Бен-Цион Тавгер - Мой Хеврон

• Название: Мой Хеврон
• Автор: Бен-Цион Тавгер
• Издательство: Шамир
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1998
• ISBN: 965-293-056-3

Книга, которую читатель держит в руках, основана на материале магнитофонных записей, сделанных профессором Тавгером в последний год жизни.

Бен-Цион Тавгер приехал в Израиль в 1972 году из Новосибирского Академгородка. Много лет потратил он на борьбу с КГБ и советскими властями за право жить на родине. За ним охотились, его преследовали, травили, пытаясь найти благовидный предлог и осудить «предателя». Но Бог был милостив — Тавгер приезжает в Израиль и по прошествии некоторого времени поселяется в Кирьят-Арба, в Хевроне.

Те, кто приехал в Израиль в 70-е годы, стали свидетелями зарождения еврейского ишува в Кирьят-Арба, героической борьбы раввина Левингера и участников движения «Гуш-Эмуним» с израильскими властями и военной администрацией за право евреев селиться и жить на всей территории Эрец-Исраэль.

Активным участником этой борьбы был и профессор Тавгер. Уже тогда, более 20 лет назад, превосходно разобравшись в ситуации, он знал, как нужно действовать, чтобы возродить еврейское присутствие в Хевроне. Он не мог смириться с тем, что евреи в своей стране не имеют права жить и молиться там, где они хотят, посещать святые места, передвигаться свободно, без опаски. «Политика» израильских властей в те годы (как, впрочем, и сейчас) ставила евреев в зависимое положение: еврей не может делать, что хочет, не оглядываясь на реакцию араба, — не понравится тому что-то — забросает еврея камнями, подожжет его машину, иными словами, найдет способ выразить свой «протест», и власти обязательно вмешаются и «утихомирят» еврея. И это в государстве, которое называет себя еврейским…

---

В этой работе мне помогали друзья и знакомые, а порой — просто случайные люди, в чьих сердцах была скорбь и боль за то, во что превратилось еврейское кладбище. Я никогда не стеснялся предложить людям поработать на кладбище. Не просто поглядеть, поплакать, а собственными руками что-то сделать. И никто никогда мне не отказывал.

9. Начало больших раскопок

Подошло время, когда я почувствовал, что готов к осуществлению еще одной части своих планов — закрепиться в старом еврейском квартале Хеврона.

Все чаще и чаще я проходил с Шалтиэлем по «касбе», где находились два входа в бывший еврейский квартал. Примечал, прикидывал, рассчитывал: — каково настроение арабов, как они реагируют на еврейское присутствие. По субботам я появлялся в этих местах один или с компанией американцев, возглавляемых Эди Дрибиным.

По рассказам старожилов, по книгам и альбомам я выяснил, где располагалась знаменитая синагога «Авраам-авину». Это место было огорожено сетчатым забором из проволоки и служило загоном для коз и овец. Изгородь когда-то поставила военная администрация. Не было никакого указателя, никакой надписи, извещавшей о бывшей синагоге. Зато были дыры в сетке, были ворота, через которые овцы свободно туда проникали. И никаких остатков строения, развалин. Вся территория была загажена навозом и мусором.

Началось с того, что я позвал с собой Шалтиэля и сказал ему, что хочу заменить замок, что висел на воротах. Тут же на базаре попросил у одного араба молоток и предложил Шалтиэлю сбить старый замок.

Нашим следующим шагом было установление мемориальной доски. Этим преследовались две цели: евреи, туристы и все посетители будут знать, что здесь находилась синагога. А для арабов это постоянное напоминание об их вине.

Вывеску я заказал в Иерусалиме на собственные деньги. Краткий текст ее гласил примерно следующее: «Здесь была синагога, построенная в XVI веке, просуществовавшая до 1929 года и разрушенная арабскими погромщиками».

Я понимал, что такая вывеска многим придется не по вкусу. Будет колоть глаза военной администрации. Ее могут сорвать арабские хулиганы. Однако почему такая вывеска не должна висеть? Почему за восемь лет израильской власти ее не установили военные, полиция, министерство религий, общество охраны природы?

Арабов, живущих по соседству, я попросил присмотреть за моей вывеской. Они отказались, сославшись на то, что не всегда дома, что вывеску могут утащить ночью, когда они спят, и потому никто не ручается за ее сохранность.

Несмотря на это, вывеска провисела месяц, а потом вдруг исчезла. Мы уже вовсю копали… Пришли соседи-арабы и сказали:

— Наши здесь не при чем! Вашу вывеску унесли солдаты.

Я тут же подал жалобу в полицию. Пропало, дескать, мое имущество! Зявление в полиции не хотели брать. Они, видимо, тоже всё знали, но не хотели впутываться. Дежурного офицера не оказалось в участке. Пришлось поехать к нему домой, извлечь его мокрого из ванны и вручить заявление.

После этого я спокойно отправился в здание военной администрации. Едва войдя туда, я сразу заметил вывеску. Но сделал вид, что ничего не вижу, и обратился с официальной жалобой. Мне ответили, что, мол, имеется план сделать вывеску большего размера и с более развернутым текстом. И в самом деле, в скором времени поставили огромный щит, который простоял несколько лет. Его видно было издалека, но из текста, написанного на трех языках — иврите, арабском и английском — нельзя было толком ничего понять, куда синагога делась, кто ее разрушил.

Появились подобные вывески и в других еврейских местах: возле ешивы «Слободка», при бывшей больнице «Хадасса». Но ни слова про арабов, чьими руками это всё было разрушено. Меня часто спрашивали: «Здесь что — было землетрясение?» И было стыдно за наши военные власти. Поди объясни каждому, что здесь устроили погром арабы. На месте, где была синагога, теперь овечий хлев и общественная уборная. На кладбище те же арабы завели огороды и выращивают помидоры и виноград! И это на прахе погибших! А больница «Хадасса» давно стоит пустая и запущенная. Там, где была ешива «Слободка», живут арабы, захватившие дома и имущество евреев.

И все-таки это был успех: администрация сама заказала щиты и надписи. Мне, с моими скудными финансовыми возможностями, это было не по карману.

Совершенно один, с лопатой и корзиной в руках, я стал приходить к синагоге и ежедневно расчищать ее, в строжайшей тайне от всех. Работа была нелегкой — я разгребал навоз, собирал всевозможные банки и склянки. Арабы прямо здесь же закалывали скот, и было полно костей, гниющих кишок, шкур. Попадались и трупы мелких животных. Порой я задыхался от зловония.

Помогать мне вызвались арабские ребятишки из соседних домов. Я платил им за это мелочь — на сласти и орехи. Ребятишки эти, восьми-двенадцати лет, были менее брезгливы, чем я, а может, привыкли к этим запахам. Так продолжалось недели две, ребята относили подальше трупы кошек, всевозможную рвань и гниль. Стало полегче дышать, я уже не надевал марлевую повязку. Соседи-арабы привыкли ко мне, не так удивлялись, как раньше, глядя на мою работу. Если я здесь копаю, думали они, то, стало быть, есть на это разрешение от военных властей и полиции.

Когда меня впервые пришли арестовывать, я видел их недоуменные лица: «Как же так? В чем дело? Мы были совершенно уверены…»

Появился какой-то араб, стал предъявлять мне претензии, дескать, он, владелец этого загона, вовсе не возражает, чтобы я здесь копал или проводил работы по очистке, но ему полагается денежная компенсация.

Об этом арабе я знал уже, он жил в совершенно другом месте. У него имелся договор с военной администрацией на аренду этого участка под овечий загон.

«Ай да молодчик! — подумал я. — Прекрасно знает, что здесь святое для евреев место, что это синагога, а устроил загон для скота! Набрался наглости требовать у еврея денежной компенсации… Нет, так не пойдет, этот негодяй должен понести наказание за осквернение Божьего имени — наказание на земле и наказание на небе! Ишь чего захотел?! Чтобы я заплатил ему деньги!»

— Какие у тебя права? — спросил я его. — Почему хозяин этого места ты?

Араб вытащил пачку документов — договор с военной администрацией на год. Ежегодно этот договор возобновлялся — бумажек этих у него была целая куча; сумма за аренду — тридцать семь с половиной лир.

— Пойдешь со мной в Кирьят-Арба, — сказал я ему. — Я плохо разбираюсь в юридических тонкостях, надо спросить у сведущих людей.

Я давно ждал этого араба. Знал, что придет, будет «качать права». Договорился заранее с ребятами в Кирьят-Арба, у нас все было подготовлено. Ребята «поговорили» с ним, и он получил по заслугам.

Потом он жаловался в полицию. К жалобе была приложена справка из больницы о «нанесенных побоях». Впрочем, он быстро понял, что ему еще повезло. За то, что устроил загон для скота на месте еврейской синагоги, его следовало убить. Это не я так считаю, таков арабский закон: осквернение святого места — самое настоящее злодеяние.

На следующий день, когда я, как обычно, копал, меня окружили арабы и стали выражать возмущение — почему евреи избили этого араба. Я объяснил им, что он еще легко отделался. Мусульмане его живым не выпустили бы. А вот евреи — простили. Слегка намяли бока и простили… Только евреи могут прощать. Тут завязался спор: знал ли он, что здесь раньше было, или не знал? Если знал — значит, положено, а если нет — то зря избили человека.

Побитый хозяин загона был тут же и утверждал, что место, которое было отдано ему под аренду — женская часть синагоги. Поскольку у арабов в мечети нет разделения на женскую и мужскую половину, то он считал, что его загон стоит вне святой постройки.

— Тут еврейская синагога и действуют еврейские религиозные законы, — отвечал я. — То, что ты этого не знал — твоя проблема …

Все со мной согласились и мирно разошлись. С тех пор претензий со стороны арабов больше не было, и я спокойно копал. Копал месяцы, годы — вплоть до полного восстановления синагоги, с полного согласия арабских соседей.

Теперь о евреях… Евреи мне могут сказать, что араб зря пострадал. Что скот он держал в синагоге на основании договора, и этот договор ему выдала сама же еврейская администрация. Ее-то и следует наказать! Согласен! Я не снимаю ответственности с еврейских властей. Что же касается того араба, то, по моему мнению, совесть моя чиста. Каждый человек, если у него нормальная психика, должен понимать, что там, где молились, скот держать нельзя! А тот, кто прикидывается, что он этого не понимает, должен за это отвечать. Наказание, которое он получил — минимальное. Пусть арабы Хеврона знают, что мы не так слабы, как они думали, и не так наивны, чтобы все забыть.

Я обратился к парням из ешиват-гесдер с просьбой помочь мне в раскопках, и те охотно откликнулись. В назначенный день они все пришли. Я был не один, а с Хусейном. Набралось человек десять — приличные силы. Я обратился к Хусейну: