Е. Хамар-Дабанов - Проделки на Кавказе

• Название: Проделки на Кавказе
• Автор: Е. Хамар-Дабанов
• Издательство: Ставропольское книжное издательство
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1986

Хамар-Дабанов Е. Проделки на Кавказе: Роман.— Ставрополь: Кн.изд-во, 1986.—256 с В пер.: цена 1 р. 30 к. 50 000 экз.

Роман-памфлет «Проделки на Кавказе» был опубликован в 1844 году и с тех пор не переиздавался. Почти весь тираж по распоряжению на­чальника штаба Отдельного корпуса жандармов Л. В. Дубельта был изъят из продажи и уничтожен. Но несколько экземпляров сохранилось до наших дней.

Хамар-Дабанов — псевдоним Е. П. Лачиновой, жены генерала Н. Е. Ла­чинова, служившего в Кавказском отдельном корпусе. Описываемые события происходят в годы покорения Кавказа и присоединения его к России.

---

** Черкесы употребляют с мясом не сухую соль, а растертую и раз­веденную в мясном бульоне — это называется туэлою. Чесночная тузла делается растиранием сухой соли с чесночными зубками, потом она об­дается бульоном. Накрошенное мясо берется ложкою или пальцами, обмакивается в тузлу и съедается.

*** Пилав варится из сарачинского пшена и обдается маслом. Искус­ство делать пилав состоит в том, чтобы зерна не были полусыры, а между тем рассыпались.

*** Щишлык — небольшими кусками нарезанная баранина и жа­ренная на вертеле. При жареньи она беспрерывно обдается тузлою.

***** Из черкесов чеченцы преимущественно едят конину. ****** Черкесы пьют за обедом либо воду, либо ариан — квашеное молоко, разведенное водою; иногда бал-бузу — кислое питъе, сделан­ное из просяной муки, в которое кладут хмель.

******* Одно из великих преимуществ туземцев, потому что в распрях все родственники вооружаются в пользу родного против личного врага его.

Когда генерал-лей­тенант Вельяминов в 1825 году ходил за Белую речку, Дунакай был главным предводителем шайки, напавшей на князя Бековича, или, по-туземному, Тем-Бота*, причем как рус­ские, так и горцы оказали необычайные примеры мужества. Тут Дунакай приобрел большую славу и сделался известным в народе. Вскоре после того он передался русским, но пе­редался добросовестно, и следственно, не мог увеличить сво­ей бранной славы. Он снискал себе другую: заслужив до­верие земляков своим умом, беспристрастием и умеренно­стью. Дунакай сделался необходимым, еще в молодых летах, для частных и народных шериатов. Поэтому-то вла­детельный князь избрал его аталыком** для своего сына Шерет-Лука. К несчастью, воспитание последнего не удалось: из него вышел злодей, честолюбец и верс&юмец. Окончив воспитание Шерет-Лука, Дунакай отправился на поклонение гробу пророка в Мекку. В это время вос­питанник его опозорил себя разными делами. Три года то­му назад, возвратясь хаДжием***, он стал вести тихую и скромную жизнь, никуда почти не ездил, хотя изредка бы­вал у полковника здешнего полка, не вмешивался ни в на­родные, ни в частные дела, взял к себе муллу, учился у него грамоте и арабскому языку, читал вместе с ним Ко­ран. Кордонный начальник присылал иногда пенять ему за то, что Дунакай не бывает у него, но хаджи всегда от­вечал: за делом — поеду, без дела мне там делать нечего. Дунакаю теперь лет за шестьдесят. С той поры, как поми­рился с русскими, он никогда не изменял им, а напротив, всегда склонял единоземцев к миру и подданству, нередко удерживая их от измены.

Неизвестно мне,—сказал Али-Карсис,—какие при­чины заставили его бежать,, но знаю только что он очень об этом сожалеет, хотя везде может сыскать себе радуш­ный приют.

* Генерал-майор Бековнч-Черкасский был владетельный князь малой Кабарды и умер на службе царской в 1832 году от болезни в цвете лет. Он был отличный предводитель войск, храбрый генерал, умный, бес­корыстный и благороднейший человек. Его смерть была немалою по­терею для кавказских военных дел, и доселе о нем вспоминают с со­жалением.

**Аталык—-воспитатель. Черкесы отдают своих сыновей на воспи­тание людям, пользующимся всеобщим уважением, отцу позорно видеть малолетнего сына своего. Если бы владетель вздумал держать у себя сына или выбрал для него недостойного аталыка, то всеобщий ропот принудил бы его покориться народному обычаю или изменить свой вы­бор.

*** Кто был на поклонении в Мекке, тот получает право обертывать шапку белою чалмой и называться хаджием: название очень уважае­мое единоверцами. Нередко они носят четки, в доказательство строго набожной жизни, сопряженной со многими лишениями.

Его имя в горах везде известно и в большом уважении.

— Ужасно покинуть родное пепелище и искать убежи­ща на чужбине!— молвил Александр, обращаясь к отцу Иову, вздыхая.

Пшемаф продолжал переводить слова разбойника.

Слух о побеге Дунакая и о появлении его в одной де­ревне около Белой речк^ быстро распространился в горах. Общее любопытство было возбуждено этим, но, как выше сказано, хаджи не хотел до времени никого видеть.

Александр спросил, не намерен ли Али-Карсис быть при появлении Дунакая перед народом, и, получив утверди­тельный ответ, просил его рассказать после, что там будет происходить. Карамзада обещал.

Заговорили о том, о сем, между прочим, коснулись и до военных дел. Разбойник хвалил мужество Пшемафа, рас­порядительность и хладнокровие старика полковника, го­ворил о личной храбрости кордонного начальника, сравни­вая его с чертом. Если отряду худо, заметил Али-Карсис,— кордонный сам никогда не виноват: все промахи делают окружающие. Об Александре он молчал. Будучи у него в гостях, он опасался, чтобы всякая похвала не была приня­та как лесть; зато он превозносил солдат, казаков и каза­чью артиллерию. Карамзада рассказал между прочим, что в 18** году, когда генерал*** ходил за Белую и половодье сделало переправу невозможною, войско отступало в бес­порядке. Черкесы, надеясь разобрать весь отряд по рукам, заняли береговые леса, где генерал, из первых переплыв­ших реку, был ранен. Горцы уже радовались верному ус­пеху; но как изумились они, когда увидели, что казаки, по­садив солдат на своих лошадей, выплывали вместе с ними на противный берег, несмотря на быстроту воды, на опас­ности и на неприятельский огонь. Удивление их возросло еще более, когда казаки, подхватя на лямки покинутую пушку, у которой выносные лошади были убиты, пустили своих коней вплавь и таким образом, волоча но руслу ре­ки орудие, перевезли его на себе.

Вся ночь прошла в разговорах. На утренней заре раз­бойник отправился с товарищами за Кубань. Пшемаф вы­просил позволение отлучиться на двое суток из полка и поехал с ним.

Проехав верст двадцать по ровной степи, путешествен­ники спустились в скрытую балку, заросшую высоким густым камышом. Пшемаф держал коня по следу Али-Кар сиса; все прочие въехали в камыши с разных сторон, что­бы не оставить после себя заметных следов. Тут приветст­вовали их человек пятьдесят, валявшиеся беспечно там и сям на разостланных бурках; лошади их в разных местах кормились накошенною сухою травою. Али-Карсис слез с коня. Первый вопрос его был: есть ли добыча? Ему отве­чали отрицательно. Разбойник нахмурился и спросил: «По­чему же нет сена?» Посланные за ним е!це не возврати­лись — путь был далек.

Разбойники опасались, что, промышляя корм для ко­ней в окрестностях, могут родить подозрение в жителях. Никто не спросил о Пшемафе, никто не вымолвил о нем полуслова — таковы скромные обычаи черкесов. Они счи­тают непозволительным расспрашивать о госте или доку­чать самому ему вопросами. Не лишнее было бы, если б некоторые просвещенные особы переняли эту похвальную скромность у дикарей... Разбойнику постлали бурку. Он тотчас лег на нее, сняв с плеч винтовку. Пшемаф после­довал его примеру. Вскоре привезли сена. Али-Карсис встал и, отозвав в сторону одного из товарищей*, говорил с ним довольно долго. Потом он послал на сторожевые курганы узнать, не видно ли чего-нибудь вдали, и в услов­ных знаках получил ответ, что все кругом спокойно. Тогда один из разбойников, с которым объяснялся Али-Карсис, сел на лихого коня и скрылся из виду. Весь стан был по­гружен в сон, когда часа через два со сторожевого курга­на прибежал человек и, разбудив карамзаду, объявил, что со стороны Кубани, еще очень далеко, видно пятеро ска­чущих всадников. В один миг лошади.были разобраны, люди вооружены — все готово к бою. Немного спустя дали знать, что виденные всадники скрылись в балке. Еще че­рез несколько времени с того же кургана опять пришли сказать, что вдали видится партия казаков, чрезвычайно растянутая, едущая, полагать должно, в погоню. Впрочем, она направлялась в противную сторону от скрывшихся пя­ти верховых; быть может, казаки потеряли из виду пре­следуемых. С час после этого все скрылось. Али-Карсис назначил тогда шесть человек, приказав им взять провод­ником сторожевого, который видел скрывшихся в балке пять всадников, и ехать отыскать этих последних, с тем, чтоб — если они принадлежат их шайке — направить сюда, если же отделились от другой какой-либо - оставить, ра­зузнав, откуда и кто они.

* У черкесов все, находящиеся при ком бы то ни было в походе, называются его товарищами.

Посланцы вскоре возвратились, сопровождаемые пятью верховыми, которые везли трех пленных детей с завязан­ными глазами: двое из них были мальчики, одна девочка. Али-Карсис просил Пшемафа узнать от детей: кто они, а сам отошел в сторону с одним из пяти приезжих. Это был абрек* шайки нашего карамзады, человек лет за пятьде­сят, с несколькими шрамами на лице, хромавший на одну ногу. Отвагою и предприимчивостью он вполне заслужи­вал звание, которое носил. Истый абрек, он был отреченник от всего земного, не исключая жизни, которою не до­рожил нисколько. В грабежах и сечах он всегда был впе­реди всех и постоянно, все шесть лет, как принял название абрека, изумлял товарищей безумной храбростью.