Хари Кунзру - Без лица

• Название: Без лица
• Автор: Хари Кунзру
• Издательство: Лимбус Пресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-8370-0490-2

Англичанин по отцу, индиец по матери, герой этой книги вынужден перевоплощаться, становясь тем, кого в нем хотят видеть другие. В Индии он — мальчишка-неприкасаемый, в Англии — молодой аристократ. Меняя маски, он вдруг понимает, что своего лица у него уже нет. Этот реалистический роман, написанный сухим и размеренным языком, затягивает в себя, как воронка, и в конце концов выводит читателя на границы реальности, к метафизическому ужасу пустоты.

Хари Кунзру, английский писатель индийского происхождения, несмотря на свою молодость, уже вошел в обойму лучших писателей Старого Света. Роман «Без лица» был признан в Англии лучшим литературным дебютом 2002 года.

---

И вдруг чихнул.

Этот чих привлек к нему внимание мистера Виггса, который нервно оглядывался в поисках союзников среди неожиданно отстраненных членов клуба. Он заметил задумчивое выражение на лице чихнувшего молодого человека и счел, что, по крайней мере, один собрат оценил тонкости его аргументации. Прайвит-Клэмп, глупая марионетка судьбы, поднял глаза и встретился взглядом с Виггсом. Полагая, что не лишним будет подать какую-нибудь реплику, он сказал: «Да, пожалуй что так» — и сочувственно подмигнул ему.

Этим все решилось. К ужасу Прайвит-Клэмпа, мистер Виггс (занимавшийся чем-то кошмарным в Дели) захомутал его в курительной. Он сказал — тоном, исполненным мглы и тайны, — что таланты лейтенанта Прайвит-Клэмпа расходуются понапрасну. Прайвит-Клэмп, знающий, что не проливает из них ни капли, счел должным не согласиться. Он просто сказал: «Спасибо огромное, старина» — и, как только позволили приличия, сбежал. Откуда ему было знать, что в уединении своей гостиной мистер Виггс (который, несмотря на отсутствие успеха в обществе, был влиятельным человеком) решит «протянуть ему руку помощи»? Как он мог предвидеть, что это намерение немедленно воплотится в письме, содержащем абзац о «молодом человеке, наделенном острыми политическими суждениями и подлинным пониманием проблем региона»? Кто мог предсказать, что получатель письма, некий полковник Брайтмен, занесет имя сообразительного молодого человека в памятную записку, которая со временем попадет на стол не кому иному, как сэру Дэвиду Хэндли-Скотту? Кто мог подумать, что сэр Дэвид сделает краткую паузу над этим именем и, поняв, что это — тот самый парень с ПВХ, отметит его красным карандашом?

Но все это случилось. Тремя месяцами позже Прайвит-Клэмп был повышен до капитана и откомандирован в Индийскую политическую службу, на один из наиболее желанных постов во всей империи. Для любого другого человека это был бы праздник. П.-К. был против.

Это была кабинетная работа.

Должно быть, произошла какая-то ошибка. Но, как бы он ни жаловался, сколько бы раз ни ходил к С. О., ни писал в Лондон, ни напивался, проклиная Виггса — несносную свинью, замаскированную под пуделя, — никто не принимал его всерьез. Люди либо думали, что он шутит, либо списывали все на внезапный кризис неуверенности в себе.

Ничего не оставалось делать. В возрасте двадцати девяти лет капитан Прайвит-Клэмп вошел в мир бумажной волокиты и заговоров Симлы, оказывая поддержку дьявольски сложным торговым отношениям между властью короны и сотнями туземных штатов. В Индийской политической службе значение имели только две вещи: протокол и хитрость. Неспособность воткнуть кинжал в спину нужному человеку в нужное время, тщательно соблюдая все каноны старшинства и традиции, могла привести к ужасным последствиям. Один промах, одно неуместное слово, и у вас уже был «инцидент». Все это приводило его в замешательство, и, хотя в его жизни по-прежнему были поло, кабаны и ПВХ, Прайвит-Клэмп обнаружил, что работа преследует его, как неприкасаемая собака, упрямо завывая даже посреди самой упоительной погони или из глубин долгожданной чукки[77]. Не прошло и года, как первые морщины прорезались на его лице, а привычки, связанные с виски, приобрели регулярность.

В довершение всех неприятностей сочетание скуки и секретности в новой работе отдалило Прайвит-Клэмпа от жены. Шарлотта была прямолинейной женщиной, и ей было очень трудно понять, что именно Гас делал со всеми этими бумагами, которые угрюмо притаскивал каждый вечер в их бунгало. Расспросы порождали в нем отчаяние. Как объяснить, что он живет в страхе, то и дело проверяя наличие сначала одного, затем другого торопливо исписанных листков, распиханных по карманам его мундира?

Шарлотта предпочла примириться с неизбежным и отдалась уготованному ей делу — стала Бара мэм-сахиб, терроризирующей слуг и по два раза перепроверяющей конторские книги кухарки. Мали приходилось прикладывать все усилия к тому, чтобы хрупкие английские цветы росли в жару. Дарзи приходилось детально копировать костюм хозяина, расходуя при этом меньше материи, чем нужно, чтобы прикрыть спину ребенку.

Годы шли, полого склоняясь к закату. Несмотря на отсутствие у Прайвит-Клэмпа способностей к бумажной работе и несмотря на репутацию ИПС как конторы, где могут блистать только самые талантливые, это была все та же бюрократия, где несомненная пунктуальность и внушительные кипы бумаг, высящиеся по сторонам стола, удерживали его карьеру в нужном русле. Догадайся он сразу, постарался бы, наверное, опаздывать на работу и бездельничать всякий раз, когда начальник проходит по коридору. К сожалению, это не приходило ему в голову, и досье Прайвит-Клэмпа оставалось образцовым.

В конце концов его отправили младшим офицером в один из крупнейших раджпутских штатов. К отчаянию верховной власти, махараджа этого государства питал слабость к сексуальным причудам, и против него была возбуждена целая серия исков об изнасилованиях. Прайвит-Клэмпа незамедлительно втянули в подробности частной жизни махараджи, где фигурировали танцовщики аргентинского танго, борзые собаки и некий полковой шорник в Джайпуре. Гас был шокирован. Чем глубже он погружался, тем хуже все выглядело. Англичанки. Английские породы собак. Ему пришлось держать под рукой французский словарик, чтобы расшифровывать отчеты. Когда Прайвит-Клэмп обнаружил, что его работа состоит не в том, чтобы задать парню хорошую трепку, а в том, чтобы замять дело, его обуял приступ отчаяния, и он ударился в гигантский пьяный разгул.

Вероятно, это было неизбежно. Они с Шарлоттой перестали обмениваться чем бы то ни было, кроме самых примитивных шуток. Ящик виски был хорош, его привез однокашник прямо из Глен-где-то-там-или-где-то-еще. Объем работы в этом году почти не оставил ему времени для кабанов. Поэтому, набив голову cuissade, frottage и soixante-neuf[78], он добрался до туземного борделя. И здесь проницательная мадам, увидев, что он не испытывает истинного интереса к ее девочкам, оставила его наедине с мальчиком.

Начало войны пробудило лучик надежды в их сердцах. Если Отечество в крайней нужде, капитану, разумеется, удастся избежать кабинета! Однако в ответ на письмо, в котором Прайвит-Клэмп предлагал свои услуги на европейском театре военных действий, Лондон продвинул его по службе, отправив в Фатехпур. Он разорвал депешу и написал новую, на этот раз с просьбой о Палестине, которая, по его расчетам (будучи на полпути к Европе), могла оказаться хорошим компромиссом. Но в ответ пришел приказ незамедлительно появиться в Фатехпуре, на новом месте службы.

Таким образом, в жизни майора Прайвит-Клэмпа появился Фатехпур.

Заспиртованный в отечественном виски, он перестал бороться с собственными сексуальными склонностями. Он бросил лот в новые глубины, позволив Флауэрсу — человеку, которого он презирает как представителя худшей разновидности кабинетной крысы, — свести его с красивым мальчиком. В мыслях он зовет его Клайвом. Клайв вызвал в его груди столько противоречивых эмоций, что майор едва знает, с чего начать. Несомненно, он испытывает романтические чувства. В его желании, говорит он себе, нет ничего от эксплуатации. Одна из немногих вещей, засевших в его голове относительно древних греков, — это достойная восхищения традиция любви между взрослым мужчиной и мальчиком. Собственные двусмысленные страдания предстают перед ним в улучшенном свете. С тех пор, как он знает наверняка, что в жилах юноши течет часть белой крови, в нем крепнет чувство наставничества, желание быть для ребенка проводником среди житейских опасностей и ловушек.

Некоторую проблему создает нежелание Клайва говорить. Майор чувствовал бы себя лучше, если бы мальчик не производил такого впечатления, будто находится здесь не по своей воле. В воображении майор рисует поездки в горы. Он мог бы даже научить юнца стрелять! Однако, хоть он и подозревает, что в этом деле замешано большинство его подчиненных из ИПС и практически вся дворцовая знать, необходимо сохранять все в секрете. Проходит неделя за неделей, и чувство вины все сильнее мучает майора. В его сознании пышным цветом расцветает пропитанное виски подозрение, что он делает что-то нехорошее.

На улице становится все более жарко, и Прайвит-Клэмп все реже заставляет Клайва поворачиваться спиной и все чаще — читать вслух. К собственному удивлению, прожив жизнь, практически лишенную текстов, майор охотно обращается к печатному слову. Разумеется, у него нет никаких отношений с нудной высокопарной чушью (Толстой еще какой-то! Сплошной большевизм!), которую так любят парни из ИПС. Майору больше по вкусу «Увеселительные прогулки и развлечения Джоррокса»[79]. Годится также хороший стишок — что-нибудь с четким размером, пробуждающее сентиментальность. Он часто просит Клайва почитать «Ганга Дин»[80] или «Атаку легкой кавалерии»[81], пока занимается чем-то педагогическим в своих штанах.