— Принесли новости с севера? — нетерпеливо спросил часовой. И Род, вспомнив, что менестрели были ближайшим средневековым эквивалентом репортеров, ответил утвердительно.

Они с Томом стояли перед собранием из двадцати восьми вельмож, их жен и слуг всех возрастов, от хорошеньких служаночек лет четырнадцати до девяностолетнего графа Валлендери — все с одинаковым нетерпением, голодным блеском в глазах, а Род без единого обрывка новостей для сообщения им. Ну, неважно, он их выдумает по ходу дела. Он будет не первым репортером, совершившим подобный фокус.

Старый герцог Логайр закостенело сидел в центре общества, в большом дубовом кресле; он, кажется, не узнал Рода. Но Дюрер-то узнал. Он стоял, согнувшись над левым плечом Логайра, излучая взглядом ненависть к Роду. Но разоблачение Рода не принесло бы ему никакой, пользы, и он это знал.

Логайр все еще любил свою племянницу, хотя и был не в ладах с ней. Он принял бы Рода с почетом за то, что тот спас Катарине жизнь.

Именно Логайр огласил вопрос за всех своих вассалов, и Род, рассудив, что у герцога имелись очень личные причины жаждать услышать о Доме Хлодвига, ответил, что покамест на севере все тихо. О, разговоры ходят, и знаки Дома видели, но это были раз говоры, и только разговоры — пока. Затем они с Томом принялись с притопыванием исполнять "Эддистоун Лайт". С минуту собрание стояло в пораженном молчании, потом по лицам расползлись улыбки, а руки начали хлопать в ритме песни.

Получив такое поощрение, Большой Том набрал и громкость и темп, Род старался не отставать от него, одновременно сканируя лица зрителей. Старый герцог попытался глядеть строго и неодобрительно, без особого успеха, впрочем. Позади правого плеча старика стоял высокий молодой человек примерно того же возраста, что и Род. Пока он слушал песню, на губах у него появилась улыбка, а в глазах — блеск, сменив гримасу недовольства, жалости к себе и злости. Старший сын, догадался Род, с сонмом слабостей, на которых мог играть Дюрер. Было легко выделить вассальных лордов Логайра: все были богато одетыми и сопровождались даже более богато разодетыми жилистыми людьми — советниками, молодчиками Дюрера. Род испытывал странную уверенность, что все предложенное Дюрером будет поддержано всем югом, с одним несогласным — Логайром.

Но Логайр, конечно, имел на один голос больше, чем все вассальные лорды вместе взятые. Род вспомнил непрошеное обещание Логайра Катарине:

"Пока я жив, королеве не будет учинено никакого вреда…"

Пока я жив…

Представление имело буквально громовой эффект. Род сумел удержать его скорее на фривольном, чем на политическом уровне, идя по тонкой грани между рискованным и порнографическим. Зрителям это очень понравилось. Род решил, что немузыкальный слух был, должно быть, генетической доминантой на Грамарие. Он заметил также, что взоры всех служанок были прикованы к нему и Большому Тому, и он все еще пытался понять, почему. Однако это, кажется, не причиняло никакого вреда эго Большого Тома.

Время от времени один из советников задавал вопрос, от которого нельзя было отделаться, и когда Род отвечал слухами, что Дом Хлодвига поднимается против королевы, в их глазах вспыхивала бешеная радость. Это-то он, по крайней мере, понимал. В революции важно начать ее, контроль над ней всегда можно захватить позже. Пони мать-то он понимал, но теперь, по окончании пения, когда он шел на сеновал, временно предоставленный в его с Томом распоряжение, он все еще размышлял о выражении лиц служанок, когда они смотрели на Тома. Он был совершенно уверен, что сие что-то значило — он ожидал обнаружить полностью занятый сеновал к тому времени, когда прибудет туда, поскольку Большой Том пошел первым. Но такой взгляд не мог означать то же самое, когда относился к нему самому — если занятие менестреля не имело куда большего престижа, чем он ожидал. Поэтому, в общем и целом, он был скорее смущен, чем удивлен, когда одна из служанок перехватила его с чашей для пива.

— Мазь для пересохшего горла, мастер менестрель, — предложила она, с сияющим взором протягивая ему чашу.

Он посмотрел на нее уголком глаза и неохотно принял чашу: не было нужды в плохих манерах, не так ли?

— И, — тихонько произнесла она, когда он выпил, — тепло для вашей постели, если вам угодно.

Род поперхнулся, опустил чашу и прожег ее взглядом, потом быстро оглядел ее с ног до головы. Она была пышной, с высокими грудями и широким полногубым ртом — очень похожа на Гвендайлон в некоторых отношениях… Охваченный вдруг подозрением, Род посмотрел на нее внимательнее, но нет, наружные углы глаз у этой девушки смотрели вверх, и нос был прямым и длинным, а не курносым, кроме того глаза и волосы у нее были черными. Он криво улыбнулся, выпил то, что было в чаше, и вернул ее.

— Спасибо тебе, девушка, премного благодарен.

Показательно, что она обратилась к нему, а не к Большому Тому, подумал он. Том был, безусловно, более привлекательным образчиком мужчины, но Род явно был тем, кто обладал определенным статусом. Сука, как и все они, подумал он, ей наплевать, кто он, лишь бы его положение — то, чем он является — было выше, чем у нее.

— Спасибо тебе, — снова поблагодарил он. — Но я слишком долго был в дороге и едва не валюсь с ног от усталости.

Очень хорошая речь, подумал он. И на здоровье, пусть себе будет невысокого мнения о моей мужественности. По крайней мере, оставит меня в покое.

Служанка опустила глаза, закусив Губу:

— Как угодно, добрый мастер, — и повернулась прочь, оставив Рода пялиться ей вслед.

Ну, не потребовалось долго отвязываться. Если подумать, он был немножко унижен… но не было ли легкого намека на торжество в ее Глазах, искорки радости? Род продолжил свой путь, Гадая, не ступил ли он непредумышленно на страницы макиавеллиевского учебника. Дверь на сеновал, как и предполагал Род, была закрыта, приглушенный женский визг, а затем басовитый смех Тома еще больше подтвердили его догадки. Поэтому он философски пожал плечами, перекинул лютню через плечо и снова свернул на длинную винтовую лестницу. В любом случае он мог хорошо воспользоваться временем. Замок столь явно был построен параноиком, что наверняка должен иметь тайные ходы. Насвистывая, он фланировал по Главному коридору. Гранитные стены были выкрашены охрой, украшены то тут, то там доспехами и Гобеленами, некоторые из коих были огромными и тянулись от пола до потолка. Род старательно отметил в уме их местоположение. Они очень легко могли скрывать потайные двери. Главный коридор пересекали под прямым углом двенадцать коридоров поменьше. Когда он приблизился к седьмому, то заметил, что его шаги, кажется, приобрели эхо — очень любопытное эхо, делавшее два шага на каждый его. Он остановился посмотреть на Гобелен, эхо сделало еще два шага и тоже остановилось. Поглядев уголком Глаза, Род уловил мелькнувшее богато разодетое чучело, ему подумалось, что он узнал Дюрера, но по периферийному зрению судить было трудно.