Виктор Савин - Юванко из Большого стойбища

• Название: Юванко из Большого стойбища
• Автор: Виктор Савин
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1975

Повести и рассказы открывают перед читателем удивительный мир уральской природы, знакомят с людьми этого края.

---

Бить-то били Колчака, но и сами теряли немало людей. С тех пор прошло много лет, забываться то время стало, а вот друга своего Епишку Туескова я забыть не могу. Как сейчас живой стоит перед глазами. Помню, как смеялся он надо мной попервости в разрезе, когда я на таратайке ездил, как в лапту играли, как за лосем вместе ходили и ночевали под елкой, как потом он к лесной избушке пришел и упал без памяти. Последний раз мы сидели с ним у партизанского костра на лесной поляне. Он еще мечтал:

— Эх, покурить бы! На одну бы хоть цигарку табачку достать.

С табаком-то очень плохо было, весь отряд страдал из-за курева. Я все же достал тогда Епишке японскую сигаретку, к командиру сбегал, выпросил. Курил Туесков, блаженствовал, дым кольцами пускал и говорил:

— Вот добьем буржуйскую гидру, заживем по-новому, и всего-всего у нас будет вдосталь.

Не дожил только до этого Епишка. Вскоре мы пошли в бой. Крепко бились с колчаковцами. Пули сыпались возле нас, как град на пыльную дорогу. Я-то уцелел, а вот Епифана не стало. Похоронил я его рядом с братской могилой. Сам яму вырыл. Положил его, засыпал землей, а сверху обложил дерном с желтенькими цветочками курослепа. Они очень походят на золото. Может, напомнят людям, что тут лежит парень с прииска Благодатного.

Раньше прииск наш назвали так, я думаю, в насмешку. А теперь он стал и в самом деле Благодатным. Богаче-то его есть ли, не знаю. А самое богатство пошло от Евмена. Еще в молодости он старательствовал, копался в старом, заброшенном шурфе. Отец ему сказывал, что тут где-то оборвалась, затерялась богатая золотая жила. Думал найти эту пропавшую жилу, но она ему никак не давалась. Он про нее и забыл потом.

При Советской-то власти, когда смели с русской земли всякую нечисть и стали строить новую жизнь, сам Ленин будто бы прислал на Благодатный письмо, телеграмму ли, только точно знаю, что просил рабочих добывать побольше золота. Дескать, золото нам дозарезу нужно для подъема страны, для блага всего народа. Евмен-то узнал про эту просьбу Ленина, пришел в контору и говорит:

— Слышьте-ка, возьмите лопаты и каёлки да пойдемте со мной. Покажу вам место. Если я несчастливый, так, может, Советская власть счастливее меня.

И повел. Дали ему старательскую артелку. Привел к старому, заброшенному шурфу, опустился в яму-то, ткнул рукой в стенку:

— Вот здесь копайте, попробуйте. А то вглубь надо податься. Где-то здесь должна быть жила. Отец Павла Селиверстовича разбогател когда-то около этого места. Видите кругом шурфы.

Ну, копнули раз, другой. С полметра или метр, наверно, уступ в стене сделали. Потом вбок пошли. И вдруг кирка лязгнула обо что-то твердое. Думали, камень. А вывернули — кусок золота весом с пуд. Сверху-то будто каменная губка, железо ржавое, а внутри — чистое золото. Блестит, искрится. Стали еще копать. И опять самородки, только эти поменьше. Будто кто-то нарочно вырыл желоб веревочкой и наложил в него рядком золотые куски. Всего-то тут без промывки породы набрали самородков пуда два. Вот ведь как!

Артелка-то сразу разбогатела с Евменом. Ну, а раз счастье было загадано на Советскую власть, то артелка на собрании из своего дохода выделила деньги на постройку школы, детских яслей да еще на самолет, под названием «Прииск Благодатный».

Школа, ясли и сейчас стоят. Ну, а самолет давно устарел. Теперь вон «Ту-104» над нами летают. А прииск наш теперь совсем не узнать. Будто город белокаменный стоит посреди тайги, под ясным небом, под солнышком. Ну чисто кусочек Москвы! И радиорупоры в нем есть, и цветы перед домами. А в каждом доме, поставленном на месте старых бараков да балагушек, водопроводы есть, паровое отопление, ванные комнаты.

А про себя скажу, я так и остался охотником. Хвастаться не стану, а на Выставке достижений народного хозяйства в Москве мне выдали золотую медаль. Кто-то там высчитал, что если собрать все шкурки добытых мною зверей — волков, рысей, лисиц, белок, кротов и прочих, — то ими можно застлать всю Красную площадь.

РАССКАЗЫ

ЕВСТИГНЕЙ ПОЛИКАРПОВИЧ

Работал я тогда в областной газете. Редактор вызвал меня в свой кабинет и говорит:

— Надо бы написать очерк о лучшем нашем охотнике. Давно начался сезон. Люди ушли на промысел в леса, в горы. Добывают и сдают кооперации птицу, пушнину. Это ваша тема. Займитесь-ка.

Ага, понятно. Нужно отыскать где-нибудь в районе самого маститого охотника. Так сказать, лесного богатыря. Описать его нелегкий, полный романтики, самоотверженный труд. Есть такое дело!

И вот я в одном из северных районов. Захожу в контору, называется она «Живзаготпушнина». Во дворе под навесом каменные кладовые, двери открыты. Заглядываю. В одном из помещений вижу — под потолком на отдельных шестах висят хвостами вниз шкуры волков, лисиц, рысей, куниц. А на широких полках, сложенные в стопки, лежат иссиня-серые беличьи шубки, белоснежные, с черными кисточками на хвостах шкурки горностаев.

— Вы кладовщик? — спрашиваю коренастого краснощекого мужчину в полушубке, разбиравшего сваленные в кучу на полу охотничьи трофеи.

— Да, кладовщик, меховщик, — отвечает. — А вы, собственно, по какому делу?

Я назвался и говорю:

— Скажите, пожалуйста, кто из местных охотников сдал государству больше всего пушнины?

— О, у нас есть замечательные мастера своего дела! — оживился меховщик. — Вот, например, Евстигней Поликарпович Шомполов. Потомственный промысловик. Больше его у нас никто не добывает птицы и зверя. В Москве на сельскохозяйственной выставке ему присуждена медаль.

— Шомполов, говорите? Сейчас я запишу его фамилию.

— Да, да, Шомполов. Евстигней Поликарпович.

— А как его найти? Где он живет?

— Найти очень просто. Идите к райисполкому, там спросите Шомполовых, каждый укажет. Пятистенный дом, голубые ставни и наличники, а над коньком крыши — большой алюминиевый флюгер. Когда в селе у нас еще не было электроэнергии, так Евстигней Поликарпович через этот флюгер добывал энергию для электролампочки и радиоприемника. Свет-то от ГРЭС дали в позапрошлом году.

Шел я по селу и думал об этом Шомполове. Какой он из себя? Наверно, уже не молодой и не очень старый. Чтобы за волками ходить, за медведями, надо обладать крепкими, здоровыми нервами. Подумать только, за один прошлый год человек добыл двенадцать волков, медведя, тридцать лисиц, сколько-то куниц, горностаев, больше пяти тысяч кротов, а глухарей, тетеревов — этих и не считают… Застану ли его дома? Такие на печке не лежат. Потом, таких людей не скоро заставишь разговориться. Будет сидеть с тобой и молчать, пощипывая дремучую бороду. Знаю я этих лесных богатырей! Мало чем отличаются от медведей. Да оно и неудивительно. Неделями живут в лесу, в задымленных избушках, словом перекинуться не с кем. Кругом тайга, глушь, безмолвие. Откуда тут быть разговорчивым? Человек волей-неволей становится нелюдимым.

Перед воротами дома Шомполовых остановился в нерешительности. Надо, наверно, постучать в окно, а то войдешь во двор, а там собаки. Да и ни шнурка, ни щеколды не видно у ворот. Значит, без стука не входи. Постоял, потоптался, наступил на какую-то дощечку у подворотни. Дощечка качнулась, и ворота вдруг сами по себе открылись.

Вот так штука! Механика какая-то!

Вошел во двор, огляделся. Никаких признаков собак. Выходит, Евстигней Поликарпович в лесу и собаки с ним, иначе подняли бы гвалт. Досадно, что придется «загорать» тут в ожидании возвращения охотника с промысла.

Миновав дощатые сени и переступив порог дома, очутился в большой, светлой комнате. Над головой полати, слева русская печь, вдоль передней стены у окон крашеная лавка, стол, накрытый синей клеенкой. У шестка что-то делает пожилая женщина, а за столом сидит белобрысый, чуть курносый, узкоплечий паренек с челкой. Ясно, ученик пятого или шестого класса. Перед ним тарелка с ароматными щами и горка хлеба ломтями. Видимо, пришел из школы и обедает. Я поздоровался и обращаюсь к женщине:

— Евстигней Поликарпович, вероятно, в лесу, на охоте?

— Нет, дома, — отвечает, разглядывая меня.

— Мне бы увидеть его.

— А вот он, за столом.

Подросток вдруг вспыхнул, покраснел. Мочки ушей налились и светятся, словно ягодки переспевшей малины. Отложив ложку, он встал, смутился и, одергивая рубаху-косоворотку, сказал:

— Вот он я, Шомполов.

С Евстигнеем Поликарповичем мы быстро познакомились. Он увел в горницу, похожую на сад, с горшочными цветами. Сел рядом со мной и не знал, куда девать большие, широкие руки. Да, это был он. Знаменитый охотник. Только сам он никак не хотел признавать этого.

— Ну какой я охотник! — протестовал он. — Помаленьку промышляю. Отец занимался этим делом. Ну и я… Отец на фронте погиб. Мать в колхозе, свинарка. Мне надо чем-то заниматься в свободное после уроков время, вот я и добываю птиц, зверей.