Раймон Кено - Упражнения в стиле

• Название: Упражнения в стиле
• Автор: Раймон Кено
• Издательство: Симпозиум
• Жанр: Современная проза
• Год: 2001
• ISBN: 5-89091-130-9

УДК 82/89

ББК 84.4 Фр

К35

Перевод с французского

Составление и послесловие

Валерия Кислова

Комментарии

Ирины Волевич, Алины Поповой, Валерия Кислова

Художник

Михаил Занько

Кено, Раймон

Упражнения в стиле: Романы, рассказы и др. /

Пер. с франц.; Послесл. В. Кислова; Комм. И. Волевич, А. Поповой, В. Кислова.

— СПб.: «Симпозиум», 2001. — 618 с.

ISBN 5-89091-130-9

Раймон Кено (1903–1976) — один из крупнейших писателей Франции XX в., творчество которого развивалось под знаком предложенной им глубокой реформы французского языка. В настоящий том вошли программные произведения Кено, созданные после Второй мировой войны: не поддающиеся классификации «Упражнения в стиле» (1947), романы «Зази в метро» (1959) и «Голубые цветочки» (1965), а также рассказы, «Сказка на ваш вкус» и пьеса «Мимоходом».

Раймон Кено принадлежал я числу тех обыкновенных гениев, что умеют с поразительной виртуозностью сочетать в своем творчестве серьезное и несерьезное. Можно считать его великим выдумщиком, неистощимым по части изобретения литературных игр, специалистом по переводу «с французского на джойсовский». А можно — человеком, видевшим свою миссию в глубокой реформе французского языка и посвятившим этому делу всю жизнь. Один из крупнейших авторитетов в области ’патафизики, отец-основатель Цеха Потенциальной Литературы, Кено открыл перед изящной словесностью головокружительные перспективы. И произведения, собранные в этом томе, — лучшее тому свидетельство.

© Издательство «Симпозиум», 2001

© В. Кислов, составление, послесловие, 2001

© И. Волевич, А. Попова, В. Кислов, комментарии, 2001

© А. Миролюбова, перевод, 1988

© И. Волевич, перевод, 1994

© А. Захаревич, В. Кислов, Л. Цывьян, перевод, 2001

© М. Занько, оформление, 2001

® М. Занько & Издательство «Симпозиум»: серия «Ех Libris»,

промышленный образец. Патент РФ № 42170

---

— Минуточку, — сказал Зази, — мы о чем говорим — о мужчинах или о женщинах?

— В моем случае о женщинах, в твоем — о мужчинах.

— Тут даже и сравнивать нельзя, — сказала Зази.

— А знаешь, не так уж ты и неправа.

— Смешной вы, — сказала Зази. — Сами толком не понимаете, что думаете. Это, должно быть, утомительно. Потому вы так часто бываете серьезным, да?

Шарль соизволил улыбнуться.

— А я могла бы вам понравиться? — спросила Зази.

— Ты еще маленькая.

— Некоторые девочки выходят замуж в пятнадцать и даже в четырнадцать лет. Есть мужчины, которым это нравится.

— Ну, а я? Я понравился бы тебе?

— Ясное дело, нет, — простодушно ответила Зази.

Просмаковав сию основополагающую истину, Шарль вновь взял слово и высказался в следующем смысле:

— У тебя довольно странные мысли для твоего возраста.

— Правда, я даже сама удивляюсь, откуда они ко мне приходят.

— Вот этого я тебе не могу сказать.

— А вот почему люди говорят одно, а не другое?

— Ну, если не говорить то, что нужно сказать, люди не смогут понять друг друга.

— А вот вы, вы всегда говорите то, что нужно сказать, чтобы вас поняли?

— (жест).

— Но ведь вовсе не обязательно говорить то, что говоришь, можно сказать что-то другое.

— (жест).

— Да ответьте же, наконец!

— Ну, ты мне уже продолбала все мозги. И потом, это вовсе не вопросы.

— Нет, вопросы. Только вы не знаете, как на них ответить.

— Думаю, я еще не готов жениться, — задумчиво произнес Шарль.

— Знаете, — сказала Зази, — не все женщины задают такие вопросы, как я.

— Не все женщины! Это же надо... Не все женщины. Да ты еще малявка.

— Простите, у меня уже наступила половая зрелость.

— Прекрати. Давай без неприличностей.

— А чего тут неприличного? Это жизнь.

— Да уж, жизнь.

Дернув себя за ус, Шарль мрачно уставился на Сакре-Кер.

— Вы-то должны знать жизнь, — сказала Зази. — С вашей профессией, говорят, всякого навидаешься.

— С чего это ты взяла?

— Прочитала в «Воскресном сенмонтронце», классная газета, хоть и провинциальная, но в курсе всего: там и знаменитые любовные истории, и гороскопы — одним словом, все, так в ней писали, что шоферы такси навидались сенсуальности всякого рода и во всех аспектах. Начиная с клиенток, которые предлагают заплатить натурой. Вы часто с такими сталкивались?

— Прекрати.

— Вы только и знаете: прекрати, прекрати. Наверно, у вас комплекс подавленной сенсуальности.

— Как она мне осточертела.

— Да ладно вы, не злитесь, расскажите лучше про свои комплексы.

— Ну почему я должен все это выслушивать?

— Женщины, наверно, вас просто пугают, да?

— Все, я вниз. У меня уже голова кругом идет. И не от этого (жест). А от тебя.

Он удалился и через некоторое время находился уже всего на несколько метров выше уровня моря. Габриель сидел положив руки на широко расставленные колени и угрюмо ждал. Увидев Шарля без племянницы, он вскочил, и лицо его обрело зеленцевато-испуганный оттенок.

— Все-таки ты сделал это! — вскричал он.

— Тогда бы ты услыхал звук падения тела, — ответил Шарль и устало опустился рядом.

— Да это-то пустяки. Но оставить ее одну...

— Отловишь на выходе. Не улетит же она.

— Дело в том, что я даже не представляю, какие пакости она может подстроить мне, пока торчит там (вздох). Если б я только знал...

Шарль никак не прореагировал.

Габриель долго внимательно взирал на башню, потом завелся:

— Я вот все не могу понять, почему Париж изображают женщиной. При этакой-то торчащей штуковине. Ну, раньше, до того как ее построили, это еще куда ни шло. Но теперь... Это в точности как с женщинами, которые превращаются в мужчин от занятий спортом. В газетах печатали про такие случаи.

— (молчание).

— Что-то ты совсем языка лишился. О чем задумался?

И тут Шарль страдальчески взвыл, сжал голову руками и простонал:

— И он тоже... и он... — скорбно причитал он, — вечно про то же... вечно одна сенсуальность... на уме только одно... всегда... постоянно... отвратомерзость... гнилоразложение... Они все думают только об этом...

Габриель благоуспокоительно похлопал его по плечу.

— Похоже, ты не в себе, — сказал он. — Что с тобой стряслось?

— Эта твоя племянница... твоя блядская племянница...

— Эй, поосторожней! — вскричал Габриель, снимая руку с его плеча, дабы воздеть ее к небу. — Это все-таки моя племянница. Так что выбирай выражения, а то я так по твоей бабушке пройдусь.

Шарль в отчаянии махнул рукой, потом вдруг вскочил.

— Вот что, — заявил он, — я отваливаю. Не желаю больше видеть эту девчонку. Прощай.

И он устремился к своей колымаге.

Габриель понесся следом.

— А как мы домой доедем?

— В метро.

— Совсем чокнулся, — пробурчал Габриель, прекратив погоню.

Таксяра укатила.

Габриель, стоя столбом, пребывал в размышлении, а потом изрек нижеследующую речь:

— Небытие иль бытие, вот в чем вопрос[*]. А человек подъемлется, спускается, приходит, и уходит, и исчезает наконец. Его такси везет и мчит метро, но башне этой безразличен он и так же безразличен Пантеону. Париж — всего лишь сон[*], и Габриель — всего лишь сновиденье (но сколь прелестное), Зази — сон сновиденья (иль кошмара), и вся эта история тем более лишь сон во сне иль сновиденье в сновиденье, а может, даже бред, что на машинке настукивает идиот писатель (извиняюсь). А там, чуть далее, совсем недалеко — на площади Республики могилы (и сколько их!) тех парижан, что были, по лестницам то вверх, то вниз ходили, по улицам сновали[*], а потом исчезли наконец. Их акушерские щипцы в мир привели, их катафалк увез, а башня все ржавеет, ветшает Пантеон куда быстрей, чем кости истлевают мертвецов в заботами пропитанной земле сего немыслимого града. Но я — я жив, и это все, что знаю я, зане о таксимене, что упорхнул в своей раздолбанной машине, и о племяннице, которая сейчас подвешена в прослойке атмосферы на высоте трехсот примерно метров, о кроткой Марселине, что осталась хранить семейный наш очаг, не знаю ничего я, и незнанье могу я лишь вложить в размер александрин: они — как мертвые, коль я совсем один. Однако что я зрю над кумполами сих бесшляпных граждан, которые кольцом меня обстали?

Габриеля действительно окружали туристы, принявшие его за второго гида. Они смотрели в ту сторону, куда был направлен его взор.

— Что вы там видите? — спросил один из них, самый наблатыканный по части французского.

— Да, — поддержал его второй. — На что там нужно смотреть?

— Именно, — вступил третий. — Что мы должны увидеть?

— На ке смотреть? — подхватил четвертый. — На ке смотреть? На ке?

— На ке? — отвечал Габриель. — Ну, хотя бы (жест) на Зази, на мою племянницу Зази, которая вышла из башни и направляется к нам.

Застрекотали кинокамеры, туристы расступились и пропустили девочку. Каковая захихикала.

— Что, дядь, бешеный успех? — спросила Зази.

— Как видишь, — не без удовлетворения ответствовал Габриель.

Зази пожала плечами и оглядела публику. Однако не обнаружила Шарля и сразу это усекла.

— Он слинял, — пояснил Габриель.

— Почему?

— Потому что кончается на у.

— Потому что кончается на у — это не ответ.

— Ну хорошо, он слинял, потому что слинял.

— Была же какая-то причина.

— Ты же знаешь Шарля (жест).

— Не хочешь мне сказать?

— Ты знаешь не хуже меня почему.

Тут встрял какой-то турист:

— Male bonas horas collocamus si non dicis isti puellae the reason why this man Charles went away[15].

— Послушай, старина, — отвечал ему Габриель, — не совал бы ты нос в чужие штаны. She knows why and she bothers me quite a lot[16].

— Ну, ты даешь! — воскликнула Зази. — Теперь по-заграничному лепишь?

— Я не специально, — скромно потупив глаза, сказал Габриель.

— Most interesting[17], — объявил один из туристов.

Зази же вернулась к исходному пункту.

— Но я так и не узнала, почему Шарль свалил.

Габриель впал в нервное состояние.

— Потому что ты наговорила ему вещей, которых он не понимает. Которые не для его возраста.

— Дядь Габриель, а если я тебе скажу чего-нибудь, чего ты не поймешь, чего не для твоего возраста, ты что сделаешь?

— Ну, попробуй, — с опаской предложил Габриель.

— Например, — не отставала безжалостная Зази, — если я тебя спрошу, гормосенсуалист ты или нет и что это такое, это будет для твоего возраста?

— Most interesting, — сказал один турист (тот же, что и в прошлый раз).

— Бедный Шарль, — вздохнул Габриель.

— Так ты ответишь мне или нет? — закричала Зази. — Ты понимаешь это слово — гормосенсуалист?

— Само собой, — заорал Габриель. — Хочешь, чтоб я тебе нарисовал?