Петр Третьяков - У истоков древнерусской народности

• Название: У истоков древнерусской народности
• Автор: Петр Третьяков
• Издательство: Наука
• Жанр: История
• Год: 1970

Эта книга посвящена одному из важнейших вопросов древней и раннесредневековой истории нашей страны — процессу образования древнерусской народности — общего предка трех восточнославянских национальностей — русской, украинской и белорусской.

Далеко не все вопросы, относящиеся к истории образования древнерусских раннесредневековых группировок и древнерусской народности, получили законченный ответ. Исследования этой темы продолжаются. В настоящей книге будет сделана попытка осветить три вопроса, относящиеся к ней: расселение славянских племен в области Поднепровья и его периферии, когда славяне встретились с балтами; древнейшая Русь — основное ядро древнерусских народности и государства; роль финно-угорских племен севера Восточной Европы и восточной части Волго-Окского междуречья в формировании древнерусской народности.

---

Еще в 30-х годах, после раскопок Боршевского и других городищ Верхнего Подонья, можно было предполагать, что жившие на них люди пришли в VIII–IX вв. с севера, из области Верхней Оки, от вятичей. На это указывали погребальные сооружения, обнаруженные в курганах около Боршевского и других городищ, варианты которых были представлены в области Верхнеокского бассейна начиная со второй четверти I тыс. н. э. в древностях мощинского типа. Речь идет о курганах с деревянными оградами и ящиками-домовинами, куда помещались остатки трупосожжений, уже упомянутых при описании древностей вятичей и северян (стр. 66). Позднее, в начале 50-х годов, когда подобные же погребальные сооружения были обнаружены в роменско-боршевских курганах на Десне и кое-где южнее, автору этих строк стало очевидно, что в VIII–IX вв. население из Верхнего Поочья и смежных местностей двигалось не только на Дон, но и в лесостепное Левобережье Днепра.[83]

В последнее время в руках археологов сосредоточился значительный материал, доказывающий, что роменско-боршевская керамика с ее специфической орнаментацией — этот наиболее характерный элемент роменско-боршевской культуры — имела на севере не менее длительную историю, чем упомянутые выше погребальные сооружения. Истоки роменско-боршевской орнаментации следует искать в тех же древностях мощинского типа и синхронных им древностях западной части Волго-Окского междуречья.

Еще в конце XIX — начале XX в. такая ранняя керамика была встречена Н. И. Булычевым и другими исследователями в мощинских слоях на городищах Верхней Оки. Но она не была отделена тогда от раннесредневековой. В 30-х годах керамика с аналогичной орнаментацией была встречена в небольшом количестве на городищах и селищах Верхнего Поволжья в слоях второй четверти и середины I тыс. н. э. — на селище Красный Холм, на Пекуновском и других городищах. Наконец, в последние десятилетия глиняная посуда, орнаментированная в верхней части геометрическими узорами из отпечатков гребенчатого штампа или «перевитой веревки», была найдена в большом количестве на десятках городищ в области верхнего течения Москвы-реки, таких, как Троицкое и Барвихинское. Она датируется второй четвертью и серединой I тыс. н. э. И. Г. Розенфельд, исследовавшая керамику Троицкого городища, отметила «наличие узоров, известных по посуде роменского типа». Такая же глиняная посуда, но теперь уже датированная ранним временем, происходит из последних исследований на мощинских городищах бассейна Верхней Оки.[84]

Древности, о керамике которых идет речь, оставлены наиболее восточными группировками днепровских балтов. Выше было указано, что в начале нашей эры в результате продвижения в Верхнее Поднепровье раннеславянских зарубинецких племен часть балтов отошла на северо-восток. Днепровские и деснинские балтийские племена появились в пределах Верхнеокского бассейна, вышли на Верхнюю Волгу и в верховья Москвы-реки (стр. 41). В их среде зародилась и распространилась орнаментация, унаследованная впоследствии славяно-русским населением Северо-Восточного Поднепровья. Как уже указывалось, это население имело мощный балтийский субстрат.

Керамика с указанной орнаментацией распространилась в конце I тыс. н. э. также и у некоторых группировок населения Северо-Западного Поднепровья, о чем свидетельствуют ее находки в длинных курганах Смоленщины, которые в массе несомненно старше роменско-боршевских древностей.[85] Эта керамика соответствует роменско-боршевской не только по орнаментации, но и по форме. К населению, оставившему длинные курганы, она попала не от роменцев, наоборот, предки роменцев — северная группа потомков зарубинецкого населения — заимствовали эту керамику от своих местных соседей и лишь затем, в конце VIII–IX в., принесли ее в лесостепное Левобережье Днепра. Это и были северяне (если только этот этноним связан с названием страны света).

Таким образом, выясняется, что движение славянского населения из Верхнего Поднепровья на Средний Днепр в область плодородных земель, начавшееся после середины I тыс. н. э., в области Левобережья продолжалось и в конце I тыс. — в VIII–IX вв. В это время на юг устремились выходцы из отдаленных северо-восточных местностей Поднепровья и из бассейна Верхней Оки. Они смешались со славянским населением, пришедшим в лесостепное Левобережье в третьей четверти I тыс. н. э., продвинулись еще дальше к югу, опоясывая юго-восточную периферию славянских поселений своими городищами.

Именно этим объясняется известная неоднородность населения лесостепного Левобережья в роменско-боршевское время и в последующие XI–XII вв. Так, вариант роменско-боршевских древностей, известный под наименованием волынцевского, принадлежал, вероятно, потомкам ранних поселенцев. Они долго сохраняли свою древнюю погребальную обрядность — после кремации хоронили останки своих умерших на погребальном «поле», тогда как выходцы с севера в VIII–IX вв. принесли с собой курганный обряд. В XI–XII вв. древности северян разделялись не менее чем на три локальные группы, на что уже давно обращал внимание Б. А. Рыбаков.[86] И это объяснялось не только перемещениями населения при Владимире и Ярославе Мудром, но и более ранними обстоятельствами, относящимися к истории древнейшей Русской земли и самым началам Киевского государства.

4

В конце предыдущего очерка речь шла о том, что в области Верхнего Поднепровья потомки славянского зарубинецкого населения и местных балтов образовали известные по летописи группировки: кривичей, словен новгородских, вятичей и, вероятно, радимичей. Это были не первобытные племена, как нередко считают, не древние образования, связанные общностью происхождения, а политические территориальные объединения, по словам летописца, имевшие свои «княженья». Эти группировки возникли на рубеже первобытного и классового обществ. Их иногда называют «полугосударствами», и с этим можно согласиться.

В этническом отношении, особенно в первое время, они были пестрыми, так как кроме господствующего славянского компонента, возможно неодинакового, — потомков зарубинецкого населения и более западных славянских групп — включали в свой состав ассимилируемое восточнобалтийское население, также неодинаковое, принадлежавшее к различным локальным группировкам. Кривичей, вятичей, радимичей и других правильнее было бы называть не восточнославянскими, а древнерусскими группировками, складывающимися небольшими народностями. Это подтверждается тем, что в третьей четверти I тыс. н. э. и позднее они приобрели свои этнографические особенности, свидетельствующие о консолидации входящих в их состав элементов. Сюда относятся особенности убора одежды, различие в погребальной обрядности и т. д., позволяющие археологам отличать эти группировки одна от другой. Были у них, конечно, и другие особенности, не получившие отражения в археологических данных, прежде всего особенности в области языка.

Такие же точно группировки составило славянское население, продвинувшееся некогда из Верхнего Поднепровья на Средний Днепр. Это были поляне, северяне, уличи и, может быть, бужане. Их политическая история в третьей четверти I тыс. н. э. сделала шаг вперед по сравнению с историей северных группировок: они были объединены в единый союз в границах «Русской земли», земли русов.

Кем же были древние русы, давшие свое имя «Русской земле» — главному ядру государственности днепровских славян? Следует ли принять мнение Б. А. Рыбакова, рассматривающего русов в качестве одной из группировок днепровских славян, якобы обитавшей в третьей четверти I тыс. к. э. по р. Роси между полянами и уличами, или есть основание присоединиться к какому-либо иному решению вопроса?

Первое, на что необходимо обратить внимание, — это существенное лексическое отличие наименования «рос»-«рус» от древней этнонимии славянского мира — западной, южной и восточной — и то, что русская летопись ни разу не поставила росов-русов в один ряд с восточнославянскими группировками — древлянами, полянами, вятичами, радимичами и др.

Во-вторых, представляется бесспорным, что этот этноним был известен в Среднем Поднепровье или на его периферии еще задолго до прихода туда из Верхнего Поднепровья полян, северян и уличей. Данное обстоятельство ограничивает вопрос о росах-русах территориальными рамками южных областей Поднепровья и еще более отделяет росов-русов от летописных славянских группировок.

Исследователи Древней Руси, стоящие на позициях южного происхождения росов-русов, неоднократно указывали, что данный этноним, так непохожий на славянские наименования, напоминает этнонимы сарматского мира. Еще М. В. Ломоносов связывал росов-русов с сарматскими племенами первой половины I тыс. н. э. — роксоланами (рокосами, аорсами). Так поступали и некоторые историки XIX в., например Д. И. Иловайский.