Валерий Могильницкий - Безымянные тюльпаны. О великих узниках Карлага (сборник)

• Название: Безымянные тюльпаны. О великих узниках Карлага (сборник)
• Автор: Валерий Могильницкий
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-906829-06-1

Новая книга Валерия Михайловича Могильницкого «Безымянные тюльпаны» является продолжением его известных произведений о великих узниках Карлага «Звезды Гулага», «Черные розы маршала», «Не склонив головы», «В долине слез», «Великие узники Карлага». В ней собраны очерки писателя последних лет, которые публиковались в газетах «Труд», «Страна и мир», «Казахстанская правда», «Индустриальная Караганда», «Темиртауский рабочий», а также в журналах «Нива», «Простор», «Астана-плюс», «Бай-терек».

Автор книги более пятидесяти лет работает в печати, член Союза журналистов СССР и РК, академик Международной Академии информатизации, лауреат многочисленных творческих конкурсов, почетный гражданин города Жезказгана. Указом Президента РК Н.А. Назарбаева в 2011 году награжден медалью «Ерен енбегі ушін» («За трудовое отличие»). В 2013 году удостоен почетной международной награды «Святая София», а в 2014 году — престижной международной премии «Интеллект нации» (I степени в программе «Лидеры XXI века»).

Книга посвящена памяти жертв политических репрессий. Издание рассчитано на массового читателя.

---

Двое сыновей остались в Москве одни, без родительского ока. В своей книге «Последний долг» (Москва, Academia, 1994 год) Валерий Аграновский вспоминает, как вместе с братом Анатолием пытались вызволить из неволи ни в чем не повинного отца. Они записались на прием к председателю Верховного Совета СССР М.И. Калинину. И их, как ни странно, пропустили к нему.

Они вошли в кабинет Михаила Ивановича с кипой книг и статей отца. Всесоюзный староста, ясное дело, читать их не стал, но для интереса полистал. И только после этого спросил:

— В чем дело, ребята?

Слушал он их внимательно, сочувственно кивая поседевшей головой. У Михаила Ивановича самого жену сделали «врагом народа», отправили в один из лагерей на Урал.

— Помогу чем могу, — коротко сказал он, провожая озабоченно мальчишек к двери.

Этот поход в Кремль не остался без результата. Видимо, Михаил Иванович нажал на рычаг телефона, позвонив кому следует.

Как бы там ни было, в 1941 году дело А.Д. Аграновского было пересмотрено и закрыто «за недоказанностью его участия в совершении преступления и исчерпанием всех возможностей это доказать».

Однако в Москву Абрама Давыдовича не возвращают. Его отправляют пароходом из Норильска в Красноярск. Так как он все лагерные годы добросовестно трудился как врач, начальник санотдела Норильлага Золотарев вручает ему похвальную грамоту, а вместо премии — телогрейку первого срока носки, почти новенькую, не потрепанную… Она спасала его в пятидесятиградусные морозы в Красноярске, почти как шуба.

Он очень дорожил этой телогрейкой. Уже будучи освобожденным полностью, по прибытии в Москву вместе с семьей, Абрам Давыдович продолжал носить ее. И только поступив на работу в редакцию журнала «Огонек», он распрощался с ней. Но долго еще надевал ее, работая на даче в саду или на огороде. «О! Свидетельница моих мук! — восклицал он. — Да тебе сносу нет, ты принесла мне свободу творчества. Можно сказать, что я как журналист возродился из телогрейки зэка».

В этой телогрейке А.Д. Аграновский пробудет в Красноярске вплоть до 1947 года. Большую скрипку поддержки в его судьбе сыграет первый секретарь Красноярского крайкома партии Аверкий Борисович Аристов, в будущем секретарь ЦК КПСС, посол в Польше, Австрии. В июне 1942 года Абрам Давыдович пишет жене в Долинку:

«Значит, я решил остаться в Красноярске, сюда собрать всех вас. В Красноярске я, во-первых, буду восстанавливаться в партии — через крайком. Переговоры начал… Буду писать в местной газете „Красноярский рабочий“, получил даже аванс у редактора, и он ждет, чтобы я дал первый материал». Далее говорится, что встретили его в крайкоме партии тепло — «вплоть до того, что кормят меня, пошили костюм, устроили в гостиницу и т. д.»

А.Б. Аристов привечает А.Д. Аграновского, пригласив его на работу в отдел пропаганды крайкома партии. Он разрешает ему съездить в Долинку, навестить свою супругу, а затем помогает ему в ее освобождении. Правда, это освобождение необоснованно затянулось. Об этом можно судить по письмам Фани, которые сохранил ее сын Валерий (она его называет Валей). В ноябре 1942 года она пишет из Долинки в Красноярск:

«Дорогие мои Абрашенька и Валюта! Ваше письмо от 12 октября я получила. Абраша, ты просишь меня не волноваться. Откровенно говоря, мне это нелегко. Уже больше месяца, как ты уехал, а результатов пока нет. Никаких! Я стараюсь объяснить это всякими причинами, но все же хорошего мало, а главное, что меня уже начинает пугать все это. В чем же причина такой задержки? Непонятно. И вот каково мне сознавать, что я имею право быть с тобой и детьми, а в действительности я все еще далека от вас. Легко сказать: не волнуйся. Нет, я стала сейчас более нервной, чем была. Раньше, не имея перспектив, я мирилась со всем, а сейчас тяжело.

Одним словом, рвусь к вам всем сердцем. Как хочется вырваться отсюда, если б ты знал! К тому же я прихворнула, снова малярия, причем она совпадает с отчетными периодами (особенно 1-го ноября), я с температурой 39° проработала всю ночь. День поспала, а на следующий день, раз температура пала, то вновь вышла на работу, а к вечеру — 39°! При этом и колит разыгрался. Сегодня снова работаю, но слабость ужасная, тем более что три дня я ничего не ела — не хотелось. Одним словом, все вместе взятое не способствует хотя бы сохранению спокойствия, скорее наоборот — нервы в таком состоянии, жду чего-то, что вот, кажется, лопнет все внутри. Как нехорошо это мое состояние, но что я могу поделать с собой? Держалась я долго, а сейчас больше не в силах. Устала от всей такой жизни. Ты меня, детка, не ругай за мрачные настроения. Ты меня понимаешь больше, чем кто-либо. Ты пойми, почему я так близко к сердцу беру. Я также знаю, что все возможное ты сделал, надо время, надо иметь выдержку. Все это так, но где взять силы? Их-то нет. На днях медкомиссия была из Центра. Врач, выслушавший сердце, был поражен его состоянием. Я поняла, что оно еще хуже, чем было. Но все чепуха это. Главное — дождаться свидания с вами. Дожить до этого. Мысленно с вами каждую минуту.

Целую вас крепко, ваша Фаня».

Когда Абрам Давыдович навещал свою жену в Долинке, то договорился с ее подругой Лизой, что она будет сообщать ему о состоянии Фани. В том же ноябре АД. Аграновский получает письмо от Лизы:

«Многоуважаемый А. Д., здравствуйте! Во-первых, хочу извиниться за мою неаккуратность и несвоевременный ответ на Ваше письмо, но есть старая пословица: „лучше поздно, чем никогда“. Правда, я Вам писала телеграмму, в которой сообщила, в каком моральном положении Фанечка, а поэтому я не особенно спешила с письмом. Да я еще надеялась на то, что Фанечка скорее будет дома, чем мое послание, но, увы, получилось немного не так. Фанечка живет еще пока с нами, здоровье ее, можно сказать откровенно, неважное. Но она духом не падает, в этом отношении она довольно энергичная женщина. Я ее увлекаю в общественную работу, она участвует в драмкружке. 7 ноября она выступала в нашем клубе, роль была возглавляющая: германский унтер-офицер Ганс Клаус (исполнила замечательно, аплодисменты переходили в овацию). Ну, отношение к ней со стороны начальника старое, он такой же хороший „хазер“, что в переводе с „французского“ означает „негодяй“. Но за Фанечкой беспокоиться не надо, она и не таким „хазерам“ давала отповедь.

Пишите, как Вы устроили сына, кто за ним ухаживает, он очень смышленый мальчик. Фанечка писала ему умные письма, а он отвечал такими же, так что мне очень понравилось. Между прочим, письма сына я сама отвозила Фанечке в отделение: так часто совпадает, когда бы я ни поехала, всегда привезу что-нибудь из почты. Пишите о себе и сыне, но чаще и побольше. Если будете Фанечке писать письма, пишите на мою фамилию, они быстрее смогут добраться до Фанечки. Ну, пока, до свидания, не смущайтесь, но я поцелую Вас, конечно, шутя. Ладно? Я сейчас спросила на это разрешение у Фанечки, она не возражает. Жду ответа.

Лиза».

Тут же в письме Лизы приписка Фани:

«Холодно, неуютно, тоскливо. Абрашенька! Долго ли мне еще мучиться? Как хочется покоя, если бы ты знал! Пиши пока на адрес Лизочки.

Целую крепко вас, мои дорогие, ваша Фаня».

Судя по этим письмам, Ф. Аграновской жилось в Долинке, мягко говоря, не очень весело. Спасали общение с людьми, участие в драмтеатре. Ее поддерживали подруги по бараку, в том числе поэтесса Эстер Паперная.

У меня сохранились ее стихи, в которых она, в частности, вспоминает и Фаню:

И как-нибудь встретимся дома
за круглым, семейным столом.
И лагерным нашим знакомым
все косточки переберем.
Мы вспомним сквозь смех и сквозь слезы
прополку, москитов, буран.
И Фаню, и Хаю, и Розу —
весь долинский Биробиджан.
В строчках Пушкина живет
благодетельная сила:
«Все мгновенно, все пройдет,
что пройдет, то будет мило».

Наконец, 11 ноября 1942 года Фаню Абрамовну освобождают в связи с прекращением дела. Ей выдают на руки такой документ:

«11 ноября 1942 года. СПРАВКА. СССР. НКВД. Управление Карагандинского исправительно-трудового лагеря. Второй отдел № 22/203342.

Дана АГРАНОВСКОЙ Фане Абрамовне, год рождения 1899, в том, что она с 17 июля 1937 года по 11 ноября 1942 года содержалась в местах заключения НКВД СССР и освобождена с прекращением дела.

Справка видом на жительство не служит. При утере не возобновляется.

Зам. нач. Управления Карлага НКВД, мл. лейтенант госбезопасности (Игнаткин) Зам… нач. ОУРЗа Карлага НКВД, лейтенант госбезопасности (Монарх)»

Выдают ей и разрешение на проезд от станции Карабас до станции Ачинск Красноярской железной дороги. Там ее уже ждал Абрам Давидович Аграновский, счастливый и довольный возвращением жены.