Михаил Харитонов - Путь Базилио

• Название: Путь Базилио
• Автор: Михаил Харитонов
• Жанр: Научная Фантастика

Первый том романа. Соответствует 1–7 главам сказки Толстого. Черновой вариант, начат 9 мая 2013 года, закончен 14 января 2016 года. Правдиво, жизненно, покровосрывно и крышесносно.

---

И, конечно, не спят мёртвые — ибо мёртвые никогда не спят: это привилегия живых.

Но к чему тебе, мой храбрый, мой верный читатель, эта жалкая привилегия? Ужель подушка с одеяльцем утолят твою духовную жажду? Особенно сейчас, когда я развернул пред тобой горизонты, дал перспективу, бросил под ноги полные надежд людских дороги? На которых нас ждут не дождутся ужасные опасности и страшные приключения?

О, я покажу тебе, читатель, такое! Да и не такого тоже наворочу! За мной!

Глава 61, в которой случается столь же ожидаемое, сколь и неизбежное

20 ноября 312 года о. Х. Ночь — утро Директория. Институт Трансгенных Исследований

ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ

— Я хочу вас нанять, — сказала Эсмеральдина Сигизмундовна, глядя прямо в глаза Альберту Пентхаусу. — У меня есть деньги.

Альберт расхохотался так, что подавился розовым шампанским «Гранд Крю Десерт» 230-го года.

— Глупая курица! — сказал Пентхаус, утирая безупречную пасть чёрным лакированным копытом. — Ты хоть понимаешь, кто я?

— Вы — мерзавец, циник, бессердечный негодяй, — Эсмеральдина Сигизмундовна щёлкнула клювиком. — Именно такой мне и нужен.

Руслания Тухес-Лобио. Пятьдесят шагов по облаку. — Серия «Судрогалица Страсти»[106]. — Центрполиграф, ООО «Хемуль», 312 г. о. Х. — С. 20.

По карнизу осторожно постукивал дождь — как бы напоминая, что он всё ещё здесь.

За окном, изрытым оспинами капель, можно было разглядеть размытый контур оливы, освещённой фонарём, скрытым в листве. Свет фонаря не преодолевал тьму, а сам растворялся в ней, не донося живых оттенков — оттого и зелень листвы казалась не живой, не зелёной, а пепельной-серой, цвета изнанки бытия.

Базилио от нечего делать смотрел в тарелку, в которой стыли мозги с горошком. Он их уже где-то их видал и где-то едал, эти мозги. Но всё остальное, что предлагал местный буфет — салат с лабораторной мышатиной, засохшая пицца, бутерброды с икрой неизвестно чьей и т. п. — вызывало ещё меньше энтузиазма и аппетита. Алкоголя не было никакого, если не считать прокисшего компота, в котором можно было найти градус… Тут и едой-то не очень пахло. Пахло мокрой шерстью, подгоревшим поролоном и озоном: в микроволнах кот разглядел, что в подсобке искрит неисправный тесла-приёмник.

За соседним столиком восседал утконос в вязаной жилетке, ел хачапури по-хемульски и надменно речекрякал, поучая понурого зебу в белом лабораторном халате:

— И никогда, слышите, милсударь — никогда! Никогда больше не говорите «прошит генами медведя»! Так выражаются существа, далёкие от науки, то бишь всякие образованцы, журнализды и прочие гуманитарии, — последнее слово он произнёс так, будто у него свело клюв от омерзения. — Правильно говорить — «прошивка медведем», «прошивка бамбуком», «прошивка злопипундрием». Усвоили?

Зебу покорно кивнул, опустив мохнатый горб. Было видно, что он устал, ему сонно, томно. Кот подумал, что зебу наверное, лаборант, и только что закончил какой-то сложный опыт, техническая часть которого лежала лично на нём. В отличие от утконоса, который выглядел бодро, выспавшеся, и горел желанием пообщаться — то есть самовыразиться и посамолюбоваться.

Кот решил влезть: ему нужен был хоть какой-то контакт. Пока что он не завязывался — немногочисленные посетители сидели тихо и желанием общаться не горели.

— Простите, что перебиваю, — сказал он, подпустив в голос почтительной робости, — а почему так говорить неправильно?

Утконос развернулся, окинул кота взглядом оценивающим, но не подозрительным.

— Ничего-ничего, — бросил он. — Вы со смены, я полагаю?

Базилио утвердительно муркнул. Он не очень понимал, о какой смене идёт речь, но сейчас он работал на приём.

— А вы любознательны, — констатировал утконос. — Это хорошо, это хорошо… Ну слушайте, только не перебивайте. Прошивка — это, собственно, работа секвенсора по синтезу векторов. Вектора, разумеется, могут нести нуклеотидные цепочки. Исторически с этого и начинали. Но вообще-то основная часть векторного выхода служит вовсе не для внедрения новых генов. Девяноста процентов работы оператора — это метилирование де-эн-ка, которое регулирует экспрессию генов основы. Доступно?

Баз снова кивнул. Про себя отметив, что зебу благополучно отключился и спит на столе, положив мохнатую голову между миской, наполненной сечкой, и блюдечком с солью — сероватой, минерализированной.

— Это ещё дохомокостные учёные выяснили, — продолжал утконос лекторским тоном, — даже при работе с дикими основами метилирование позволяет радикально менять фенотип без привнесения новых генов. Можно даже полностью имитировать то или иное животное, не привнося его генов как таковых. Или, скажем, отрастить дополнителные конечности — классическая задача на метилирование…

Кот вспомнил хасины крылышки и вздохнул тихонечко.

— Для всех без исключения выведенных и условно-диких существ с IIQ больше тридцати коэффициент метилирования никогда не опускается ниже пятидесяти процентов! — заявил утконос, повысив голос.

— Фока Евстафьевич, у меня вопросец, — вмешался сидящий поблизости опоссум в панамке, хлебавший куриную лапшу. — Вот вы всё упираете на метилирование. А как вы будете работать без настройки ДНК-триггеров, например? Или активации митохондрий? Или вот завивка хромосом…

— Какая чушь! — вспылил утконос. — Я говорил о принципах! Метилирование относится к базовым технологиям. К базовым! А всё, что вы тут перечисляли — это спецприёмы. Разницу осознаёте?

— Ни малейшей разницы не вижу, — нахально заявил опоссум, придвигая стул поближе. — Совершенно надуманное различие. Всё это просто разные приёмы химеризации.

— Опять вы за своё! — дёрнулся утконос, и до кота, наконец, дошло, что почтенный утконос с опоссумом — давние знакомые и столь же давние оппоненты. — Химерой можно считать только организм из генетически разнородных клеток! Манипуляции с генетической цепочкой не делают его химерой! Вы просто неграмотны, Демьян Демьянович!

— А вы к нам суровы, Ф-фока Евстаф-фьевич! — опоссум, произнося имя оппонента, дважды фыркнул. — Вот только забыли одно маленькое обстоятельство. В большинстве случаев разные ткани метилируются по-разному. А это значит, что цепочки разные, и мы имеем дело с химерой. Как правило — секториальной или периклинальной, — добавил он специальным обидным тоном.

— Цепочки изначально тождественны! — завёлся утконос. — Метилирование не делает организм химерой! По определению!

— Ах по определе-е-ению! — гуняво протянул опоссум. — Ну тады ой! Кто мы такие, чтобы против определе-е-ений! А всё-таки: ежели вы в разных тканях отключаете гены в разной последовательности, то де факто получаете разные цепочки! И как же это вы опишите генетическую карту такого организма?

— На макроязыке секвенсора — без проблем, — заявил утконос, нервно подрагивая клювом.

— Ага! — торжествующе распушился опоссум. — То есть вы рассуждаете как технарь-оператор! А не как учёный! Вам звание не жмёт?

— Извольте отвечать за свои слова! — утконос вытянул шею. — Вы, не имея за душой ни одного серьёзного результата, смеете мне тут…

— Фок» Евстафы-ыч! — позвали от входа. — Велено передать! Педрыщенко приехал, образцы привёз!

— Бегу! — закричал утконос. — Я вам этого не забуду, Демьян Демьяныч, — пообещал он опоссуму, вставая и вытряхивая из кармана жилетки какую-то мелочь.

— Да пожалуйста, сколько угодно, — презрительно заявил опоссум, за которым осталось последнее слово.

Спящий зебу пошевелил ушами и снова отрубился. Опоссум посмотрел на него, но будить не стал, а зачавкал лапшой.

Зебу тем временем приоткрыл один глаз и уставился на кота. Глаз был мутный, нечистый, с кровянкой.

— Пардоньте, уважаемый, — выговорил он с трудом, но чисто, — вы это… того?

— Того, — сказал кот. — И сего. Я со смены. Тут недавно.

— А-а, — понял зебу. — Со смены, значит… Чайком белым угостишь? Я завтра… послезавтра, — поправился он, — отдам. Душа просит. Я сегодня это… совсем того.

Кот сопоставил. «Чаёк» и «душа» как-то не вязались, как и тема угощения. Правда, словцо «белый» вносило некоторую ясность.

— А почём здесь? — наконец, задал он вопрос, который обычно прояснял ситуацию.

— Сорок поллитра, — вздохнул зебу. — На медицинском делают. Ну так чего? Угостишь?

Кот решил, что усталый и поддатый лаборант с пониженной бдительностью может рассказать что-нибудь ценное.

— Давай, что-ли, — кот достал соверен. — Пиво тут есть?

— Пиво тут рядом, в палатке, — обнадёжил зебу, глядя на соверен осмысленно и алчно. — Пять сольдо кружка. Пронесу.

— Тёмное? — уточнил кот.