Е. Хамар-Дабанов - Проделки на Кавказе

• Название: Проделки на Кавказе
• Автор: Е. Хамар-Дабанов
• Издательство: Ставропольское книжное издательство
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1986

Хамар-Дабанов Е. Проделки на Кавказе: Роман.— Ставрополь: Кн.изд-во, 1986.—256 с В пер.: цена 1 р. 30 к. 50 000 экз.

Роман-памфлет «Проделки на Кавказе» был опубликован в 1844 году и с тех пор не переиздавался. Почти весь тираж по распоряжению на­чальника штаба Отдельного корпуса жандармов Л. В. Дубельта был изъят из продажи и уничтожен. Но несколько экземпляров сохранилось до наших дней.

Хамар-Дабанов — псевдоним Е. П. Лачиновой, жены генерала Н. Е. Ла­чинова, служившего в Кавказском отдельном корпусе. Описываемые события происходят в годы покорения Кавказа и присоединения его к России.

---

Пока Али-Карсис беседовал с ним, Пшемаф узнал от детей, что все они были из станицы ***ского полка. Один из них, сын мельника, ночевал с отцом на байдачной мель­нице**, вопреки правилам, существующим по кордону. Они не пошли на сборную мельницу***, потому что отец его, пропив ружье свое в кабаке, боялся приказного, кото­рый мог потащить его к станичному начальнику****. Бед­няк думал, кроме того, предостеречь мельницу от порчи***** в полноводие. Перед светом пробрались к ним в мельницу хищники и, напав на отца, который не сдавался, прикололи его кинжалом, а мальчика потащили за собою. Выходя из мельницы, они увидели на возах двух спящих детей, стороживших хлеб, бывший на первой очереди******, и взяли их также в плен. Мальчик прибавил, что хищники, переправившись чрез Кубань на бурдюках*******, ехали тихо и что вдруг, когда прискакал один из них, отставший сзади, и сказал что-то товарищам, все они пустились вскачь.

* Абрек — т. е. обрекший себя временно на все опасности, отказав­шийся от родных и друзей,—словом, от всех земных связей и наслаж­дений.

** У казаков по Кубани все плывучие мельницы на лодках, называ­ющихся у них байдаками.

*** Для безопасности назначается мельница, куда должны сходиться на ночь все люди, работающие на прочих; все, исключая азиатцев, дол­жны быть вооружены.

**** На линии все служащие казаки подчинены сотенному начальнику; все не служащие и прочие обыватели подчиняются станичному началь­нику, который может быть от простого казака до штаб-офицера.

***** Вода в Кубани вдруг прибывает и вдруг убывает, смотря по по­годе в горах. В полноводие она становится несравненно быстрее.

******На байдачных мельницах, как и на прочих, хлеб мелется поочередно.

******* Кожи, снятые целиком с телят и выделанные особым образом: все отверстия наглухо заделываются, исключая одной ноги, в которую вду­вают воздух, как в эластические подушки. Посредством приделанных помочей надевается бурдюк на плечи, и таким образом можно пере­плывать самые сильные быстрины, самые широкие реки безопасно.

Пшемаф сообщил Али-Карсису им слышанное. Карамзада велел освободить пленным руки с условием, чтобы они не смели покушаться развязывать себе глаза под опасением строгого наказания плетью и того, что им свяжут

руки крепче прежнего. Он не хотел, чтобы дети видели Пшемафа среди разбойничьей шайки. По приказанию Али-Карсиса им подали воды, по куску соленого овечьего сыра* и по ломтю пресной просяной лепешки. Потом карамзада дал повеление всем абрекам, исключая четырех только что прибывших, готовиться в путь. Хромому он отдал свою заводную лошадь. Вскоре двенадцать отчаянных абреков, в панцирях, один другого молодцеватее, удалее, выехали на лихих серых конях. После предварительных предосторожностей на сторожевых курганах, хромой отправился куда-то с двенадцатью товарищами.

Пшемаф спросил Али-Карсиса, не опасается ли он, чтобы первый его посланный не попался казакам в руки; но разбойник отвечал, что он поехал совсем в другую сторону. «А если б и повстречался с гяурами, он удалой, вывернется, не только из их рук, но даже из когтей самого черта! Он знает изрядно по-русски, следственно, ему не трудно и обмануть казаков».

С этим ответом разбойник растянулся и заснул. Все прочие сделали то же, исключая нескольких человек; одни из них, облокотясь, лежали на бурках и стерегли лошадей; другие смотрели на сторожевые курганы, не подадут ли оттуда какого-либо условного знака. Наконец, один черкес

охранял сон карамзады и его гостя и присматривал за пленными детьми, которые связаны были вместе ногами.

Настало время третьего намаза. Правоверные разбудили Али-Карсиса. Он совершил молитву вместе с Пшемафом и с прочими товарищами. После этого каждый принялся за свое занятие: иные чистили и смазывали оружие, другие выделывали сыромятные ремни, кто пл$л плеть, кто чинил

обувь; или седло. Перед закатом солнца гонец возвратился. Разбойник, поговорив с ним наедине, подошел к Пшемафу и сказал:

— Кунак! Если хочешь, так можешь видеть Кулле нынешнюю ночь; но бежать она не соглашается, говорит: теперь нельзя.

* В большом употреблении у простонародья.

— Благодарен тебе и за то, Али-Карсис! Только надо непременно уговорить ее бежать.

— Это, брат, уже твое дело! Впрочем, скажу тебе, на моих товарищей нынешнюю ночь не надейся, помочь тебе им невозможно, а один ты не сладишь; за тобой будет пого­ня: как же ты ускачешь от нее? Дело другое — когда мно­го; все ударят врознь и погоня не отыщет тебя.

Заря потухла. Ночь воцарилась и темной пеленой на­крыла поля. Совершив пятый намаз, черкесы утолили го­лодные желудки кто чем мог. Али-Карсису и Пшемафу до­стали вяленой баранины. Окончив трапезу, карамзада, отой­дя в сторону, долго объяснялся с одним из разбойников; потом велел подать коня, закинул на спину винтовку и в сопровождении Пшемафа, прибывшего гонца и двух не­отлучных товарищей выехал из камышей. Проводник ехал впереди, за ним шагах в десяти Али-Карсис, за Али-Карсисом Пшемаф, два другие заключали поезд. Они ехали без дороги, молча и озираясь на все стороны; вскоре вда­ли послышался лай собак; деревня была недалеко,—и вот перед ними очутились запертые ворота. Передний всадник обменял несколько слов со сторожем и дебелые врата де­ревни растворились. Они ехали по улицам в том же поряд­ке* но уже не безмолвно, а разговаривая или напевая пес­ню; проводник приветствовал шуткой всех, кто попадался навстречу; наконец весь поезд повернул на двор. Раздал­ся лай собак; несколько человек выбежало из дому — одни унимали их; другие замыкали ворота. Наши всадники, подъехав к столбу* среди двора, слезли с коней. Али-Кар­сис с телохранителем вошел в кунакскую**, прочие остались при лошадях.

* У черкесов среди двора, у кладбищ или ключей, известных добро­тою воды, всегда находятся столбы для привязывания коней: это вры­тое дерево, с которого срывается кора и оставляются толстые сучья, да­бы удобно было к ним привязывать лошадей.

** Кунакская есть особый дом, отделенный от прочих, состоящий большею частию из одной комнаты, редко из двух; вход, равно и два окна, обращены всегда на двор; окна без стекол, с деревянными ставнями. К передней стене между окошек находится камин, над которым в стене выделываются два гнезда: одно для кувшина с водой, другое —для жирника. В стены вбиты колушки, для вешания ружей и шашек приезжих; пол устлан коврами и войлоками домашнего изделия. Почетное место — на стороне камина, лицом к входу: тут часто, кроме ковра, бывает еще подушка, на которой сидит хозяин или почетный гость. В кунакской черкесы принимают своих гостей мужского пола, едят и проводят целые дни. Гости тут ночуют. Женщины туда не входят. Спальня хозяина совсем в другой части двора. Так расположены жилища богатых степных закубанцев; бедные делают, как могут, и рады какому-нибудь крову.

Один из черкесов подошел к гостям и спросил насмешливо: не к собакам ли они приехали, что стоят на дворе? «Не к собакам,—отвечали приезжие, но от собак бережем лошадей и седла». Черкес, обидясь, спро­сил, не думают ли они, что заехали к ворам. «Не к во­рам,— отвечали гости.—Но можешь ли поручиться, что на соседственном дворе нет воров?» Черкес отошел прочь, пробормотав сквозь зубы: «Делайте, как хотите!»

Али-Карсис был радушно принят в кунакской. После обычных приветствий он спросил:

— Зачем наказывал ты мне непременно приехать? Что тебе надобно?

— Собственно мне ничего не нужно,— отвечал хозяин,— но вот, мой гость (указывая на человека средних лет, си­девшего у пылающего камина), убыхский* армянин, имеет надобность в тебе: из Стамбула прибыли чектирмы**, а груза у него мало, между тем цены высоки: пришлось те­бя просить достать пленных.

— Вот и очень кстати!—сказал Али-Карсис.—У меня есть два мальчика, белые и свежие, словно кровь с моло­ком, да одна девочка, правда, еще мала —не узнаешь, что выйдет! Впрочем, должна быть хорошей породы —кожа нежная, глаза большие, лоб открытый. Но подожди, кунак: на днях у меня будет из чего, выбрать, только не скупись твой гость; пускай он скажет, что ему нужно, мужского или женского пола, малого или большого возраста и роста?

Покуда в кунакской шел торг, на дворе все было тихо и темно. Один из жителей, пользуясь темнотой ночи, под­крался неприметно к приезжему черкесу, последний дер­нул Пшемафа за полу, и втроем они вышли со двора.

Жилище владельца было окружено высоким плетнем, за жилыми строениями находился пространный скотный двор, куда на ночь загонялись упряжные волы, коровы, те­лята и несколько овец, обреченных на съедение в случае приезда гостей. В одном из домиков, которые находились в части двора, посвященного женщинам и всему вообще хо­зяйству, горел жирник на камине; в камине тлелось несколько головешек; дверь и ставни были заперты. К стене, против камина, стояли огромные сундуки, испещренные же­стью, медью и разукрашенным железом. Над ними нахо­дилось несколько рядов полок, на которых лежали в по­рядке сложенные ковры, войлоки, тюфяки, перины, подуш­ки разной величины, продолговатые и круглые, стеганые теплые одеяла и холодные шелковые и ситцевые.