Алёна Лепская - Рок, туше́ и белая ворона.

• Название: Рок, туше́ и белая ворона.
• Автор: Алёна Лепская
• Жанр: Современные любовные романы

Между «полнолунием и затмением», она где-то посередине. Она непредсказуема, неприкосновенна, непоследовательна… невменяема. Она обычно-необычная, как параллельный перпендикуляр. Порядок вообще никогда не входил в число верных друзей юной гитаристки — Тори. И будущее её такая же неизвестная переменная, как тёмная сторона луны. Такая же тёмная как и её злейший враг, деспотичный рок-музыкант. И демоны. И речь не о тех демонах что таятся в преисподней, речь о тех демонах, что таятся в наших умах. Она прячет ото всех свою эмоциональную уязвимость, он — её отсутствие. Она не может вспомнить, он — забыть. Она не верит ему, он не верит, что она не верит. Они совсем не похожи, как воздух и огонь, и вместе были бы абсурдным сочетанием несочетаемого. Вся надежда на музыку, быть может выпадет шанс один из миллиарда — первый последний шанс, чтобы сделать шаг. От ненависти до любви. Или от любви до ненависти? В любом случае, огонь не горит без воздуха…

---

― Тори…

― Нет! ― выставила я палец, ― Ничего не говори, ни надо ничего говорить. Где моя чёртова мать?

― Должна, к трём часам приехать… ― прошептала она осторожно, взволнованно на меня смотря, ― Где ты была? Парень твой…

― Он ― не мой парень, Аля! ― я почти прокричала это. Женщина, капитулируя вскинула руки вверх, провожая меня настороженным взглядом.

Через мгновение, я оказалась в своей комнате, совершенно одна…

Я заперла дверь и пройдя к столу напротив окна, отодвинула стул. Села, и порывшись в ноутбуке, включила музыку, чтобы заглушить шум в голове. Закинув ноги на стол, раскачиваясь на задних ножках стула, просто пила джин, бесцельно смотря в окно. Если я грохнусь, то вероятно расшибу себе башку. Было бы не плохо…

Но поздно что либо менять там, откуда я сбегу.

А здесь: Пусто. Осень. Холод.

Его голос преследует меня в коридорах, сознания, истязает, исцеляет, согревает меня бархатным чёрным саваном. Тепло запечатленное на моих губах, не смывает даже джин, прохладный и пряный. Вокруг меня больше не витает лёгкий мускатный шлейф. Только арабский жасмин, вплетается а воздух, горько-сладкий, тяжёлый, виноватый воздух.

Я и одиночество. И джин. И музыка.

Прикурила сигарету, наблюдая как струйка дыма красиво вьётся в потолок, бесконечной шёлковой лентой.

Н-да… Смолова, мало тебе проблем, вот пожалуйста, ещё одну нажила! ― глумилось надо мной моё подсознание. Я смахнула слёзы, я чувствовала, как плюралистическая система внутри меня, плела паутину из струн моей души, утаскивая меня в этот омут. Шум в голове, принял осязаемый образ, нашептывая в мои уши.

«Возьмись за это… Освободись… растворись…»

Пункт № 22: ненавижу этот голос.

Мне не хорошо. Я тяжело дышу. Я знаю, чего он хочет, о чём молит. И не знаю, чего хочу я. Плакать, кричать, разрушать… всё? Шепот, шипел как змей загоняя в угол. Меня нельзя загонять в угол. Там, я срываюсь с места.

И я кричу…

― Нет!

Я в одно движение смела всё со стола, на пол сыпля листами и сбила картину со стены, разбивая раму в осколки.

― Да, к чёрту всё!

Драму, его, и себя тоже к чёрту! Вот он мой воздух! Вот как я дышу, вот чего я хочу! Я не умею строить. Что умею ― только Разрушать. Разрушать с большой буквы «Р». Всё вокруг себя, внутри себя, саму себя. Альбомы, книги, к чёрту, в клочья. Подушки в перья. Весь мой контроль… вся координация ― к чёрту! Я кричала разбивая пространство, осыпая пространство проклятьями. Но ему всё мало…

― Тори!

― УЙДИ!

Я запульнула бутылку, в запертую дверь, в разбивая вдребезги. Пространство вокруг меня ― миражи. Внутри себя растерзана на тысячи частиц. Стерта в пыль. В моих руках застывает Гибсон. И вот, я уже без сил, словно наблюдаю за собой со стороны, не зная ни часа, ни себя. Осторожно кладу гитару на кровать, усыпанную воздушными перьями. Стены плясали вокруг меня, то сжимая, то бросая меня прочь. Дыхание сбито, вырываясь из меня как летучий ядовитый пар.

Я хвастаюсь за голову.

Они всюду, витают, как хлопья снега падают вниз. Падают вниз, соревнуясь в падении с моими слезами. Я задрожала от холода, моя кожа покрылась мурашками от ледяного ветра… «…я сижу на снегу, пока темнота медленно накрывает мир. Хлопья снега разгоняются и порывистый ветер рвёт меня на части. Мои руки в крови замёрзли, в моих ладонях чёрная птица…»

Воздух застыл в моих лёгких лютой стужей. Я замираю. Падаю вниз. Стремительно. На пол, на колени, казалось навсегда. Падаю вниз, обгоняя полёт перьев, от того, что мне становится невыносимо во всем этом изощренно ужасном спектре чувств. Тёмный лабиринт памяти швыряет меня внутри своих сводом. И я горю агонией, горю изнутри, отравленная собственным ядом, цепляясь за чёрные, изящные изгибы кованной спинки кровати. Цепляюсь до бела в костяшках, до дрожи во всём теле, до боли. Но её недостаточно. И скользнув рукой под перину, я открываю пространству свой маленький грязный секрет.

Тсс…

Достаю опасную серебряную бритву, раскрывая во мраке комнаты, и черчу тонкую маленькую линию. Черчу красным, рядом с линией жизни ― линию смерти. Проводя границы, отделяя себя от суровой реальности, вспыхивая остротой ощущения, я утопая взглядом в проступившей ярко алой крови на ладони, медленно веду линию, открывая маленькую вену на ладони.

Я причиняю себе физическую боль, чтобы убить боль внутри.

Чтобы шум замолчал. Я знаю когда он замолкает. Мои слёзы иссыхают и я дышу… Сначала неровно, жадно вдыхая воздух, стремясь напиться им досыта. Потом, дыхание замедляется, биение сердца выравнивается, и обжигающая пульсация, обволакивает всю меня. Каждую клеточку, умиротворяя внутри. Я наслаждаюсь освобождением. Так мне легче, так мне лучше. Я свободна. Так я распускаю за спиной свои крылья, и парю. И если вовремя не нажать на стоп, то покажется, слишком хорошо. И если на дне пропасти, наедине во тьме, мой океан укрывает меня прохладным пуховым одеялом, качает, убаюкивает, шумом шепчет мне: «Усни…» ― значит… я умираю.

Если захочешь, можно даже поверить в это на краткое мгновение. Поверить, что всё закончилось. Только физическая острая боль. Лёгкая, многогранная и мерцающая. Я знаю о боли всё… Она может быть красивой. Может спасти, а может и убить. Может распускаться прекрасными алыми розами на моей светлой кожи. Окроплять пуховый снег на моём полу, сея целые сады роз, в моём Вавилоне.

Вырезать можно всё ― всё что угодно. Так я думала. Но оказалось, есть то, что не подвластно лезвию бритвы. То, что тлеет гораздо глубже линии на ладони. То, что запечатлелось идеальным клеймом на уродливо искаженной душе, и то, как это могло произойти, выше моего понимания.

Грохот, ворвался, в моё сознание.

Блять!

Я испуганно подорвалась на ноги, едва успевая закатить бритву, под кровать. От эмоционального всплеска кружилась голова. В дверь снова раздался стук, в сопровождении холодного голоса.

― Виктория, или ты мне открываешь или…

Я распахнула дверь, оперяясь на косяки обеими руками, так, чтобы скрыть порезанную ладонь, и скрыть собой, погром, что я учинила в комнате.

― Или? ― поторопила я замолчавшую мать, сильно нервничая. Слишком сильно. Вот, чёрт! Я уже успела отвыкнуть от этого зеркального эффекта. Нет, серьёзно, я как будто в зеркало смотрюсь, честное слово. Аж, бесит. Она сильно нахмурилась с подозрением, блуждая по моему лицу.

― Почему, ты не спишь? Время три часа ночи.

― О, в самом деле? ― сделала я удивлённое лицо. Конечно же Аля, не рассказала ей ничего, а шум от погрома Инна, наверное не застала. Меня может выдать волнение, и маниакальный блеск в глазах, и учащённое дыхание, и ещё какой-нибудь ебучий признак моей мании.

― Я, не еще не сплю, а уже не сплю. ― заявила я скучающе слегка вскинув бровь, ― Рано уснула, вот и встала не свет ни заря, что-то ещё? Ты меня отвлекаешь.

Ложь далась мне легко. Слишком легко.

Медленно проскользив взглядом по моим рукам, по татуировкам (О, это новость для неё!) она направила этот странный взгляд, в район моего горла, на её идеальном холодном лице, поселилась маска боли искажая черты. Она протянула руку, и я напряглась, но не отшатнулась. Она не посмеет. Не прикоснётся. Инна вытащила перо из моих дико вьющихся волос, и закрутила его между пальцами.

― Уже, говоришь… ― пробормотала она, как-то неестественно склоняя кудрявую голову набок. Медленно, она подняла на меня глаза.

― Ладно.

Мои брови растерянно уползли вверх. Ладно?

Я должна была встретится с светло голубыми колючими льдинками её глаз. Но этого не произошло. Её взгляд был другим. Уголок её рта совсем немного повело вверх. И не стой, я так близко скорее всего не увидела бы. Я заметила что-то странное в ней, просто инстинктивно почувствовала. Очень знакомое. Жуткое, тихое, медлительное просто пугающее до чёртиков.

И вот тут-то я вписалась в кирпичную стену, и проломила её стирая границу между моим сумасшествием и её. Я просто не в состоянии была понять, кажется мне это или нет. Или это моё волнение искажает восприятие. Или она всегда так себя вела? Это имело замораживавший эффект. Просто паралитический. Больше ничего не сказав, она пошла дальше по коридору, к своей комнате, крутя перо в руке. Походка, голос, глаза…

Что с ней за нахрен? Может просто устала с дороги? Или как вообще?

* * *

Расчистив поле боя ― сцену проигрыша моей дерьмовой драмы, моего проигрыша, прямо в моей комнате; я отнесла картину в студию. Моего ангела в терниях придется реставрировались после моего сумасшедшей вспышки. Я иду обратно, беззвучно, шаг за шагом сливаясь с предутренней темнотой дома, подобно тени. Подобно тем демонам, против которых веду ежедневную войну и всё неустанно пытаюсь понять, чем же я отличаюсь от них. Ищу то, что позиционирует меня как личность, а не как какой-то генетический диссонанс в химическом дисбалансе. Жестокая игра судьбы или фатальная ошибка природы… кто я? Не смотря на то, что я уже не я, ответ прост: Демонам не нужно спасаться. Хм. По крайней мере, так они думают.