Мирослав Попович - Кровавый век

• Название: Кровавый век
• Автор: Мирослав Попович
• Жанр: Культурология
• Год: 2015
• ISBN: 978-966-03-7263-4

Книга «Кровавый век» посвящена ключевым событиям XX столетия, начиная с Первой мировой войны и заканчивая концом так называемой «холодной войны». Автор, более известный своими публикациями по логике и методологии науки, теории и истории культуры, стремился использовать результаты исследовательской работы историков и культурологов для того, чтобы понять смысл исторических событий, трагизм судеб мировой цивилизации, взглянуть на ход истории и ее интерпретации с философской позиции. Оценка смысла или понимание истории, по глубокому убеждению автора, может быть не только вкусовой, субъективной и потому неубедительной, но также обоснованной и доказательной, как и в естествознании. Обращение к беспристрастному рациональному исследованию не обязательно означает релятивизм, потерю гуманистических исходных позиций и понимание человеческой жизнедеятельности как «вещи среди вещей». Более того, последовательно объективный подход к историческому процессу позволяет увидеть трагизм эпохи и оценить героизм человека, способного защитить высокие ценности.

---

В оценках Петлюры особенно беспощаден Винниченко. В «Возрождении нации», книге, писавшейся, когда еще продолжалась война, Винниченко соглашался с оценками деятельности Петлюры социал-демократической фракцией Центральной Рады, которая в конечном итоге заменила его на должности Генерального секретаря военных дел Николаем Поршем: «Ему было поставлено в вину и его любовь к парадам, страсть к внешним эффектам, его неспособность к организационной работе, его невежество в военных делах, его суетливость и самореклама».[224] Те же оценки Винниченко повторил незадолго до смерти в своем «Завещании борцам за освобождение». В оценках Петлюры у Винниченко слышится, можно сказать, ненависть и презрение, по его мнению, к посредственному и беспринципному амбициозному демагогу, серенькому бухгалтеру, которого случай вынес на первую роль в национальной революции.

Н. В. Порш

Близкие оценки давали и враги Петлюры из другого политического лагеря. Упоминавшийся выше литератор М. Н. Могилянский, который хорошо знал российскую и украинскую элиту, писал о нем: «Симон Петлюра – трагический символ современной Украины, значительно более (чем Винниченко. – М. П.) национальный; это упрямый «хохол», несколько тупой, хитрый, недоумок и самоучка, но человек с настойчивостью, характером и огромным честолюбием, отравленный ядом власти, которая случайно свалилась ему в руки. Не теоретик и не мыслитель – он умеет лишь организовать и действовать. Черты гайдаматчины живы в нем, и немцы знали, кто им может понадобиться в соответствующий момент, потому что Петлюра искусно ориентируется в тяжелых положениях, умеет влиять на людей и организовать их».[225]

Из противоположных оценок убедительнее всего звучат строки из дневника С. Ефремова, написанные им после убийства Петлюры: «Петлюру знал я, вероятно, с 1905 г. Поближе присмотрелся к нему с 1907-го, когда он был за секретаря в «Раде». И более близкое знакомство было не в его пользу. Много было в нем тогда эсдеческого духу – хвастливости, доктринерства и несерьезности. Были и неприятные штучки, за которые пришлось ему отказать от секретарства в «Раде». Потом затеял он бессмысленный поход против Садовского в «Слове», и мне пришлось вступить в эту полемику. Затем он исчез – в Москву. Когда я встретился с ним там уже в 1912 г. в редакции «Украинской жизни» – я не узнал прежнего Симона: вырос, остепенился, развился, бросил свои прежние выходки. В Центральной Раде в 1917–1918 гг. он был одним из наиболее вдумчивых и рассудительных политиков. С тех пор, как он оказался в Директории, я с ним мало встречался, но каждый раз он производил хорошее впечатление. Люди, работавшие в последние, самые тяжелые для страны времена, говорят, что это был настоящий государственный муж с умением обращаться с людьми, выходить из положения в затруднительных обстоятельствах, подбодрить во время боя, проявить личную смелость, которая так очаровывает простых людей. Во всяком случае одно верно: это был единственно бесспорно честный человек из всех, кого революция вынесла на поверхность жизни».[226]

Трудно судить сегодня о способностях Петлюры, о мере его одаренности, оригинальности его решений как Верховного главнокомандующего («Главного Атамана») армии УНР и единоличного руководителя государства. Неточно было бы даже сказать «диктатора». Петлюра не имел такого революционного авторитета и темперамента, как Винниченко, тем более, не был таким беспрекословным вождем, как Пилсудский. В частности, не любили Петлюру галичане. Когда после свержения гетмана обсуждались перспективы организации власти, Коновалец предложил стать диктатором Винниченко; тот отказался. Офицеры Старшинского совета предлагали Директории такой триумвират: Петлюра, Коновалец, Мельник. Тогда фактическим диктатором был бы Коновалец, и это не прошло. Наконец военные решили, что пусть уж все остается, как есть.

С. В. Петлюра

Оказавшись после Винниченко во главе Директории, Петлюра не имел крепкой опоры ни среди политиков, ни среди военных. В ходе войны Главный Атаман то шел на компромиссы с разными самостоятельными вожаками – Волахом, Стрюком, Оскилком, Болбачаном, Семусенко, Мордалевичем и другими, – то боролся с их мятежами, и некоторых, наиболее непокорных, если ему удавалось, даже расстреливал. Самые радикальные элементы критиковали Петлюру за нерешительность и требовали диктатуры. Петлюра не осмеливался на прямые преследования непослушных старшин и скорее действовал скрыто, полагаясь на спецслужбы, организатором и руководителем которых был начальник его личной охраны и контрразведки Николай Чеботарев.

Через своих людей Петлюра пытался держать под контролем и оперативное руководство армией. Атаман Юрий Тютюнник позже писал: «…Петлюра тайно от меня начал вести повстанческую политику на Украине… Его посланцы, идя на Украину, все делали вопреки директивам Штаба, хотя их подписывал он же. Преимущественно Петлюра использовал с этой целью людей, чья уголовно преступная деятельность была уже доказана Штабом… Эти люди, попав на Украину, воевали друг с другом. Они устраивали провокации и вообще своим поведением оправдывали данное им прозвище “бандиты”».[227] Даже с учетом того, что писалось это уже под контролем чекистов, слова Тютюнника отображают атмосферу в военном руководстве.

Невзирая на предельную противоречивость воспоминаний и оценок, сквозь сумерки десятилетий из разных пустяков можно все же реконструировать и глубинные убеждения, и черты личности Симона Васильевича Петлюры.

Сын полтавских мещан казацкого рода, рано вовлеченный в политику, способный, но без систематического образования, Петлюра кажется слабым журналистом; стиль его перегружен возвышенными романтичными штампами, каких-либо находок мысли или пера мы в его текстах не встретим. И все же за всем им написанным и сделанным видится, можно думать, личность цельная и сильная.

Петлюра был одногодком Сталина и имел такое же образование – незаконченную духовную семинарию. В отличие от Джугашвили, который после семинарии служил не по призванию – в обсерватории – короткое время и без всякого удовольствия, Петлюра после исключения работал в кубанских архивах под руководством историка Щербины и проявил способности к историческому исследованию.

В психологическом облике Симона Петлюры наблюдается определенный крен в сторону эгоцентризма, особенно в сторону власти над людьми и событиями. Или, может, он был травмирован неожиданной властью и исторической миссией. Эгоцентризм не тождественен эгоизму; может, такой эгоцентрик поделился бы последним куском хлеба, но не толикой власти. Отсюда и слабое ощущение реальности, что при упрямстве Петлюры находило проявление, в частности, в неоправданном оптимизме; отсюда же, возможно, и влеченье к частому в его риторике жестокому образу крови и жертвы. Человек практически находчивый и умный, Петлюра в оценке ситуации в целом часто выдавал себе самому желаемое за действительное.

Такой комплекс, в конечном итоге, вообще очень типичен для политика. Если сравнить Петлюру с его непримиримым критиком Винниченко, то здесь важна политическая ориентация, а не личные амбиции и намерения.

Идея, которой поглощен Петлюра до конца, – идея украинской национальной государственности. Ей подчинены все его политические программы, и в этом понимании слова его можно назвать националистом. Он противопоставляет себя сторонникам «безличного интернационализма»: «их сердце никого не любит: дух их не горит пламенем любви и добра ближайшему другу – народу своему, дух их не может охватить любовью и дальних друзей, которые неспособны полюбить ближних». «Лишь любовь к собственному народу является источником всемирного братства. Любовь к собственному народу учит любить и других».[228] Мы видим здесь традиционную позицию «не любишь этнически близких – не полюбишь чужих», которую, в частности, ярко выразили в русском патриотизме Достоевский, в еврейском – Жаботинский.

Свой патриотизм Петлюра выразительно противопоставил идеологиям, которые на первый план выносят социальные цели: «Слепыми является те люди, которые думают, что патриотизм может быть классовым или групповым. Классовые и групповые стремления являются вредными для блага целого народа, потому что вносят некую ущербность в единство стремлений и сеют несогласие между одиночными частями народа или делят народ на отдельные группы».[229] Следовательно, исходный пункт всей стратегии Петлюри – национальная солидарность. Отсюда непримиримость между Петлюрой и Винниченко или Шаповалом.

Нужно сказать, что Петлюра не был агрессивным ксенофобом, в частности, не был и антисемитом, о чем свидетельствуют многочисленные опубликованные материалы; однако невозможно представить Петлюру женатым на еврейке, как Винниченко. Для Петлюры человек был в первую очередь представителем национального сообщества, а затем уже хорошим или злым, союзником или противником; и он готов был дружить – и убежден был, что дружил – с еврейством как обществом. Свое видение соотношения индивида и нации он формулирует выразительно: «Вслед за девятнадцатым веком, веком развития индивидуальности, идет век национальности, национальной индивидуальности, которая должна развить все свои благородные силы и приблизить время всемирного равенства и братства».[230] Не личность, а нация является субъектом и исторической индивидуальностью – эту романтическую философию XIX ст. Петлюра считает философией будущего.