Карлос Оливейра - Современная португальская повесть

• Название: Современная португальская повесть
• Автор: Карлос Оливейра
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Современная проза
• Год: 1979

В сборник вошли повести пяти современных португальских писателей: Жозе Кардозо Пиреса «Дофин», Жозе Гомеса Феррейры «Вкус мглы», Мануэла да Фонсеки «Посеешь ветер…», Карлоса де Оливейры «Пчела под дождем», Урбано Тавареса Родригеса «Распад».

В повестях рассказывается о жизни разных социальных слоев португальского общества, их борьбе с фашизмом, участии в революции.

---

Я вдруг замечаю, что у людей — хвосты, как у обезьян, только носят они их с достоинством. Вот стоит на табурете служанка и протирает люстру, а хвостом смахивает пыль с безделушек на этажерке. Вот сплела хвосты влюбленная пара. Вот богатый коммерсант молча священнодействует за столиком кафе, а мальчишки голодной улицы, глядя ему в рот, радостно виляют хвостами.

Его превосходительство имярек, самый влиятельный, самый знатный и богатый, носит для шика три хвоста в подражание стиляге сатане. Бумажные змеи, вырвавшись из тени садовой ограды (есть еще клочки зелени в этом отсыревшем сонном городе) и пролетая мимо каменных масок на фасадах домов, треплют свои хвосты в щелях мироздания. О! А вдруг полицейские догадаются, что достаточно вовремя захлопнуть дверь, чтобы причинить боль! Словно удар тока в сладко дремлющее тело. Готические маски-барельефы осклабились, как на свадебном пиру.

Дремлет потемневший городок, обратив красные фасады к мосту. Я нащупываю сырые голубые простыни, обрамление ярких снов. Пролетаю в свободном падении тропосферу любви и попадаю куда-то между тоской и рассветом. Принять еще таблетку? Нет, мой гостеприимный город, нет. Ночь, утро, ветер в лицо и снова пламя без пожара, такое нежное, чистое, горит в каплях-слезах в ветровом стекле. Вперед по верному пути неизвестно куда!

* * *

Да, в этом лабиринте тротуаров, на которых засохшие плевки и человеческое семя приобрели голубой оттенок благородной крови, преобладающий на традиционно аляповатых почтовых открытках; среди воющих пещер, именуемых модными кафе, этих невольничих рынков, где царствуют вялые и небрежные рыцари пустословия, склоняющиеся с прогорклой соломинкой во рту над коктейлями «Монте-Карло» или «Бразилианка»; на этих рингах, где капитуляцию прикрывают бранными словами, на этом поле битвы, где распадаются люди и вещи, разлагаются на составные элементы в круговороте дней, не дающем всплесков, — здесь нахожусь и я, одна из жертв почти всеобщего распада.

Ему не подвержены те, кого травят злыми собаками на северной границе, кто гниет в замках-тюрьмах на океанском побережье, и те, кто сверкает, подобно молнии, не в речах или мечтах, а в делах сегодняшнего дня; те, кто твердой рукой держит, пока еще во тьме, лозунг «Победа или смерть!» в ожидании дня, когда его можно будет поднять над головой и либо победить, либо умереть.

И все-таки, пусть я захвачен распадом, пусть все мои маски сорваны с лица с мясом и мои усталые глаза, алчущие вотще, теперь уж не сияют любовью и нет в них надежды, которую можно было бы считать верной, но я все-таки выстоял и, несмотря ни на что, не сошел с избранного мною пути, хотя это путь половинчатый, без абсолютных идеалов, однако мне ничто не помешает смеяться, кричать, присоединяться к восстанию, когда придет час, влиться в хор и петь о крови, о зелени виноградников, о груди, что меня согревает, хотя бы на время, а от нее пахнет виноградом и молоком, началом новой жизни…

Вот почему, как бы я ни был смешон, я напишу в своем сердце красными чернилами, неровными, ломающимися буквами: «революция», как бы ни загнил мир вокруг меня и я сам, «революция, я стремлюсь к тебе, и обратно мне хода нет (по временам я, правда, останавливаюсь в недоумении), и больше всего на свете, больше, чем справедливость, любовь и само мое существование, я отчаянно люблю тебя, революция, и любовь эта не иссякнет…»

* * *

Городок производит приятное впечатление: здесь есть замок, вдохновенный и загадочный, собор с колоннами, похожими на пальмы, и несколько магазинов, где идет бойкая торговля…

Над тихой рекой, местной достопримечательностью, высятся дома, окна которых распахнуты для жизни (или, может быть, для сплетен), но есть и сонные дома с закрытыми, мертвыми окнами. Под рабочей одеждой и праздничным нарядом, даже под щебенкой мостовых город прячет свои секреты. Один из них я вам открою.

Отцы города решили заказать скульптору (известному, конечно) аллегорическую композицию, которая прославляла бы город и по возможности все, что в нем достойно внимания. Ваятель загорелся работой, и скоро под его резцом возникли фигуры нимф с нежными каменными грудями, затем — фигуры двух юношей, тоже обнаженных (вся группа, стало быть, в костюмах Адама и Евы), ибо так принято олицетворять источники и реки. Это были всего-навсего Лиж и Лена, чьи спокойные воды сливаются в черте города.

Однако один из местных олигархов, наиболее ученый, проницательный и дотошный, придирчиво осмотрев скульптурную группу, обнаружил, что у символа одного из царственных потоков некоторые срамные детали чуть больше, чем у древнегреческих статуй, а это уж никак не вязалось с нравами и обычаями города.

Пораженному создателю скульптурной группы было тут же предложено незамедлительно уменьшить размеры шокирующих деталей. Тот повиновался (заказ есть заказ), и мраморный юноша прикрылся изящным фиговым листком, который должен был символизировать благопристойность города.

Это было днем, где-нибудь между половиной третьего и тремя. Бревна лачуг еще сохраняли отупение серого рассвета. Теплый воздух был напоен влагой. Морские волны, тоже, наверное, теплые, выбрасывали на пляж полихлорвиниловые бутылки, гниющие водоросли и еще что-то дряблое и липкое, трудно поддающееся определению.

И тогда среди силуэтов, мелькавших на более высокой части пляжа, где укрывались в тени фигуры в бикини и пылающие от солнца физиономии, где люди-кенгуру играли в чехарду возле турника, я увидел продавщицу мороженого, которая, совмещая приятное с полезным, слушала «Всего лишь Мария». Здесь, на пляже, вокруг сковородки, на которой жарились сардины, а рядом стоял транзистор, уютно расположилась компания и… всего лишь слушала избитую душещипательную мелодраму.

Зачем человеку руки, если он только и делает, что уступает? И эти юноши с островов Зеленого Мыса, черные и худые, тоже слушают всего лишь… сладенькую болтовню о непротивлении злу.

А старик сторож (с гусиной кожей даже в жару), что караулит стоянку, где машины покрываются морской солью, разве он тоже не слушает ходульную дребедень о торжестве маленькой любви над жизненными невзгодами?!

Так было, так оно и есть…

«Алберто мне не нравится, — говорит дама, по виду — сентиментальная парикмахерша, которая делится с подругой восторгами по поводу мелодрамы. По радио всегда все интереснее, чем в книжке, верно? Жаль только, что это передают не по телевидению, вот было бы здорово!»

* * *

Сальвадор Альенде встретил смерть на своем посту. Пало под натиском военной хунты правительство народного единства. На город ринулись боевые самолеты, с чердаков вели огонь снайперы, горели заводы и фабрики, ударные полицейские отряды рыскали по улицам — повсюду тысячи и тысячи трупов. Героическое сопротивление народа будет скоро задушено… Пламя больших надежд залил фонтан крови, ударивший в небо над Сантьяго-де-Чили. У многих из нас остались в душе кровоточащие раны, которые упорно не заживают. Время зарубцует их. Жизнь течет, каждое мгновение приносит что-то новое. Окончательных побед и поражений не бывает.

Альенде ступил на путь бессмертия, стал яркой легендой. Обстоятельства его гибели точно не известны. Он действовал совсем не так, как Че Гевара, будучи столь же цельным и честным. Избрав путь законности и демократии, он с него не сошел. Возможно, Альенде и допустил какие-то стратегические ошибки, но его честь, его слово останутся для всех примером, а кровавые события послужат для нас политическим уроком. Как далеко смог бы продвинуться на избранном пути Альенде? Как далеко зайдут в ближайшем будущем те, кто стал у кормила власти в Чили, а также в Аргентине, Боливии или Уругвае?..

Может быть, те, что сегодня преследуют и казнят патриотов в Сантьяго и Вальпараисо, завтра сами будут свергнуты?

Среди людей доброй воли, поднявших негодующий голос во всем мире, — в Париже, Ватикане, Лондоне, Буэнос-Айресе, Лиме, Коста-Рике, — повсюду разнеслась весть: силы, оставшиеся верными конституционному правительству и погибшему президенту Сальвадору Альенде, чья благородная и добрая улыбка станет достоянием истории, — это силы организуются теперь в разных районах Чили для вооруженной партизанской борьбы против диктатуры.

Не разделят ли эти смелые патриоты участь тех, кто уже отдал жизнь, защищая демократию?

Сейчас еще трудно предсказать исход борьбы, но нет сомнений в том, что образ Сальвадора Альенде, увеличенный до гигантских размеров в призме стойкости и мужества его последних дней, долгие годы будет возвышаться над многострадальным Чили и над всей Латинской Америкой, борющейся за свободу.

Когда я пишу эти строки, в Сантьяго и Вальпараисо еще продолжается сопротивление. Я — здесь и в то же время там, в Чили. Я с теми, кто не сдается. С теми, в чьих сердцах звучит голос Альенде. С теми, кто ненавидит тиранию с жертвами белого террора, с теми, кто познал высокий и благородный смысл и попробовал на вкус каждый слог слова «свобода».